Чтение 34–й страницы книги ~Плата по старым долгам~

передай Григорию Михайловичу и сам прими к сведению, что номер в подъезде
со мной не пройдет. А в лифте уже не прошел, что могут подтвердить Петух и
Банан. И еще: своих шпиков-мордоворотов замените на более респектабельных,
все-таки интуристовская гостиница, не базарный шалман... - После чего
положил трубку.

Пользуясь терминологией Мирославы, можно было сказать, что удар по
мозгам нанесен. Оставалось ждать результата. В том, что бывший начальник
уголовного розыска является не последней фигурой в команде Закалюка и
Матвеева уже не приходилось сомневаться, так же как в том, что этот
разговор будет доведен Романом для сведения и соответствующего
реагирования своим шефам. Теперь все зависело от того, кто в этой команде
принимает ответственные решения. Если Кошарный может поступать по своему
усмотрению, не считаясь с мнением сообщников, надо быть готовым к самому
худшему. Однако поступить по-другому Олег не мог - тактика выжидания
исчерпала себя и надо было заставить противника раскрыться. Ни Роману, ни
тем более Кошарному в голову не придет, что Олег Савицкий действует на
свой страх и риск.

До прихода Закалюка успел связаться с Шумским, сообщил о предложении
Матвеева, согласовал позиции по филиалу, условия участия компании в
акционировании. Шумский был несказанно рад уплате тридцатимиллионного
долга, высказал соображения по филиалу, вопросам акционирования...

Леонид пришел без четверти семь. Вел себя как ни в чем не бывало. Но
если для Закалюка роль невозмутимого, стоящего над событиями человека была
привычной, то Олегу понадобилось немалое усилие, чтобы не уступать ему.
Многое зависело от того, известно ли Леониду о его визите к Сероштану,
нелицеприятном объяснении с Романом, непростом разговоре с Мирославой. Но
определить это сразу Олегу не удалось - генеральный директор был озабочен
только судьбой Дулибского филиала.

Начал с того, что ему, дескать, неприятен инцидент в конференц-зале,
в чем повинны "оборонцы" - во главе с Шестопалом. Он не поддерживал
вице-президента компании только из тактических соображений, и Олег должен
понять его - руководителя многотысячного коллектива неоднозначно мыслящих
людей, чьи судьбы накрепко связаны с объединением, а головы забиты
заклинаниями демагогов всех мастей. Олег сказал, что понимает его и
сожалеет о своей несдержанности. Сожаление было не совсем искренним, о
своей горячности Олег не очень жалел. Но Леонид был удовлетворен и не
удержался от сентенции, суть которой сводилась к тому, что настоящая
победа это та, при которой выигрывают обе стороны. Олег согласился с ним.
Но когда Закалюк заговорил о выходе филиала из состава объединения, не
стал хитрить, сказал, что ему известны условия передачи филиала в фонд
коммунального имущества и напомнил о числящихся за филиалом неустойках.
Леонид был неприятно удивлен его осведомленностью, но быстро
сориентировался и предложил засчитать причитающийся компании долг при
акционировании объединения. Олег не стал спорить, дал понять, что такой
компромисс возможен, если компанию устроят условия ее участия в
акционировании, притом, что оба эти вопроса должны решаться одновременно.
Леонид сделал вид, что обиделся: "Я даю слово. Ты что не веришь мне?" Но
Олег стоял на своем, и Закалюку пришлось согласиться.

Как бы оправдывая свои маневры, Леонид посетовал на то, что вокруг
филиала во всех инстанциях идет кулуарная возня, в которой участвуют люди,
необремененные высокой нравственностью.

Это было сказано таким осуждающим тоном, что Олег не выдержал:

- Я убедился в этом, когда мне предложили взятку в тридцать тысяч
долларов.

- За что? - почти естественно удивился Закалюк.

- За содействие в приватизации некого госпредприятия. После того как
филиал будет передан коммунальному фонду, его приватизируют, не так ли?

- Возможно.

- Вот я и подумал, что речь идет о Дулибском филиале.

- Надеюсь, не заподозрил, что идея взятки принадлежит мне?

Если бы он не задал этот вопрос, у Олега возможно еще оставались
какие-то сомнения, но сейчас все было ясно. Обострять отношения он не
хотел, но и оставлять без внимания такой выпад не собирался.

- Разумеется, нет. Ты предложил бы больше.

Закалюк обиженно поджал губы, но затем рассмеялся.

- А ты стал колючим, Савицкий! Это не упрек - констатация факта.
Понимаю: жизнь пошла такая, что только успевай отбрыкиваться, иначе
сомнут, а то и затопчут. И ты стал, как все. А жаль. Ты был, пожалуй,
единственным романтиком из всех моих знакомых. Думал, таким и останешься.
Увы!

Олег подумал, что в какой-то мере Леонид прав, но промолчал.

Об условиях компании в акционировании спорили недолго: с учетом
дополнительных инвестиций компания получала тридцать семь процентов акций.

Олег был доволен - Шумский позволил ему отступать до тридцати пяти.

- Но ты должен поддержать меня перед Мельником, - неожиданно попросил
Леонид. - Окончательно вопрос акционирования будет решать министерство, но
мнение главы областной администрации при этом учитывается не в последнюю
очередь. Мельник понаслышан о тебе, и ваша беседа в непринужденной
обстановке будет нам полезна.

Олег отметил доверительное - нам, но тут же подумал, что Леонид по
какой-то причине умалчивает о своих тесных отношениях с сосновским
губернатором, стало быть, не раскрывает своих карт.

Характеризуя Мельника, Леонид был осторожен. Сказал, что тот человек
неглупый, образованный - кандидат технических наук, владеет двумя
иностранными языками, в свое время был представителем "Союзтрансавто" в
Австрии, потом заведовал одной из кафедр Политехнического института.
Однако в производственных вопросах разбирается слабо, не очень силен в
экономике.

- Этим пользуются подхалимы из его окружения, нередко склоняя
губернатора к выгодным для них решениям. А Мельник упрям: если что-то
решил, переубедить его нелегко.

Олег полюбопытствовал, что подразумевается под непринужденной
обстановкой, в которой будет протекать беседа с губернатором.

- Презентация фонда региональной культуры в клубе объединения.
Сопредседатель фонда Полина Петровна лично приглашает тебя.

Он вручил Олегу красочно оформленный пригласительный билет. Но Олег
усомнился, что инициатива приглашения исходит от Полины. На презентации,
надо полагать, будет немало общих знакомых, для которых ее былые отношения
со своим кузеном не являются секретом, и вряд ли респектабельной даме,
каковой нынче стала Полина Петровна, нужна такая демонстрация. К тому же,
во вчерашнем разговоре по телефону, она недвусмысленно дала понять, что
они увидятся только в субботу. Значит не ей это нужно. А вот Леониду после
инцидента в конференц-зале, в финале которого он выглядел не лучшим
образом, очевидно важно появиться на людях с вице-президентом компании и
тем самым дать всем понять, что конфликт улажен без ущерба для авторитета
генерального директора. Доброе имя своей супруги он при этом в расчет не
принимает. Но не Олегу упрекать его в этом...

- После официальной части намечается банкет, в ходе которого мы
выдернем Мельника в отдельный апартамент, где за рюмкой водки решим все
вопросы. До двадцати ноль-ноль он будет занят, поэтому начало презентации
отложено на половину девятого и у нас еще есть время.

Казалось бы, никакого подвоха в этом не было, но что-то насторожило
Олега. Следовало посоветоваться с Винницким, однако такой возможности не
было. Смущало и несоответствие своего костюма такому событию - он приехал
в слишком легкомысленной для официального приема замшевой куртке. Но
Леонид брался устранить это препятствие.

- Заедем ко мне домой, дам тебе подобающий такому случаю пиджак.
Рубашка, брюки, туфли твои в порядке. Галстук слишком пестрый, найдем
поскромнее. Переоденешься, прихватим дам и еще успеем до начала выпить по
бокалу шампанского.

- Каких дам?

Леонид недоуменно посмотрел на него.

- Полину и Славу. Ты ведь познакомился со Славой. И как я понял,
нашел с ней обоюдоинтересную тему.

Олег почувствовал, как кровь хлынула в голову.

- Мы исчерпали тему, представляющую взаимный интерес, - сквозь зубы
процедил он. - Но с тобой я готов продолжить разговор на ту же тему.

- По-моему, ты уже чокнулся на этом, - недовольно поморщился Леонид.
- Сколько лет прошло... Не знаю как у тебя, а у меня за эти годы было
предостаточно драм и если бы с каждой я носился, как с писаной торбой,
давно бы отдал концы. Слава уже сняла с меня довольно крупную стружку и
возможно она права: я не рассказывал ей всего, щадя ее память об отце. Но
оправдываться не стал - повинился. Она умная девочка и все поняла. А ее
правдоискательство не более как дань моде. Трагедия нашего с тобой
поколения в том, что мы - дети эпохи развитого социализма и уже за это от
нас требуют покаяния. Но посмотри, кто требует. Те, кто до восемьдесят
пятого фрондерствовали с оглядкой на постового милиционера, кто сотрясал
устои в кухонных словопрениях, держал фигу в кармане, читал под одеялом
самиздатовских борзописцев. И в то же время эти ниспровергатели с
аппетитом жрали копеечный социалистический хлеб, упивались дешевой
социалистической бормотухой, требовали и получали бесплатные квартиры,
санаторные путевки, вставные зубы. И плюнь тому в глаза, кто скажет, что
не пользовался соцблагами: не халтурил, не левачил, не бюллетенил после
пьянок, не тащил с завода, с колхозного поля все, что плохо там лежало. А
взамен от них, да и от нас с тобой, требовалась не работа в поте лица