моих друзей в России о крове и документах заранее, а не столь
скоропалительно, как вы...
заметил Вахт, - а Воронцов по его документам отправился в Совдепию!
эстонской границы неизвестным, который, отстреливаясь, убил двух
пограничников, эстонца и русского, - это было за неделю перед его отъездом
из Москвы.
бы с радостью сказал "товарищам", не будь они мне так ненавистны. Жаль
только, что судить Воронцова станут как врага трудового народа, - он
хмыкнул, - то есть как нас. Его надо просто стрелять. Он им, правда, в
Совдепии кровь пустит - пожжет и побьет всласть...
Исаев начал крутить по городу. Хвост он определил довольно быстро: его
"вели" два мальчика, видимо студенты. Вели они его неумело, упиваясь своей
работой, и поэтому он их довольно скоро замотал.
раздался телефонный звонок. Незнакомый мужской голос попросил русского
"содиректора".
возвращения на родину, если, конечно, у вас есть на это время и желание.
отвечать на подобные вопросы. Извольте обратиться в консульский отдел
посольства в часы, обозначенные для приема...
телефонные разговоры смешанной комиссии, был паролем и отзывом для
Шорохова и Всеволода Владимирова.
ему человеку коротенькое сообщение для шифровки: "Есть предположение, что
человек, перешедший границу во время перестрелки, был Воронцов Виктор
Витальевич. На этой версии настаивает 974-й".
__________________________________________________________________________
поздно. Неделю тому назад его навестил Клаус Дольман-Гротте. Был он
человеком странным со студенческих лет: он, например, категорически
отвергал лестные предложения начать работать в министерстве иностранных
дел или пойти на службу в генеральный штаб. Приглашали его туда настойчиво
и не только из-за протекции: к двадцати трем годам он знал семь языков -
финский, шведский, эстонский, венгерский, польский, латышский и русский.
Этими языками он владел в совершенстве, но собой отнюдь не был
удовлетворен: он считал необходимым изучить еще румынский, английский и
датский.
низкооплачиваемым чиновником отдела рекламы в концерне "И.-Г.
Фарбениндустри". Был он по-прежнему тих, незаметен, сторонился пирушек и
мужских компаний, краснел, когда при нем рассказывали анекдоты и смачные
буршеские истории, не пил, не курил и жил в одиночестве - затворником.
Потом он уехал в Варшаву. Там он несколько раз встречался с Нолмаром,
который работал в посольстве и к своему студенческому приятелю относился
снисходительно, как и подобает относиться дипломату к мелкому торговому
агенту.
это ощущаю особенно остро, когда просыпаюсь.
находил у нас на чердаке куклы матушки... Это были смешные куклы в
кружевных панталонах и чепчиках. А теперь я перерыл весь чердак и кукол не
нашел. Время стареет вместе с нами. И победить его может только
могущество...
Память - тоже словом могущество...
Берлине? Помнишь. И дети твои будут помнить.
для Нолмара - в Ревеле. Он пришел к послу, но секретарь остановил его:
дружески обнял, забросал вопросами, никак не подчеркивая своего
теперешнего превосходства, и пригласил: "Если, конечно, ты не до конца
замучен своими хитрыми делами, поужинаем вместе в "Савое".
обычно останавливались министры или члены семей коронованных особ, когда
они приезжали с неофициальными визитами. Стол был накрыт на три персоны.
которая научилась не мешать мужчинам? - спросил Дольман-Гротте.
красавицу, вошедшую в гостиную, в низко декольтированном бальном платье.
разговаривать с этой сумасшедше красивой, видимо, очень холеной бабой, а
этот тихоня говорил, словно резал железо: сухо, деловито и так, что
возразить ему было нельзя. И вот это проклятое "возразить ему нельзя"
вошло в Нолмара, и он понял, что это случилось, и теперь он уже не сможет
ни возражать Дольману-Гротте, ни шутить с ним, и он устало сказал себе: "Я
проиграл, и мне теперь надо верно себя вести, чтобы он хоть не сразу
понял, как жестоко я проиграл".
принципа.
Дольмана-Гротте.
секретаря, фройляйн Барбару, но я отдал ей моего шофера на время этой
поездки... Мне бесконечно совестно перед тобой, что я не пью, но ты всегда
умел пить здорово и вкусно, а за меня будет пить наша очаровательная
Барбара...
переговорах, - он легко улыбнулся женщине, - и, боюсь, информирует о них
мою невесту, фройляйн Ильзе Крупп, - я стану говорить при ней о нашем
предложении, Отто. Нет смысла возвращаться к мимолетному обмену мнениями о
смысле могущества. Я был, верно, не прав тогда. Это все было от страха
перед смертью и стремительностью старения. Дело, которое пожирает тебя, -
вот единственное спасение от химер и страхов. Государственная политика -
дело ли это? И да и нет. Она вне логики. Она абстрактна и в то же время
субъективна. Я беру быка за рога, Отто. Мы ищем свои глаза и уши повсюду.
Особенно в малых странах, пограничных с Россией, - а в России Германия
заинтересована: не только в близком, но и в далеком будущем. О России
разговор особый, Отто. Мы заинтересованы в русской инженерии - они
бесконечно талантливые теоретики, их инженерная мысль свободней и
дерзновенней нашей. Они не умеют работать и никогда не научатся этому в
силу своей лености, но именно потому, что они ленивы, - их фантазии,
особенно, повторяю, теоретически-инженерные, нас очень интересуют.
Говорят, что и в Ревеле и в Риге много бедствующих русских... Несчастная
нация...
взял наугад несколько объявлений из "Последних известий".
трех языках за любую плату". Или: "За небольшое вознаграждение
приват-доцент С.-Петербургского университета дает уроки по математике и
физике". И обратный адрес, видишь? "Обращайтесь в газету с запросами на
мое имя". Я прошу тебя, Отто, помочь Германии. Естественно, все твои
возможные затраты на встречи, корреспонденцию, приемы и прочую
надоедливую, но необходимую бюрократическую муру будут компенсированы. Мы
предлагаем к твоим тремстам долларам еще пятьсот наших. Если ты согласен,
мы сейчас же подпишем договор на твое сотрудничество и "И. Г." в качестве
консультанта по России и прибалтийским областям.