После первого дня допросов Берг понял: с этой девицей ни о чем не
договориться, если следовать обычным канонам вопросов и ответов. Она будет
врать, а если ее уличить - замолчит. Берг решил идти другим путем -
пробный шар он подпустил при ее аресте. Когда отчитывают в присутствии
арестованного того, кто его брал и бил, - это неплохой аванс для
дальнейшей работы. Берг решил поиграть с русской: он решил завербоваться к
ней, а уж потом через нее выйти на остальных участников группы,
заброшенной в тыл. Решив партию так, он вызвал Аню на допрос ночью, когда
все остальные сотрудники военной разведки разошлись по квартирам и во всем
здании осталось только пять человек: четыре охранника и полковник.
Берг усадил Аню в кресло, включил плитку и поставил чайник. Потом он
сел напротив нее - близко, так, что их колени соприкасались, и начал
улыбчиво и грустно рассматривать девушку. Весь день он вел допрос через
переводчика, никак не выдав свое знание русского языка. Это был тоже ход.
Берг рассчитывал на этот ход. Он тихо сказал:
- Вот такие пироги, золото мое...
Сказал он это с таким милым волжским оканьем, что Аня отпрянула к
спинке кресла.
"Яростной убежденности большевиков глупо противопоставлять гестаповский
фанатизм. Коса найдет на камень, - думал Берг, рассчитывая все ходы
будущей операции после первых восьми часов допроса. - Надо искать иные
пути. Косе надо подставлять траву. Но она, эта подставляемая трава, должна
оказаться такой густой, что коса в ней сначала затупится, а потом
запутается. И направить косу нельзя - точильного камня поблизости нет".
- Только тихонько говори, - перешел на шепот Берг, - здесь даже стены
имеют уши.
Он отошел к шкафу, открыл дверцы, выдвинул большой американский
автоматический проигрыватель "Колумбия", поставил несколько пластинок и
включил музыку. Он слушал
анго, закрыв глаза и покачивая в такт головой.
- Слушай, - сказал он, медленно подняв тяжелые веки, - слушай меня
внимательно. Я не хочу знать ни твоего настоящего имени, ни кто ты, ни с
кем связана. Я постараюсь тебе помочь, но не ценой предательства, а иной
ценой. Не понимаешь?
Все это было так неожиданно, что Аня, покачав головой, также шепотом
ответила:
- Не понимаю.
- Я хочу, чтобы ты мне ответила только на один вопрос, - сказал Берг
очень медленно, - ты считаешь, что все немцы с Гитлером или нет?
- Нет, - ответила Аня, - не все.
- Как ты думаешь, может под погонами полковника скрываться человек, не
симпатизирующий фашизму?
- Такие люди сдаются в плен. '
- Верно. В плен могут сдаться люди, которые находятся на переднем крае.
А что делать человеку - я не о себе говорю, не думай, у нас ведь идет
отвлеченный разговор, - так вот, что делать человеку, который не имеет
возможности сдаться в плен?
- Гитлера застрелить - вот что.
- Ну, хорошо... Я этого твоего ответа вообще не слышал. Я повторяю свой
вопрос: как такому человеку доказать свою антипатию фашизму?
- Чего вы от меня хотите? - спросила Аня.
- Ничего, - сказал Берг. - Сейчас будем пить чай - всего лишь. Ты
любишь как - покрепче или слабенький?
- Покрепче.
- Зря. От крепкого чая портится цвет лица.
- У меня уж и так испортился цвет лица, - сказала Аня и пощупала синяк
под глазом.
- Пойми его. У этого офицера на фронте погиб брат, молоденький мальчик.
- Про молоденького он не говорил. Он сказал - просто брат.
"Барышня знает немецкий", - отметил для себя Берг, но вида не подал.
- Ну, все равно брат. Родной ведь человек.
- Не мы все это начали.
- Тоже верно. Я не оправдываю его, просто я пытался тебе объяснить,
почему он был несдержан.
- Может, вы скажете, что у вас не пытают?
- У нас - нет. У нас расстреливают. Пытают в гестапо, а я - не гестапо,
я армейская разведка. Абвер. Вернее, бывший абвер. Слыхала?
- Нет. Не слыхала.
- Ну, это не важно, - улыбнулся Берг и посмотрел в глаза девушке, - я
не ловлю тебя, не думай.
- А я и не думаю.
- Сколько тебе сахару класть?
- Чем больше - тем лучше.
- Четыре. Достаточно?
- Можно и пять.
- Ну, пожалуйста. Давай положим пять. Сам я пью вприкуску.
- Откуда вы так хорошо знаете русский?
- Я не могу тебе ответить.
- Почему?
- Потому, что это - моя тайна, а если ее узнаешь ты, это перестанет
быть тайной. Вас виссен цвай, виссен
дас швайн.
Аня промолчала.
- Поняла? - спросил Берг.
- Нет, не пояяла.
- А что же не спрашиваешь?
- Сами скажете, если надо.
- Верно. Это значит: что знают двое, то знает и свинья.
- Горячий чай-то... Не притронешься.
- А ты не торопись. У нас есть время.
- Сейчас сколько?
- Двенадцать.
- Вы меня долго продержите?
- Сколько захочешь. Я приказал дать тебе одеяло в камеру.
- Мне дали. Спасибо.
- Господи, не за что...
- Так я не пойму - чего вы от меня хотите?
- Ровным счетом ничего, - мягко улыбнулся Берг. - Я хочу
пофантазировать. Представь себе: русской разведчице - не тебе, не тебе, а
какой-то другой, тебе незнакомой - дают возможность бежать. Так? И даже
помогают ей перейти линию фронта. Или наладить радиосвязь отсюда. Только с
одним условием: чтобы она сказала в разведотделе или в генштабе, что, мол,
в одной из германских армейских группировок, одной из самых сильных,
скажем, группировок, есть человек, который хотел бы войти в контакт с
русской разведкой. Как ты думаешь, пойдут на это большевики?
- Откуда я знаю...
- Ты не знаешь, понятное дело... Я ведь не о тебе говорю, я просто
фантазирую. Позволь и себе пофантазировать. Как ты думаешь, пойдут на
контакты с таким человеком или нет?
- Из немецких тюрем побег невозможен.
- Конечно, невозможен, если ты попала в гестапо. Но ты попала в руки
армейской секретной службы. Из гестапо никто не убегает. Оттуда устраивают
побеги для перевербованных агентов - только лишь. Вот недавно такой побег
гестапо устроило одному перевербованному агенту прямо с краковского рынка.
Берг мельком глянул на девушку: он хотел видеть ее реакцию. Если она
связана с тем бежавшим от гестапо русским, она не может не прореагировать.
Но лицо ее осталось спокойным, никак не напряглось, и руки тоже спокойно
лежали на коленях.
"Значит, она не связана с тем человеком, - решил Берг, - видимо, это
другая группа. Через нее я все выясню о Мухе. По его описаниям, это,
конечно, она".
(Конечно, если б Вихрь сказал Ане про свой арест, она бы дрогнула.
Когда человек арестован, он перестает бояться за себя - он боится за
друзей. Но Вихрь ничего никому не сказал, потому что отдавал себе отчет:
скажи он, и все его подчиненные шарахнутся от него как от возможного
агента гестапо - просто так из гестапо не уйдешь. Он решил открыться
потом, когда задание будет выполнено.
Так сложное взаимосплетение случайностей спасло Аню - а этих
взаимосплетений случайностей окажется в ближайшие дни столько и значение
их будет так велико, что существенным образом перекорежит судьбы многих
людей, в той или иной степени связанных с операцией "Вихрь".)
- А где гарантия, что русская разведчица не получит пулю в спину? -
спросила Аня.
- Ну, это уже смешно, - ответил Берг, прихлебывая чай. - Первая
гарантия - возможность пустить ей пулю в лоб, а не в спину. Как русскому
шпиону - здесь, в тюрьме, даже без суда.
- Что, многие у вас поняли - крышка? Да?
- Я же не задаю тебе прямых вопросов, золото мое. Я же с тобой
фантазирую, а ты требуешь ответов, которые могут стоить мне головы.
- Ладно, - сказала Аня, допив чай. - Я согласна попробовать.
Берг тоже допил чай, аккуратно поставил чашку на тоненькое блюдечко
саксонского фарфора и сказал:
- А где гарантия, что я не буду тобой продан, если побег по каким-либо
причинам не состоится?
- Вы не будете от меня ничего требовать - здесь, заранее?
- Буду.
- Чего же именно?
- Твоего согласия поехать в наш радиоцентр и передать своим, в штаб,
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Лукин Евгений
Роллинс Джеймс
Глуховский Дмитрий
Никитин Юрий