лидеров демохристианской оппозиции, при этом еще ставленник Роумэна,
человека московских посланников Брехта и Эйслера, будет ждать решения
своей судьбы; без Даллеса в данном случае нет смысла предпринимать никаких
шагов, хотя, видимо, если со Штирлицем не удастся договориться добром о
чистосердечном признании на открытом процессе о шпионаже в пользу Москвы,
- сценарий вчерне готов - он будет нейтрализован там же, в Аргентине;
жаль, Гелен уважал профессионалов.
ШТИРЛИЦ, КЛАУДИА (Барилоче, сорок седьмой)
__________________________________________________________________________
дохода.
Вальтер, вернувшийся из госпиталя, принял Штирлица в дело, потребовав себе
двадцать процентов доходов, хотя по всем законам не мог претендовать более
чем на десять; Штирлиц не спорил, он жил как спортсмен перед решающим
сражением, понимая, что ему отпущены не дни, а часы; он теперь знал, что
надо сделать, однако откладывал коронное дело, пока не получил то, без
чего не мог его начать.
вместо одной страны две? - должна дать самую большую прибыль: Краймер
прислал телеграмму, что прибывает специализированная группа - не только
американцы, но канадцы, два сумасшедших француза и испанцы, все очень
состоятельны, не страшатся расходов э к с т р а, предложите им с у п е р,
оплатят все до единого цента.
позвонили Штирлицу: "Тот, кого вы ждете, на месте"; портье был свояком
Эронимо с подъемника, просьба "дона Максимо" стала для их семьи законом,
за добро платят добром.
права звать ее сюда, в который раз уже сказал он себе, я не имею права
рисковать ею; я - это я, расходы на собственную жизнь плачу сам, это в
порядке вещей, вправе ли я рисковать чужой жизнью?
вспоминал слова Клаудии, когда они прощались в Бургосе. - Ты не знаешь
женщин, хотя очень добр, а ведь только добрые мужчины могут понять нас.
Даже малое время, которое ты позволишь мне быть подле, станет для меня
счастьем; оно, это счастье, продлит мне самое меня; женщина не существует
вне любви, которую она может отдать мужчине. Сейчас в мире очень мало
мужчин; что-то случилось с сильным полом; жеребцов много, но разве о них
можно говорить как о мыслящих, чувствующих, добрых, так быстро стареющих
мужчинах?! За любовь надо уметь платить; жизнь - самая дешевая плата;
одиночество - страшней и дороже".
только тогда отправился в "Анды"; около двери Клаудии остановился, стоял
долго, словно бы борясь с собою, потом положил ладонь на дверь и тихонько
постучал.
откуда в ней это?!
счастье - видеть тебя!
смерти, цианистый калий; зачем она покупает эти духи?
ушей, подбородка:
какой-то лесник! Что с тобою сделалось? Кто тебя тут лечил?
Квыбырахи... А может, Канксерихи, я путаю имя колдуньи с именем ее мужа,
зеленая...
разбудить ее, достал из пачки сигарету, закурил, тяжело затянулся и
подумал: ну, и как же сказать ей, что я позвал ее для того, чтобы она мне
помогла? А почему тебе совестно сказать об этом? Любовь - это милосердная
помощь; "милые бранятся - только тешатся" - плохая пословица, в ней что-то
снисходительно-барское или, того хуже, хамское, злое. Ты должен сказать ей
правду, потому что она сразу же поймет фальшь; нет ничего страшнее фальши
в человеческих отношениях. Что ждет тех, кто лежит, прижавшись друг к
другу, и дыхание их едино, и тепло общее, и темнота кажется лунным светом,
в котором мечутся зеленые звезды, и звучит горькая музыка неизбежного
расставания? Все рано или поздно расстаются, только любящим этот срок
отпущен на мгновение; тем, кто не знает одержимой увлеченности делом или
высокой любви, время представляется иным - ползущим, медленным... Только
после п е р е в а л а, когда минуло пятьдесят, все начинают ощущать
фатальную стремительность времени; "остановись, мгновенье, ты прекрасно" -
плач человеческий, высказанная мечта, отмеченная изначальным тавром
неосуществимости... А ведь все равно мечтают, несмотря на то, что "мысль
изреченная есть ложь"...
зеленоглазую женщину, думал он, какое ужасное слово -
и н с т р у к т и р о в а т ь, особенно в приложении к той, которая любит;
но иначе я не могу, возразил он, нельзя же врать самому себе; мы и так
достаточно много заключаем компромиссов с собою, ищем оправдания тому,
чему, видимо, оправдания нет; жизнь - крутая штука, но однозначность ей
так же противопоказана, как и аморфное безразличие; множественность угодна
математике, из тысяч вероятии надо выбрать одно, единственно верное, да и
верно ли оно на самом деле? Ньютон казался всем истиной в последней
инстанции, но прошло два века - и Эйнштейн опроверг его концепцию,
приложив ее к Галактике, а не к одной лишь маленькой и бренной Земле;
воистину, все вещи в труде, а разве мысль не есть некое подобие вещи,
только в идеальном, то есть самом высоком, смысле?
уехать в Байрес, найти сенатора Оссорио, поговорить с ним так, как я научу
ее, спросить о том, про что я ей скажу, и только после этого возвратиться
ко мне, и в зависимости от того, с чем она вернется, решится наше будущее:
можно ей будет остаться здесь или, наоборот, необходимо отправить ее
отсюда с первым же самолетом...
произнес их вслух...
Все будет так, как хочешь ты...
ощущаю нежность к женщине, так было с прекрасной и доброй Дагмар Фрайтаг,
так случилось и сейчас; я собран, лишь когда один; видимо, тогда меня
держит ожидание возвращения домой, а рядом с любящей женщиной я испытываю
некий паллиатив счастья. А если это не паллиатив, спросил он себя, если
это и есть то счастье, мимо которого ты проходишь? В этом году, если бог
даст дожить, мне исполнится сорок семь, жизнь прошла, все кончено, чудес
не бывает, остановить мгновение нельзя, я остаюсь наедине с памятью, и
если писатель может сделать из своей памяти чудо, то я лишен такой
возможности, я обыкновенный человек, лишенный божьего дара...
молоденькой девушки: два нежных персика; годы пощадили ее; помню, как в
детстве я любовался прекрасным лицом милой Марты, когда мы жили с папой в
Берне: девушке было семнадцать, она казалась мне взрослой барышней, я был
влюблен в нее, именно в эти персиковые щеки и маленькие уши, открытые
высокой прической, сейчас такие не носят, почему?
Честное слово... Как мне говорить - всю правду или чуть-чуть прикрашивая?
сухими, ищущими губами к его пальцам, ответила:
надо осторожно, хотя и приручать опасно, будем кричать и плакать, если
придется расстаться...
это впервые?
квартиры, к тебе пришел Базилио?
грустный, много пил накануне и утром пил, а потом к тебе заглянул Базилио,
и вы долго о чем-то говорили, а потом я пошла к Эстер, а дверь у тебя не
была прикрыта так плотно, как обычно, и я услыхала, что ты говорил не
по-немецки и не на кастильяно... Это был язык, очень похожий на русский, я
слышала, как говорили русские футболисты, когда они приезжали к нам перед
войной...
вспомнил Штирлиц, это был страшный день, потому что, если говорят плохое
про тех, кого не знал лично, - одно дело, но когда трагедия случается с
теми, кто был тебе как брат, тогда - б е д а; нет, я не говорил по-русски,
это Базилио произнес фразу из Фадеева: "Надо жить и продолжать выполнять