Чтение 34–й страницы книги ~Дунайский лоцман~

После ареста, после бегства называться Илиа Брушем было так же опасно, как и
Сергеем Ладко. Под тем или под другим именем он отныне сможет только тайно
пробраться в Рущук под угрозой быть схваченным на месте. Поглощенный одной
мыслью, он за все эти восемь дней не обращал никакого внимания на берега
реки. Если он заметил, что они миновали Белград - белый город, поднимающийся
по холму, над которым господствовал княжеский дворец Конак, и оставили
позади его пригород, где перегружается огромное количество товаров, то лишь
потому, что Белград указывал сербскую границу, где кончалась власть
господина Изара Рона. А потом он уже не замечал ничего. Он не видел ни
Семендрии22, древней столицы Сербии, славящейся виноградниками, которыми она
окружена; ни Коломбалы, где показывают пещеру, в которой, по преданиям,
святой Георгий похоронил труп дракона, убитого его собственными руками; ни
Орсовы, после которой Дунай течет между двумя старинными турецкими
провинциями, позднее сделавшимися независимыми королевствами; ни Железных
ворот, этого знаменитого прохода, окаймленного вертикальными стенами в
четыреста метров высоты, где Дунай бешено мчится и с яростью разбивается о
скалы, которыми усеяно его ложе; ни Видина, первого довольно значительного
болгарского города; ни Никополя, ни Систова23, ни других известных
болгарских городов, которые он должен был миновать перед Рущуком.

Он предпочитал держаться сербского берега, где чувствовал себя в большей
безопасности, и, в самом деле, до Железных ворот полиция его не беспокоила.

Только у Орсовы в первый раз катер речной полиции приказал барже
остановиться. Обеспокоенный Сергей Ладко повиновался, ожидая, что ему
неминуемо придется отвечать на вопросы. Его совсем не допрашивали. По одному
слову Карла Драгоша командир патруля почтительно поклонился, и об обыске не
было и речи.

Лоцман даже не успел удивиться, как это горожанин из Вены распоряжается
по своей воле полицейскими силами. Слишком счастливый, что так хорошо
отделался, он нашел вполне естественным могущество, пошедшее ему на пользу,
и не выразил никакого изумления, а просто возрастающее нетерпение во время
долгого разговора его пассажира с агентом.

В соответствии с приказами как господина Изара Рона, взбешенного бегством
арестанта, так и самого Карла Драгоша, речная полиция удвоила бдительность.
. На определенных дистанциях суда должны были проходить заграждения, и среди
них Орсова играла главную роль. Узость реки в этом месте облегчала надзор,
так что никакому судну не удавалось проскользнуть здесь без тщательного
осмотра.

Карл Драгош, допрашивая подчиненного, с досадой узнал, что обыски не дали
никаких результатов; более того, новое преступление, очень серьезное
ограбление, произошло пять дней назад на румынской территории, при впадении
Жиу, против болгарской деревни Рахова.

Итак, дунайская банда снова проскользнула через петли сети. Эта банда
забирала не только золото и серебро, но и ценности всякого рода, их добыча
была очень громоздкой, и казалось просто невероятным, что ее не могли
обнаружить при условиях, когда ни одно судно не могло избавиться от обыска.

И, однако, это было так.

Карл Драгош поражался такой ловкости. Но приходилось считаться с
очевидностью; преступление показывало, что бандиты спускаются по реке.

Единственный вывод из этих событий - следовало опешить. Место и день
последнего грабежа показывали, что его виновники опередили баржу рыболова
километров на триста. Подсчитав время, проведенное Илиа Брушем в тюрьме, то
есть время, выигранное дунайской шайкой, можно было убедиться, что скорость
шаланды вполовину меньше скорости баржи. Значит, возможно настичь бандитов.

Они немедленно отправились в путь, и утром 6 октября была пересечена
болгарская граница. До того Сергей Ладко старался держаться правого берега.
Теперь он, по возможности, прижимался к румынской стороне; впрочем, начиная
от Лом-Паланки вдоль реки тянулась цепь болот шириной от восьми до десяти
километров, мешавшая приближаться к берегу.

Как ни углублялся в свои мысли Сергей Ладко, но с тех пор, как он вошел в
болгарские воды, река должна была внушить ему опасения. Ее беспрестанно
бороздили паровые шлюпки, миноноски и даже канонерки под турецким флагом.
Предвидя, что раньше или позже разразится война с Россией, Турция начала
наблюдать за Дунаем д наполнила его своими флотилиями.

И там и здесь был риск, однако лоцман старался держаться подальше от
турецких судов, если это даже грозило столкновением с румынскими властями;
но Ладко надеялся, что господин Йегер сможет его защитит как это случилось в
Орсове.

Однако не случилось таких происшествий, которые снова доказали бы
могущество пассажира; последняя часть путешествия прошла спокойно, и 10
октября, около четырех часов пополудни, баржа приблизилась, наконец, к
Рущуку, который неясно показался на другом берегу. Лоцман выплыл на середину
реки и, впервые за много дней бросив работать веслом, спустил якорь.

- Что случилось? - спросил изумленный Карл Драгош.

- Я прибыл, - лаконически ответил Сергеи Ладко.

- Прибыл? Но мы ведь не у Черного моря?

- Я вас обманывал, господин Йегер, - без обиняков заявил Сергей Ладко. -
У меня никогда не было намерения плыть до Черного моря.

- Ба! - сказал сыщик с возрастающим вниманием.

- Это так. Я отправился с мыслью кончить путь в Рущуке. Мы прибыли.

- А где же Рущук?

- Там, - ответил лоцман, показывая на дома отдаленного города.

- Почему же в таком случае мы не отправляемся туда?

- Потому что я должен дождаться ночи. Меня ищут, преследуют. Днем я
рискую, что меня арестуют при первом шаге.

Это становилось интересным. Неужели все-таки оправдываются первоначальные
подозрения Драгоша?

- Как в Землине, - пробормотал вполголоса сыщик.

- Как в Землине, - спокойно согласился Сергей Ладко, - но по другим
причинам. Я честный человек, господин Йегер.

- Я в этом не сомневаюсь, господин Бруш, хотя причины бояться ареста
редко вызывают сочувствие порядочных людей.

- Мои как раз таковы, господин Йегер, - холодно уверил Сергей Ладко. -
Извините, что я не могу их открыть. Я поклялся хранить тайну и сохраню ее.

Кард Драгош выразил жестом полнейшее равнодушие. Лоцман продолжал:

- Я понимаю, господин Йегер, что вы не захотите вмешиваться в мои дела.
Если желаете, я высажу вас на румынской территории, и вы избежите
опасностей, которым я могу подвергнуться.

- Сколько времени вы рассчитываете оставаться в Рущуке? - спросил вместо
ответа Карл Драгош.

- Не знаю, - ответил Сергей Ладко. - Если все пойдет, как я желал бы, я
вернусь на лодку до утра, и в этом случае буду не один. Если получится
по-другому, неизвестно, что я стану делать.

- Я последую за вами до конца, господин Бруш, - не колеблясь объявил Карл
Драгош.

- Воля ваша, - молвил Сергей Ладко и больше не сказал ни слова.

Когда наступила ночь, он взялся за весло и приблизился к болгарскому
берегу. Была полная темнота, когда он причалил немного ниже последних домов
города.

Всем существом стремясь к заветной цели, Сергей Ладко действовал, как под
гипнозом. Его четкие и точные движения вели к тому, что нужно было делать,
чего он не мог не делать. Слепой ко всему окружающему, он не видел, как его
компаньон исчез в каюте, когда якорь был поднят на борт. Внешний мир потерял
для него всякую реальность. Для него существовала единственная мечта. И этой
мечтой был весь освещенный солнцем, несмотря на тьму ночи, его дом, и в этом
доме Натча!.. Кроме Натчи, для него ничего не было под небом.

Как только нос суденышка коснулся берега, он спрыгнул на землю, закрепил
баржу и удалился быстрыми шагами.

Карл Драгош тотчас вышел из каюты. Он не потерял времени. Кто мог бы
узнать энергичного и подтянутого полицейского в этом увальне с тяжелой
поступью, превосходно изображавшем венгерского крестьянина.

Сыщик в свою очередь сошел на берег и, следуя за лоцманом, снова
отправился на охоту.

ОПУСТЕВШИЙ ДОМ

Через пять минут Сергей Ладко и Карл Драгош очутились около домов. В
Рущуке в ту пору, несмотря на его торговое значение, не существовало
уличного освещения, и при всем желании трудно было составить понятие о
городе, беспорядочно разбросанном по берегу Дуная. Близ пристани теснились
ветхие сараи, служившие складами или кабачками. По правде говоря, Ладко и
Драгош на все это не обращали внимания. Первый шел быстрым шагом, смотря
прямо перед собой, как будто его привлекала цель, сверкающая во тьме. А
второй старался не отставать от лоцмана, и потому не сразу заметил двух
людей, вышедших из улочки, мимо которой он проходил.

Когда эти двое оказались на дороге, ведущей к реке, они разделились. Один
пошел направо, вниз по реке.

- До свиданья, - сказал он по-болгарски.

- До свиданья, - отвечал другой и, повернув налево, двинулся в сторону
Карла Драгоша.

При звуке этого голоса сыщик задрожал. Секунду он колебался, невольно
замедлив шаг, потом, перестав следовать за лоцманом, круто остановился и
повернулся.

Вся совокупность природных и благоприобретенных способностей необходима
сыщику, питающему честолюбивую мечту не застыть на нижних ступеньках
служебной лестницы. Но наиболее драгоценны из многих качеств, которыми он
должен владеть, превосходная зрительная и слуховая память.

Карл Драгош владел этими преимуществами в высокой степени. Его слуховые и
зрительные нервы представляли собой настоящие регистрирующие аппараты, и
своих зрительных и слуховых ощущений сыщик никогда не забывал. Через месяцы
и годы он узнавал с первого взгляда едва рассмотренное лицо и голос, который
когда-то прозвучал в его ушах.

Это был как раз один из тех голосов, которые Драгош слышал, и не так