пожилым? Нет, их и цепью с волжского парохода туда не затащишь. Наверно вот
эти трутни так информировали вышестоящие органы, что зэ-ка неисправимы --
ведь если зэ-ка станет меньше, то сократятся их штаты".
поливают, ухаживают за скотом, делают мебель в их дома.
читатель.
газетам.
устояли -- постоят еще, постоят.
видели, как охотно поддерживают их и газеты, и депутаты. Потому что они --
костяк. Костяк многого. Но не только сила у них -- у них и аргументы есть. С
ними не так легко спорить. Я -- пробовал.
совсем не ожидавшиеся мною письма от современных туземцев. Просили туземцы с
надеждой: сказать! защитить! очеловечить!
бы свободная печать, опубликовал бы это всё -- вот и высказано, вот и
давайте обсуждать!
учрежденческим коридорам, склоняюсь перед окошечками бюро пропусков, ощущаю
на себе неодобрительный и подозревающий взгляд дежурных военных. Как чести и
снисхождения должен добиваться писатель-публицист, чтобы занятые
правительственные люди освободили для него своё ухо на полчаса!
тогда на экибастузском собрании бригадиров: [о чём] им говорить? [каким]
языком?
сказать, и совершенно безнадёжно. Это значит -- только голову потерять в
безгласной кабинетной тиши, не услышанному обществом, неведомо для жаждущих
и не сдвинув дело ни на миллиметр.
всходя по их ласковым коврам, я должен принять на себя исходные путы,
шёлковые нити, продёрнутые мне через язык, через уши, через веки, -- и потом
это всё пришито к плечам, и к коже спины и к коже живота. Я должен принять
по меньшей мере:
быть неверна общая наказательная политика. Я не смею усумниться в
необходимости Архипелага вообще. И не могу утверждать, что "большинство
сидит зря").
пекутся о заключённых. Нельзя обвинить их в неискренности, в холодности, в
неосведомлённости (не могут же они, всей душой занимаясь делом, не знать
его!).
я, если вовсе не обязан по службе? Нет ли у меня каких-нибудь грязных
корыстных целей?.. Зачем я могу вмешиваться, если Партия и без меня всё
видит и без меня всё сделает правильно?
на ленинскую премию, и вот передвигаюсь как пешка со значением: может быть
еще и в ладьи выйдет?
Оказывается, она уже не первый год занята составлением нового Исправ-Труд
Кодекса, то есть кодекса всей будущей жизни Архипелага -- вместо кодекса
1933 года, существовавшего и никогда не существовавшего, как будто и не
написанного никогда. И вот мне устраивают встречу, чтобы я, взращенец
Архипелага, мог познакомиться с их мудростью и представить им мишуру своих
домыслов.
мальчики ВУЗ успели кончить, а то и нет. Они так быстро всходят к власти!
они так свободно держатся в этом мраморно-паркетном дворце, куда я допущен с
большими предосторожностями. Председатель комиссии -- Иван Андреевич
Бадухин, пожилой, какой-то беспредельный добряк. Кажется, от него бы
зависело -- он завтра же бы Архипелаг распустил. Но роль его такова: всю
нашу беседу он сидит в сторонке и молчит. А самые тут едучие -- два
старичка! -- два грибоедовских старичка, тех самых,
вылитые те, закостеневшие на усвоенном когда-то, да я поручиться готов, что с 5 марта 53-го года они даже газет не разворачивали -- настолько уже ничего не могло произойти, влияющего на их взгляды! Один из них -- в синем пиджаке, и мне кажется -- это какой-то придворный голубой екатерининский мундир, и я даже различаю след от свинченной екатерининской серебряной звезды в полгруди. Оба старичка абсолютно и с порога не одобряют всего меня и моего визита -- но решили проявить терпение.
еще всё пришито и при каждом шевелении чувствую.
дёрнуть. Вот я им о чём: откуда это взялось представление (я не допускаю,
что -- у них), будто лагерю есть опасность стать КУРОРТОМ, будто если не
населить лагерь голодом и холодом, то там воцарится блаженство? Я прощу их
несмотря на недостаточность личного опыта представить себе частокол тех
лишений и наказаний, который и составляет самое заключение: человек лишен
родных мест; он живёт с тем, с кем не хочет; он не живёт с тем, с кем хочет
(семья, друзья); он не видит роста своих детей; он лишён привычной
обстановки, своего дома, своих вещей, даже часов на руке; потеряно и
опозорено его имя; он лишён свободы передвижения; он лишён обычно и работы
по специальности; он испытывает постоянное давление на себя чужих, а то и
враждебных ему людей -- других арестантов, с другим жизненным опытом,
взглядами, обычаем; он лишён смягчающего влияния другого пола (не говоря уже
о физиологии); и даже медицинское обслуживание у него несравненно ухудшено.
Чем это напоминает черноморский санаторий? Почему так боятся "курорта"? Нет,
эта мысль не толкает их в лбы. Они не качнулись в стульях.
мы заставляем их жить в окаянстве? Почему тогда содержание [режимов] в том,
чтобы систематически унижать арестантов и физически изматывать? Какой
государственный смысл получения из них инвалидов?
нынешний [контингент], я сужу по прежним впечатлениям, я отстал от жизни.
(Вот это моё слабое место: я действительно [[не вижу]] тех, кто там сейчас
[сидит].) Для тех изолированных рецидивистов всё, что я перечислил -- это не
лишение вовсе. Только и могут их образумить нынешние режимы. (Дёрг, дёрг, --
это их компетенция, они лучше знают, [кто сидит].) А вернуть в общество?..
Да, конечно, да, конечно, -- деревянно говорят старички, и слышится: нет,
конечно, пусть там домирают, так спокойней нам да и вам.
звездой на груди, а седые волосы редкими колечками, он и на Суворова немного
похож:
[двух тысяч убийств в год] ([здесь] это [можно] сказать) -- только несколько
десятков.
посещения, кажется.
Для этого нужны десятки психологов и юристов, которые бы поехали,
беспрепятственно говорили бы с зэками, -- а потом можно и поспорить. А мои
лагерные корреспонденты как раз этого-то и не пишут -- за что они сидят, и
товарищи их за что. *(16)
и без меня всё тут ясно, у них всё уже решено, я им не нужен, а просто
любопытно посмотреть.
предлагаю им хоть удвоить шкалу, да сами посылки сделать по 8 кг -- "ведь
они ж голодают! кто ж исправляет голодом?!"
мы видели, что [остатки хлеба вывозятся из лагеря машинами!]" (то есть
надзирательским свиньям?..)
дёрнулся язык, пришитый через плечо к заднему месту. Я не должен нарушать
условия: они осведомлены, искренни и заботливы. Показать им письма моих
зэков? Это -- филькина грамота для них, и потёртые искомканные их бумажки на
красной бархатной скатерти будут смешны и ничтожны.
богатые семьи (здесь это слово употребляют -- богатые, это нужно для
реального государственного рассуждения). Кто наворовал и припрятал на воле.
Значит, увеличением посылок мы поставим в невыгодное положение [трудовые
семьи!]
трудовых слоев -- выше всего. Они тут и сидят только для трудовых слоев.
"нет, вы меня не убедили!" -- ну и наплевать, что я у них -- начальник, что
ли?
Заработал -- получи!
освобождении он становится иждивенцем государства.
могу я ставить вопроса, чтобы зарплату зэков повысили [за счёт государства].