взгляда от сутулой спины человека, сидевшего возле окна, в глубине зала
маленького кафе, куда они зашли со Щеколдиным, - ему казалось, что это
Рысс-младший, Орешек.
отца, - повторил Щеколдин, точно зная причину того панического ужаса,
который был нескрываем на лице Богрова, в мелко затрясшихся руках, в
испарине, обильно выступившей над верхней губой, во всем его п о т е к ш е
м облике.
отвести взгляд от спины человека, так напоминавшего ему Орешка-Рысса.
"А что, если он привел сюда Рысса нарочно и они лишат меня жизни прямо
здесь? Или же выволокут на улицу, а там кричи не кричи - тишина, никого
нет, здешние из окон даже не выглянут, тут не Россия, не заступятся;
воткнут в печенку голубое шило, отволокут к реке, и - все!"
Щеколдин. - Вы знаете его? Кто он?
На улице... Да, он шел по улице... Но он не оборачивается...
ли просить у вас спички?"
в анналы своей памяти. Вам сейчас нужно тренироваться, каждый день
тренироваться в том, чтобы память была абсолютной, Дима. Ну, ступайте же...
алиби, - стремительно подумал Богров. - Но тогда Николай Яковлевич уйдет.
Я бы ушел на его месте. Ну и хорошо! Он же втягивает, и я теперь боюсь
этого! Но и Кулябко говорит, что в этом спасение. Господи, куда я иду?
Зачем не стать маленьким, незаметным, зачем не забиться в угол и переждать
эти страшные времена?! - Мысли его были быстрые, рваные, но при этом
логично выверенные, словно бы перед тем, как он услышал их, кто-то
невидимый сформулировал их и взвесил. - Будь проклят тот день, когда я п о
т я н у л с я к славе, памяти, триумфу!"
струганному полу, прокрашенному олифой, остановился возле того столика, за
которым недвижно и одиноко сидел человек, так напомнивший ему
Рысса-младшего, проклятого негрызучего Орешка; надо ж было охотиться за
ним, иродом, пусть бы себе грабил банки, кровосос...
столиком, обросший, уставший, с запавшими глазами, действительно сидел
Орешек.
тебе в глаза. Один на один. И - не в России...
Бадмаева, вполне надежный человек.
состоялась за обедом, в ресторане Энгельбрехта, на Страстном бульваре.
пассажем, ликовал: "Дорогой друг! Полагаю, что как бы ни развивались
события на нашем политическом небосклоне, мы отныне имеем в кармане
неразменную ассигнацию - и не от кого-нибудь, а от самого приват-доцента
[П. Н. Милюков, вождь кадетов].
с исследования точки зрения оппонента на цикл очерков П. Б. [Петр
Бернгардович Струве, член Государственной Думы, кадет, в прошлом
марксист], прямо, с моей точки зрения, означавших отход партии
конституционных демократов от своих прежних позиций по национальному
вопросу к тому кредо, которое в значительно большей мере свойственно ныне
правительству.
согласится со слепым национализмом П. А. [П. А. Столыпин], что мнение П.
Б. - его личное мнение, никак не разделяемое большинством членов ЦК.
православными, не потому, что нас поддерживает ряд иноверческих банковских
кругов, - я от вас этого не намерен скрывать, да вы наверняка имеете и
свою по этому вопросу информацию, - но я, русский, до последней капли
русский, воспитан в том смысле, чтобы жандарму и антисемиту руки не
подавать. А ныне П. Б. придумал, изволите ли видеть, "культурный
антисемитизм" в противовес "звериному антисемитизму". И какова же между
ними разница? Она, оказывается, состоит в том, что евреям необходимо
"узнать "национальное лицо" той части русского конституционного и
демократически настроенного общества, которая этим лицом обладает и им
дорожит.
лицо есть только у антисемитского изуверства". П. Б. полагает, продолжал
доцент, что русский национализм сейчас сделался антиправительственным,
радикальным течением и выражает интересы своего народа...
еще больше ужесточит национальные ограничения в польском, кавказском и
финляндском вопросе доцент ответил, что это вызовет в империи кризисную
ситуацию. "Когда господин Пуришкевич требует в Думе принудить поляков,
грузин и финнов даже думать на русском языке, я отдаю дань эмоциональности
и бесспорной талантливости моего постоянного оппонента по части
режиссерского мастерства, рассчитанного на галерею зрителей, заполненную
дворниками из "Союза русских людей", но если подобное произнесет премьер,
тогда мы окажемся на грани гражданской войны, племенной розни,
неуправляемого, кровавого процесса".
свершится.
все еще верит в государственный такт премьера.
внеочередные каникулы, и в это время устроил порку шалунам?" - спросил я.
неприятен. Потом он заметил: "Мы оказались неподготовленными к той
трагедии, которая разыгралась во время его ультиматума в марте и роспуска
Думы. Сейчас мы готовы к подобного рода неожиданностям, наш удар будет
сокрушительным".
серьезных людей, П. А. намерен осенью начать дальнейшие атаки на нерусские
национальности, доцент задал вопрос: "Будет ли эта атака состоять во
фразах, посвященных русскому могуществу, то есть - он усмехнулся - будет
данью "культурному национализму", о котором стал радеть П. Б., или же он
намерен принять прямые меры, направленные к дальнейшему ограничению прав
инородцев?"
проект, еще более ужесточающий права инородцев, безусловно
предусматривающий русификацию окраин.
в весьма выгодное положение, когда он формулирует разницу между
"национализмом творческим" открытым, и "замкнутым", охраняющим былины, а
потому "оборонительным". "Я полагал, что этот аспект концепции П. Б. был
как-то обговорен с П. А., ищущим сейчас возможность для оформления новой
коалиции после того, как часть правых отшатнулась от него, а глава
октябристов Гучков даже сложил с себя полномочия лидера Думы. Неужели ж П.
А. не воспользуется подсказкой П. Б.?"
концепции по русскому национальному движению некоей игрою, конечная цель
которой заключается в том, чтобы привлечь П. А. на сторону
конституционалистов? Не есть ли в таком случае эта игра совершенно
любопытной интригою самого доцента? Не есть ли это сражение за Думу, за
раскол октябристов и изоляцию правых националистов? Но уж эту мою догадку
Вам исследовать, на то Вам Ваша светлая головушка!"
доверенной агентуре войти в контакт с Милюковым, чтобы получить от него
статью в лондонскую прессу, где доцент должен был бы заранее отмежеваться
от всякого рода крайностей Столыпина, если тот действительно на них
решится.
давешней беседы на британском рауте с биржевиком Беляевым, а теперь и
кадеты вздрогнули.
верховной властью - еще до того, как кончились летние каникулы,