любого, кто на пути, и костей не выплюнет...
местах, но сделать ничего не могут, имеет р у к у.
бегах, скрывается под фамилией Бизюков, истинное свое имя никому не
открывает...
на стол не подозрение, но факты...
Пофантазируйте, я ж, говоря честно, у вас порою учусь изобретательности
мысли, Дмитрий Григорьевич...
каллиграфически:
в кругах московской организации социалистов-революционеров под фамилией
Муравьев. Он рассказал мне, что живет здесь на нелегальном положении, ищет
связи для "интересного дела", просил дать надежную квартиру под
складирование оружия. Я спросил его, отчего он обращается с такого рода
чрезвычайным делом столь неконспиративно, на что Муравьев ответил, будто
имеет обо мне сведения из Парижа от людей, связанных с цекистами, высоко
обо мне отзывающихся. Договорились, что он выйдет ко мне на связь, зайдя
поздно вечером домой через черный ход, сказав дворнику Рыбину условное
слово: "К молодому барину с правоведческого факультета на коллоквиум".
мне, что, вероятно, д е л о будет приурочено к концу августа - началу
сентября. О "существе дела" он в настоящий момент беседовать отказался,
своей явки также не назвал, сказав только, что его друг, бывший метранпаж,
а ныне чертежник Владислав Кирич обеспечивает его всем". Годится?
торчат, я найду что-либо поинтереснее, согласны?
Муравьева во двор богровского дома. - До поры, Бизюк, до поры. Я всегда
про тебя помню, твой голод словно свой ощущаю, твоей жаждою мне горло рвет
сушью...
дружестве тоже ни разу не подводил.
правоведческого факультета" (молодой барин велел таких пускать), ответил,
что Дмитрия Григорьевича нет и скоро не будет, гостит у родителя в
поместье.
пришли без приглашения, не правда ли, Бизюков?
и есть!
время, когда он, по указанию Кулябко, встречи со своим подопечным
прекратил, "благодетель" ярился и мотал головою:
понадобилась помощь - он в кусты, в родителево имение!
расплатимся!
обращена, во благо сирых и убогих! Во благо вдов и младенцев! Я не
политик, я - божий человек, я его символу служу, а символ есть понимание
своей преходящей малости, которая родится из страха перед смертью!
впотьмах хожу, ни черта не понимаю!
вся полиция будет его охранять, не до банков, а мы - тут как тут! Понял?
поймет, но - богатый, а потому - легко нашей работе помогает, что другим в
страх - ему с руки! Билеты взять на поезд, экипаж нанять, грим купить,
парик у актерки какой в кабарете выпросить - его была б работа, я с ним
заранее оговорил, чтоб тебя зазря не светить до поры! Сказал: "Приходи
двадцать второго, в девять, обсудим детали!" Обсудили, ничего себе, а?!
дорогу в поместье разбило, дожди шли, не кипятись, Владик...
пальцами за ладонь:
знают:
отцовом поместье рыбу удит! Бизюк, Бизюк, пропал я, Бизюк!
как руки его сделались такими же ледяными и зыбкими, как у Кирича.
Обернувшись, он, к ужасу своему, увидел человека в котелке, отвернувшегося
сразу же, как только приметил взгляд Муравьева. - Топает, - шепотом сказал
Муравьев, - давай в проходной!
взбежали по лестнице, - по счастью, чердачная дверь была открыта;
забившись в пыльный, теплый угол, под крышей, Кирич спросил:
доверчивость проклятая, никому нельзя в наше время душу открывать, никому!
чувствую, что и ты за меня смерть готов принять?
Кулябко не отправлял, снова выручил Асланов-старший); пришли к Муравьеву в
третьем часу, достали бутыль, огурцы, сахарные полтавские помидоры; выпили
сладко; Кирича, как всегда, понесло:
ведь есть до тех пор, пока не состоялись как подвижники нашего дела; потом
мы станем символами, то есть памятью... Да, да, ты меня слушай, я говорю
истину! Стоит чему состояться - и нет его живым, зато - вечность! Юстиниан
тем памятен, что при нем уж не было римлян, а ведь как сотрясали мир!
Сколько веков владычествовали?! Думаешь, долго еще пребудут живыми немцы,
русские, итальянцы, греки? Тьфу! Миг! Пять, шесть столетий, и нету!
Египетские звездочеты свое небо смотрели, нет теперь такого, теперь
Лапласово, но и ему время отсчитано, новые родятся миры, и будут ими
заниматься неведомые нам с тобою люди. Рафаэль свое доживает, канет в
беспамятство; Баха забудут, когда новую веру создадут; не забудут лишь
бунтарей п о с т у п к а - Спартака, Разина, Яна Гуса! Вот что запомни,
вот что греть должно твою душу, вот в чем надежда сильных мыслью!
несет, и по весне там вода ледяная булькает... Если нет идеи - бери
браунинг и шарахай себе в ухо! А я - не стану! Я - весел, оттого что знаю:
после меня не лик мой останется в памяти, но - дело! Благородных рыцарей
помнят, про них не учебники пишут - кто их ноне читает?! - а русские да
германские бабки своим внучатам сказки на ночь рассказывают! Все умрет,
только легенды вечны о тех, кто посмел с т а т ь!
Кулябко, показал Муравьеву фотографический портрет Богрова.
Он - провокатор, каин, по нем плачет пуля. Он побежит в экипаж, чтобы
первым успеть на банкет, опередить своих дружков-охранников... Окликни
его: "Дмитрий Григорьевич!" Он обернется, пали в лоб. Я буду прикрывать
тебя с другой стороны тротуара; если не добьешь с первого выстрела, дорежу
я! Меня глазами не ищи, я буду в подъезде, ясно?
но внешность надо изменить.
подробностей; когда Спиридович, прибывший в Киев за день да августейшего
визита, выслушал Кулябко, побагровел даже от ярости:
к тебе!
же после того, как он сделает дело или зарублю; точнее - зарублю, чтоб не
поранить кого ненароком! Тогда нет никаких подходов к нам! А здесь -
Кирич! Твой агент, работавший с Муравьевым! Дураку не ясно, кто режиссер.
Разве ж можно так?!
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Никитин Юрий