вокзал, сказал перейти пути в двенадцать ночи, идти к сторожке
стрелочника. Здесь, на путях, оглушил его ударом кастета по затылку, тело
положил под рельсы маневровавшего паровоза.
Кулябко отправил дежурного офицера задержать для допроса кучера, в
пролетке которого ехал арестованный.
тоненькая струйка черной крови, Кулябко не было в кабинете.
"самоубийцу": "Что ж не обыскали остолопы! Всех в арестантские роты!
Мерзавцы, губошлепы! Дурни!"
задержанного, резко вскинул руку, пульнул в висок; вложил браунинг в
горячую ладонь, выскользнул - "к заместителю, по делу, связанному с
увеличением постов охраны Столыпина"; все было рассчитано по секундам.)
предупредите Петра Аркадьевича, что положение в городе угрожающее,
появились террористы, максимум осторожности!
диктовку в канцелярии киевского генерал-губернатора Трепова.
французской полиции достигло военной миссии России в Берлине, где работал
полковник Бок, зять Петра Аркадьевича Столыпина.
ж и в а л о с ь в кабинетах русских дипломатов, бессловесно обсматривалось
со всех сторон, прежде чем было переброшено в Берлин: никто не взял на
себя смелость начертать красным карандашом: "Петербург, весьма срочно,
речь идет о жизни русского премьера!"
в а н а я" запись разговора двух русских в ресторанчике "Маленький
марселец".
премьера Столыпина после его беспрецедентного ультиматума государю,
приведшего к проведению закона диктаторским путем, о том, что в Петербурге
идет необъявленная война между двором и Столыпиным, что ситуация, при всей
российской затаенности, чревата с о б ы т и я м и; не это, однако,
заставило вздрогнуть работников русского посольства в Париже; меморандум
заканчивался следующими словами: "Один из собеседников (имя которого
сейчас устанавливается, оно начинается с "фон" и кончается "штайн")
заметил: "Учитывая взаимную неприязнь, которую питают друг к другу Курлов
и премьер Столыпин, зная, что Курлов умеет повелевать и не страшится
авантюрных действий, вполне можно предположить, что он и на сей раз, как в
Минске, в пятом году, позволит своим жандармам крикнуть "пли" - только не
по рабочим! Кроме благодарности, Курлова ничего не ждет, это будет
избавлением для Престола, Столыпин раздражает Петербург..."
простолыпинскую позицию, дураков нет, ныне все умные. Не отправить, -
значит, ты его противник, а он пока еще премьер, хоть и у себя в Ковно
сидит, в поместье, в отпуске, нервы лечит, отдав управление внутренними
делами главному своему врагу Курлову.
переправлено в Берлин, поскольку про "пли" говорил человек, фамилия
которого начиналась с "фон"
и передать в северную столицу.
перепихивали с одного начальственного стола на другой; кто-то, впрочем,
нашел выход: меморандум анонимно и незаметно положили в папку полковника
Бока, столыпинского зятя.
том, что некий русский щ у п а е т людей на границе, в сотне верст от
Ковно, неподалеку от столыпинского поместья; щупает тех, кто связан с
контрабандистами и прочим уголовным элементом; обсуждает возможность
налета на некое "чрезвычайно богатое имение, где в сейфе золото и валюта,
суммой на несколько сотен тысяч марок". На вопрос местных налетчиков, кто
там живет, русский (явно не связанный с анархистами, скорее, наоборот,
представляющий секретную службу, хотя прямых доказательств тому нет)
ответил, что имение "вроде бы принадлежит родственнику о п а л ь н о г о
русского премьера, он там хранит дивиденды и золото". На вопрос главы
налетчиков (кличка "Буттерброт"), какова гарантия, что удастся спокойно
уйти через границу после рейда, русский ответил, что это "не вопрос, все
будет подготовлено заранее, пограничная стража получит указ, при условии,
что в поместье будут оставлены "улики", наводящие след русской полиции на
революционеров, которые давно намереваются покончить русского премьера и
его близких, а также взять на экспроприацию их сейф".
урожденная Столыпина, срочно, первым же экспрессом, отправилась в Россию.
дочери обрадовался - любил очень, считая, что род продолжает дочь, а не
сын; прочитал оба сообщения, пожал плечами:
время, сдается, генерал начал вести себя более лояльно...
его, несмотря на жесткие, волевые привычные черты, смягчилось изнутри;
вокруг глаз прибавилось скорбных морщинок; словно бы он преступил какую-то
грань, и, хотя до пятидесятилетия еще оставался год, весь облик отца был
отмечен печатью в о з р а с т а, чего зимою не было еще.
действительное, что доброта его погубит, что она слышит у себя за спиною
шушуканья и на нее теперь с и н т е р е с о м смотрят, без прежнего
пресмыкательства, а у нас интересуются более всего смертью, что интересней
казни есть в нашей скупой на зрелища жизни?!
по-детски произнесла:
руками? Или не понимаешь? Неужели ты, мой маленький, не видишь: все, что
мне удалось сделать, я сделал не благодаря поддержке сверху, но вопреки?
что я смог для нее сделать, сделал. Пусть теперь сильные и трезвые придут
мне в помощь; коли нет - погибла держава... А судя по всему, их пускать не
хотят...
предпринять, но не знаю, что именно. А уж про то, к а к это сделать, и
говорить нечего... Мы живем в вате, и я страшусь ныне читать зарубежны
эмигрантские газеты...
после торжественной встречи на перроне, когда укатила августейшая семья в
сопровождении генерал-губернатора Трепова, дворцового коменданта Дедюлина,
начальника личной охраны Спиридовича, а его, премьера, никто никуда не
пригласил, он остался один, с о в с е м о д и н на перроне и вышел на
привокзальную площадь, откуда народ валом валил следом за царским
эскортом, и обратился к извозчику:
тяготило его все последнее время, - все ж таки определенность она и есть
определенность, - Столыпин улыбнулся:
должна быть поперед ума!
сиденье, понял, что денег у него с собою нет, во время премьерства отвык
держать в кармане, вроде бы ни к чему, лишняя бумажка; подумал, что в
отеле уплатит его адъютант; наверняка ждет у парадного подъезда полагая,
что подвезет м о т о р, выделенный генерал-губернатором для лиц,
сопровождающих государя.
премьер, в нарушение всех циркуляров по безопасности, едет себе один на
извозчике, вполне надежная мишень, но что-то никто в него не швыряет бомбу
и не целит из браунинга; как все же хорошо быть просто подданным, а не
движущейся мишенью; надо уходить; я свое сделал; хотят не хотят, а
памятник еще поставят, не сейчас, так позже, не при этом..."
будь проклята эта ужасная, маленькая, поднадзорная жизнь!
назавтра ему не подали ни мотор, ни экипаж, только вечером
генерал-губернатор прислал одного из своих извозчиков; когда адъютант
Маккарти Кормак
Круз Андрей
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Конан-Дойль Артур