людьми! Потому что подумал вот Федор Петрович о Землянине и девушке Сене -
и ведь как в воду глядел!
продолжалось, а удивление случившимся не только не уменьшалось - у Вадима
Робертовича во всяком случае, - но росло даже. Что-то хотелось ему
сказать, но слов не находилось, чтобы выразить, это только прикосновениями
и можно было передать - рук, губ... Сеня молчала, и не понять было: жалеет
ли о совершившемся, раскаивается ли - или просто живет сейчас телом, и
телу хорошо. Но уж таким был Землянин: сомнения для него были, что зубная
боль. И не удержался, чтобы не спросить тихо, одним дуновением:
же?
этого хотела. Потому что тебя давно уже поняла. Почувствовала. И так
решила. Женщине вовсе не обязательно знать: она чувствует, что ей нужно,
что подходит... и что - нет.
вот ты... подумал о чем-нибудь? Ты-то ведь меня совсем не знаешь.
приподнялся на локте.
стенографии, умением обращаться с магнитофоном, работать на компьютере,
печатать - это уже само собой.
отпуск. Кончится - и придется тебе с Быком думать, то ли приглашать меня
на постоянную работу - а я запрошу много, можете столько не захотеть, -
или же будешь меня видеть от случая к случаю. - Она погладила его по
голове, по плечу - крепкому еще, мужскому. - Одичаешь без меня,
отвыкнешь...
более взрослой, что ли, зрелой, рассуждающей, в чем-то своем уверенной...
об этом.
говорили, что ее не существует - а у тебя на ней все построено, вся твоя
практика... Скажи: ты своим делом доволен?
добро и зло - одно и то же, только с разных сторон?
милиционера. Он пока еще ничего не знает. А ему трудно будет. И не только
потому, что без документов, без работы - тут ему коллеги помогут,
Тригорьев говорил - своего не бросят. Но был у него дом, семья - ничего
нет.
право, не бросила ведь, не сбежала, не обманула - похоронила. И теперь,
конечно, новую семью ломать из-за воскресшего не станет. Она не виновата.
А он - тем более...
Что-то. А смерть - ничего.
Что там душа, как она? Восстановленные об этом ничего сказать не могут: я
ведь их перехватываю до того, как умерли, часто - задолго до того. А
душа... может, и помнит что-то, но не говорит.
спросил; ну, а твое - не тяготит?
прошлом множество вырытых котлованов, не использованных под фундаменты, и
множество фундаментов, на которых ничего не построено, и построек, в
которых так никогда никто и не жил... - Он вдруг сел на диване. - Слушай,
Сеня! Я хочу, чтобы ты поговорила с мамой. Моей. Сначала, конечно, я сам.
Но и ты. У вас ведь, по-моему, знакомство уже состоялось, и без
осложнений...
Но, по-моему, я ей понравилась. А потом - с моей мамой?
плечи, заставляя снова лечь. Прижалась. - Обними меня. Дай руку. Вот
так... Ты...
мешать, пусть это и старомодно, пусть теперь принято демонстрировать
сексуальную технику широким массам. Вадим Робертович - человек очень во
многом старомодный. Простим ему отсталость. И нам тоже. Жаль только, что
вряд ли они выспятся как следует.
12
сладкого, предутреннего сна его разбудил телефон.
Она, однако, только пробормотала что-то сквозь сон недоброжелательно и
стала спать дальше.
заспанный, словно не рассвет был, а полдень уже по крайней мере.
- Его первой ясной мыслью было, что в районе какое-то ЧП, раз уж ни свет,
ни заря будят первое лицо. - Докладывайте! Кто говорит?
Петрович проснулся окончательно и почему-то огляделся вокруг.
посоветоваться с вами.
через час? Мы подошлем машину.
Итак, через пятьдесят минут спуститесь к подъезду.
покрутил головой и спешно направился бриться и совершать прочий туалет. В
голове все время вертелось: по какому поводу? Какую неосторожность себе
позволил? Да если бы даже и позволил, не те времена нынче, не те, чтобы
так просто брали людей его ранга! Но сколько ни утешал он себя,
инстинктивный страх становился все сильнее, да и простая логика
подсказывала: времена не те, это верно, но ведь что стоит временам
измениться? В теперешней обстановке секунда - и все повернулось иначе, и
снова пришла пора, когда не только районного масштаба вождей, ко и с