Аверов.
так говорили.
никогда больше их не увижу. Мое племя - здесь. Капитан, Рыцарь, даже ты -
мое племя.
же нет моего племени?
остался бы совсем без волос... и без головы тоже. - Рука не засмеялся: он
не умел смеяться. - Увезли далеко, доктор. Но там, откуда меня увезли -
они все остались. И сейчас тоже живы, я знаю. Только старики, наверное,
уже умерли. Некоторые. А другие живут. Не надо говорить, что это не так. Я
понимаю так. Не могу понимать иначе.
вместе.
будешь говорить мне, как дела.
зачем. Вы же не специалист...
спросит, чтобы Рука мог сразу ответить.
увидеть, что ей плохо. Ночью доктор будет отдыхать. Наблюдать будет Рука.
Не с этими. С теми, кто остался далеко.
пар глаз смотрели сверху.
плоской крыше строения, - обнесенной невысоким парапетом. Его окружили
несколько человек: четверо особо мускулистых - должно быть, санитары, двое
были, видимо, врачами. Шувалов глядел на них с откровенным любопытством.
Шувалов.
Вниз вела деревянная, из толстых брусьев лестница с перилами. Строение
оказалось одноэтажным, еще несколько таких же виднелось по соседству,
стены их снаружи были расписаны цветными линиями и пятнами. Цвета
гармонировали, смотреть на них било приятно, и Шувалов почувствовал, как
утихает в нем поднявшаяся было тревога: все-таки от предстоящего разговора
зависело многое.
забором участок вмещал не только домики - тут и там тенистыми купами
возвышались деревья, и каждая группа их была не похожа на все остальные и
оттенком зеленого цвета, и формой ветвей, и очертаниями кроны; каждая
группа говорила о каком-то чувстве: радости, грусти, уверенности...
шершавым, грубоватым.
Земле: светло и чисто, и даже стеклянный шкафчик стоял, но не было той
электроники, автоматики, оптики, без которых трудно было бы представить
себе современную медицину.
ваши вопросы, позвольте мне задать один.
буду признан здоровым?
неделя?
помнишь, какой сейчас день недели. А какой месяц и какое число?
Видите ли, вы - врач, следовательно, человек, не чуждый науке, научному
складу мышления. И вам сравнительно нетрудно будет понять то, что я должен
сказать.
вместе очень трудно разговаривать с этими людьми. Легко - потому что они
каким-то образом располагали-к откровенности. Трудно - потому что для
него, Шувалова, человека своего времени, как и для всех, кто родился и жил
в его эпоху, не представляло труда следить за ходом, мысли собеседника,
понимать движущие им мотивы и предугадывать выводы: но, как оказалось, это
было применимо лишь к современникам: уже члены экипажа вовсе не являлись
для Шувалова открытой книгой, неожиданные, непредсказуемые эмоции
врывались нередко в их логику, искажая или вовсе подавляя ее, а порой,
напротив, в момент взлета эмоций в них вторгался холодный расчет - чего
современники Шувалова себе тоже не позволяли, ратуя за чистоту и мысли, и
эмоции, четко отделяя то, что было подвластно эмоциям, от всего, что
должно было решаться лишь рассудком. А теперь, сидя напротив этих врачей,
Шувалов почувствовал, что они, современники деревянных строений и вещей, -
не уступают ему в умении проникать в глубь человека, но делают это как-то
по-другому, а для него остаются непонятными, как мощная станция, что
работает тут, рядом, но на той частоте, какой нет в вашем приемнике.
мельком переглянулся с другим. - Итак, мы слушаем.
беспокоит тебя именно в эту минуту. Ты знаешь, что больше всего беспокоит
тебя?
контакт нужен, а его, этого контакта, нет; и внезапно понял, что это не
самое сильное беспокойство, просто он привык так думать. Сильнее сейчас
было другое, а не вспышка, не ее угроза.
светила, возможность и степень вероятности такой вспышки. Но есть и
другое. Мы ведь можем погасить звезду - ваше солнце. Тогда погибнет все.
Если бы на корабле был я, причин для беспокойства не было бы. Но у
аппаратов сейчас сидит Аверов... мой сотрудник. Он наблюдает, он
накапливает материал... и только он сейчас может его интерпретировать. А
вы должны знать, как важно при интерпретации - отбросить все предвзятое.
Все личное. Вы меня понимаете?
знающий и способный человек, и, в конце концов, я все последние годы
занимался больше организацией, чем непосредственно наукой. Нет-нет, я не
хочу сказать, что я совсем уже... Да и, не хвастаясь чрезмерно, могу
сказать: того, что я сделал в науке, хватило бы на двоих, а ни один