все остановится. Жизнь замрет, подавленная множеством неразрешимых
конфликтов. Вам бы нечего было делать на проборе, если бы запрет на
убийство не имел исключений.
другого...
необходимости убивать, не убивай. А так - пожалуйста! Запрет не
абсолютный, а условный. Причем условие заранее никогда не оговаривается.
Условие человек формулирует сам. Что это? Недостаток опыта человеческого,
ошибка Господа Бога - что? Не пытайтесь с ходу ответить, ответ непрост. Я
сам вам скажу.
замечая того, он следом за хозяином кабинета вскочил с кресла, да так
решительно, что оно восприняло это за приказ убраться, свернулось в мягкий
кубик и убралось. Федер напряженно посмотрел в глаза Аугусто, нервно
сцепив пальцы.
Садитесь, садитесь, пожалуйста, сделайте одолжение, я хочу наконец
выговориться на этот предмет перед кем-нибудь умным и совестливым. Я буду
вам признателен, если вы просто выслушаете меня, не пытаясь вцепиться мне
в глотку или поспорить каким-нибудь другим образом. Послушайте! Моя
главная мысль настолько проста, что даже не гениальна, я вообще не из
гениев.
способного по своей глупости поставить под сомнение такой важный вопрос,
как сохранение человечества. Я, во-первых, такими отвлеченными предметами,
как сохранение человечества, не интересуюсь. Это мое дело. А вот вы,
например, интересуетесь, и тем не менее ежедневно эти самые великие
правила нарушаете.
нарушаете, дражайший мой оппонент. Вы, например, занимаетесь массовым
истреблением живых организмов, а ведь это все убийства. Но я даже не об
этом, это - формальная придирка для антикуистов. Ради каких-то идиотских
целей типа выживания человечества вы ставите своих подчиненных, куаферов
этих, порой в очень рискованные ситуации, в результате время от времени
они погибают. Что это, как не убийство? И не свирепейте вы так, я вовсе ни
в чем вас не упрекаю. Вы ведь и другие правила нарушаете то и дело, да вы
сами же мне рассказывали. То есть то, что я вам скажу, вы великолепно
знаете сами, вы этим сами пользуетесь постоянно. Перед сводом великих
правил, дорогой мой Федер, следует поставить еще одно: КАЖДЫЙ ИЗ
НИЖЕСЛЕДУЮЩИХ ЗАПРЕТОВ, ВКЛЮЧАЯ И ЗАПРЕТ НА УБИЙСТВО, МОЖНО НАРУШИТЬ. НАДО
ТОЛЬКО ЗНАТЬ, ИЗ КАКИХ СООБРАЖЕНИЙ ВВЕДЕН ЭТОТ ЗАПРЕТ, К ЧЕМУ МОЖЕТ
ПРИВЕСТИ ЕГО НАРУШЕНИЕ, ПОЧЕМУ ВЫ ИДЕТЕ НА НАРУШЕНИЕ ЗАПРЕТА, КАКИЕ УГРОЗЫ
ОНО НЕСЕТ ВАШИМ ПЛАНАМ И КАКИЕ ВЫГОДЫ ПРЕДОСТАВЛЯЕТ.
в чем дело. Но нарушаю я совсем не те правила. Я нарушаю инструкции.
чем они и почему введены в действие. А заповеди, как вы сами только что
сказали, либо от Бога, либо плод многих тысячелетий человеческого опыта.
интеллекторов, и...
убийство. Меня и моих людей.
подозреваю, вы замышляете то же самое. Несмотря на свои клятвенные
уверения в обратном. К сожалению, моих возможностей для этого
недостаточно.
положительный могли бы расценить как блеф. Никакой ответ никому ничего не
дает. На подобный вопрос можно ответить только молчанием.
уважать друг друга, можем самым искренним образом желать ничего друг
против друга не замышлять, и в то же время для каждого из нас смертельно
важно придумать контрход на возможное нападение. И, стало быть, кто-то из
нас кого-то уничтожит, вопреки даже собственной воле. Скорее всего, мне
думается, что я. У вас действительно не слишком много реальных
возможностей противостоять целой армии хорошо натренированных, хорошо
обученных бойцов.
словами какую-то разницу?
20
ничего подобного не ожидал. Интеллектор и тот такого развития событий не
предусматривал в своих расчетах.
свете труднопознаваемых вещей, и человек в этом смысле - венец всего
сущего. По крайней мере для интеллектора. Тот может просчитать практически
любое мыслимое событие с участием любого разумного количества компонент.
Термин "разумное" очень удобен - определяется он техническими
возможностями того или иного интеллекторного комплекса, но вообще-то
настолько всеобъемлющ, что трудно представить себе ситуацию, которая в
этот спектр не входит. Однако человек, даже один, всегда останется для
него фактором высшей непредсказуемости и сводит предсказания интеллектора
лишь к очень слабовероятным прогнозам.
против возможного куаферского мятежа. Казалось, были просчитаны все
варианты сколько-нибудь вероятных действий Аугусто; просчитан был, кстати,
и вариант похищения Веры, но вероятность этого события представлялась
интеллектору настолько незначительной, что он даже не включил его в список
версий, весьма, к слову, обширный. Оправдание было обычным и таким, что не
придерешься - за короткое время интеллектору помимо основной работы по
пробору нужно было просчитать чертову уйму самых идиотских возможных
реакций взбудораженного Аугусто и соответственно действий огромного числа
его сторонников.
твердокаменная! - бушевал впоследствии Федер. - Да я бы уж точно, даже и
при нулевой вероятности, что-нибудь предпринял!
версию сам бы Федер пусть и учитывал.
чувствах матшеф Антон.
поэтому чувство вины было у него в крови и всегда готово к немедленному
применению. Хотя ошибки, надо признать, у его интеллекторов случались
редко. Может быть, здесь следует сказать "тем более" вместо "хотя"?
Федера в том, что тот стал мало уделять времени своей возлюбленной.
Федер изредка появлялся в домике Веры лишь в вечернее время ямайских
суток, длившихся сорок четыре стандартных часа.
пробор и забыл. Федер считал, что с ним плохо обращается Вера. Ни он, ни
она, похоже, не знали, как себя вести в данной обстановке.
"любовь". Жить с таким непониманием было вполне удобно. Можно любить
звезды, можно любить смотреть на огонь, можно любить родителей, можно
любить женщину, можно любить своих детей - и все это совершенно разные
чувства. Но в случае с Верой все было иначе. После первой же встречи он
постоянно о ней думал, хотя совсем не боготворил, даже считал зазнавшейся
пустышкой. А на то, что тянуло его к ней, злился. Засыпая в одиночестве,
представлял себе ее волосы, ее походку, ее глаза, у него проснулась
отличная осязательная память - он помнил каждую складку ее тела. Он
действительно любил ее и не мог понять, почему она так часто на него
злится.
так подгадано, что Веру похитили буквально минут за десять до его обычного
визита. Он шел не спеша к ее домику и уже готовился к привычному разговору
с ней, состоящему из длительных пауз между холодными репликами, предвкушал
обычный, хотя с каждым разом все более трудно достигаемый взрыв взаимной
страсти, объятия, шумное дыхание, торопливое сбрасывание одежд, забвение
всех прошлых и будущих ссор...
входом в гостиную, где она обычно коротала время со стеклами или нарко,
вошел... и увидел пустоту с попорченным, отброшенным в сторону креслом. И
тогда дом вежливо сказал:
Лукьяненко Сергей
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Громыко Ольга
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна