яркой голубой вспышкой! Наверное, я ничего не буду ощущать, когда поле
раздавит меня, размажет по времени... или все же буду? Никто ведь ничего
не знает! А, все равно... Усталость опять захлестнула меня, как неприятно
теплая, удушливо теплая волна. Она залила все: и страх, и тоску, и
любопытство...
вроде правильно, по идее не должно бы... - вяло говорил я себе,
примащиваясь на подставке.
них лицо.
участился... впрочем, все равно. Это медикам было бы интересно, они
протянули бы в камеру датчики, измерили бы давление, пульс, дыхание... Нет
медиков, никого нет, - просто один чудак решил прогуляться в прошлое по
личным делам.
автомата, хотя слышать его в камере никак невозможно. И тяжесть, которая
вдруг навалилась мне на плечи, тоже, наверное, была воображаемой. У меня
мелькнула бредовая мысль, что это поле давит на плечи и спину, и я даже
слегка усмехнулся. Действительно, бред, - как это может живая протоплазма
ощущать давление магнитного поля! Я невольно открыл глаза и слегка
приподнял голову - хотелось посмотреть, что же происходит. И вдруг
полыхнуло прямо мне в лицо немыслимо яркое, ослепительно голубое пламя. Я
зажмурился, полуослепнув, но и сквозь плотно сжатые веки видел яркие
голубые вспышки; они набегали одна на другую, они слились в сплошное море
голубого огня, в глубине которого пролетали и гасли мгновенные розовые
молнии. Казалось, что в камере бушует гигантский голубой смерч, что сейчас
ее вдребезги разнесет взбесившийся разряд. Наверное, поле все же
сорвалось, и от перегрузки полетели к чертям все обмотки! Но я не бросился
к двери, не выбежал в лабораторию, чтобы спасать, что еще возможно,
вызывать помощь. Нет, я только плотнее сжался в комок и замер на своей
подставке. Наверное, какое-то шестое чувство хронофизика подсказало мне,
что это - не авария, не пожар, что я должен держаться, держаться изо всех
сил... держаться еще... еще... еще!
чувство сработало! - я понял, что все кончилось. Я медленно приподнял
голову и открыл глаза. Голубое пламя исчезло, камера казалась немой и
мертвой. И сквозь ее стеклянную переднюю стену я увидел свою лабораторию -
тоже пустую и... светлую!
по-прежнему показывали одиннадцать без пяти. Но сейчас я видел сквозь
стекло хронокамеры зеленоватое вечернее небо, и в этом небе сверкнул
серебряными крылышками крохотный самолет.
ЛИНЬКОВ ТОЖЕ НАЧИНАЕТ ГЕНЕРИРОВАТЬ ВЕРСИИ
взглядом. Потом вдруг встрепенулся, словно увидев что-то неожиданное, и
шагнул к хронокамере.
помещение и не заметил ничего особенного - все чисто, все прибрано, окно
закрыто, никакого беспорядка...
пошевелил губами, словно собираясь что-то сказать, но ничего не сказал и
отошел к пульту.
молчаливая; правда, подставка там стоит большущая, высоченная... Зачем бы
такая подставка для крохотных брусочков? Что же удивило Шелеста - эта
подставка? А пульт он чего разглядывает? Ну да, он же ищет причину
перерасхода энергии... А на что, собственно, может расходоваться энергия в
этой лаборатории? На переброски во времени, ясно! Значит, Стружков что-то
перебрасывал вчера... большое, для этого и понадобилась такая подставка.
Что же он мог перебрасывать? Вещественное доказательство, что ли?
Доказательство - чего? Линьков вздохнул и еще раз, медленно и внимательно,
оглядел лабораторию.
мокрой тряпкой, очень мокрой: на деревянном подоконнике еще темнеют пятна
сырости. И теперь, конечно, все здесь чисто, все пусто... Что же увидел
Шелест? Нет, пока он не выскажется, даже не стоит по-настоящему
осматривать лабораторию. Да и что, собственно, искать? Стружков, похоже,
исчез... Сбежал? Перед этим, возможно, что-то перебросил во времени...
Куда, зачем? Ну, куда - это, пожалуй, можно догадаться: в будущее. На
неделю, допустим... Доживет он до этого срока и получит обратно... Нет,
чепуха выходит! Неужели он так и удрал, не оставил даже записки? На столе
у него лежит рабочий журнал. Может, там что-нибудь?
Шелест повернулся к столу, поднял трубку:
потом раскрыл лабораторный журнал - и вдруг уставился на него, будто
увидел там змею. Прижимая бормочущую трубку к уху, он кивком подозвал
Линькова, глазами указал на журнал.
скрепкой к последним исписанным страницам. Линьков прочел - и ничего не
понял.
положил трубку. - Тут и расчеты, оказывается... Держите! - Он открепил
записку, сунул ее Линькову, а сам уткнулся в страницу, на которой сверху
было крупными буквами написано: "И.В.Шелесту".
чертежик, строчки формул и снова начал перечитывать коротенькую записку,
начинавшуюся словами: "Александр Григорьевич, обстоятельства сложились так
нелепо, что другого выхода я не вижу..." Это было понятно, а вот дальше...
"Решил перейти..." Но ведь это же чушь! Сам же Стружков говорил, что
человек пока не может... позавчера говорил!
какое-то детское, наивное изумление. Это настолько не вязалось со всем
обликом Шелеста, что Линьков тоже растерялся и забормотал что-то насчет
неуместных шуток, хотя по лицу Шелеста уже видел, что дело вовсе не
шуточное.
Вот ведь: вроде и на поверхности лежит решение, а попробуй додумайся!.. -
Он поглядел на Линькова. - Вы что, не поверили? Поверить трудно, я вас
понимаю. Если б не это... - Он кивнул на чертеж. - Но, поскольку расчеты
имеются... В общем, Стружков совершил переход во времени!
невозможно! Он мне сам говорил!
до вчерашнего дня. А тут вот, - он положил тяжелую короткопалую руку на
чертеж, - содержится идея нового принципа... качественно нового
принципа... Если хотите - открытия. Так что теперь положение существенно
изменилось.
действительно...
поверить! Психика не срабатывает... - Он замолчал, смущенно усмехаясь и
покачивая Толовой.
хронокамеру. Борис Стружков, с которым он еще вчера говорил, отправился в
прошлое? Прямо отсюда... вошел в хронокамеру, как в такси, и поехал?
Поэтому и подставка такая большая, наверное. Хотя нет, подставка ведь не
имеет отношения к делу, раз она здесь осталась? А Борис Стружков исчез...
постепенно растаял, как тают брусочки в светящемся поле, - и вернулся в
двадцатое мая... Но ведь нет сейчас никакого двадцатого мая, оно прошло,
исчезло, сейчас двадцать четвертое, а двадцатое... вернуться в двадцатое -
да это же невозможно! Существует только "сейчас". И эта лаборатория -
сейчас, и я - сейчас, а "вчера" безвозвратно осталось позади! "Психика не
срабатывает! - повторил он про себя слова Шелеста и усмехнулся. -
Действительно: ни в какую не срабатывает психика, вопит во весь голос,
сопротивляется! Нельзя в прошлое! Нельзя, чтобы Земля ходила вокруг Солнца
- я своими глазами вижу, как Солнце крутится вокруг Земли!"
самого себя:
докончил, - ну, что это не мистификация?
конечно, не разбираетесь, но это - решение проблемы. Блестящее решение!
Никогда бы я не поверил, что это можно сделать за один вечер! К тому же
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Бажанов Олег
Лондон Джек
Курылев Олег
Пехов Алексей