Чтение 35–й страницы книги ~Закон военного счастья~

К тому же капитан Достальский действительно пошел на поправку едва ли не
сразу, как прибыл в госпиталь. Но ему и этих рекордных сроков, как говорили
сестры и больные, было недостаточно. Для тренировки он совершал немалые для
больного прогулки по запущенному больничному саду, в котором между земных
кустов сирени и уже заметно изменившихся тополей нет-нет да и проглядывали
кусты с красными листьями или определенно пробивались ростки скрученных
штопором, мелколиственных местных деревьев.

От нечего делать Ростик часто гулял с ним, заодно помогая управиться с
костылями. При этом преимущественно они обсуждали битву за Бумажный. Иногда
разговор превращался в спор, но чаще Рост или капитан узнавали друг от друга
неведомые прежде перипетии и подробности сражения.

Так Ростик выяснил, что капитан заблаговременно отправил все грузовики в
Боловск, заполнив их штатскими под старшинством неизменного Акимыча. Когда
Рост высказался, что это следовало сделать попозже, когда уже появились
первые раненые, капитан вдруг разгорячился.

- Ты пойми, - говорил он, забыв о костыле под левой рукой и стараясь
показать рельеф холма обоими руками, - во-первых, я еще не знал, что наши
летуны остановят их... Ну, этих, с длинными шеями, с наездниками на спине.
Если бы те прорвались к холму, они бы наши машины пожгли, непременно пожгли.
А у меня был приказ Председателя, чтобы я машинами не рисковал, они тут тоже
еще не раз понадобятся. А во-вторых, если бы я их не отвел, их бы просто
пехотинцы разбили. Глубина нашей обороны составляла всего-то метров двести,
она прошивалась стрелками пернатых насквозь. Так что не мог я оставить
машины на верную погибель.

- Автобусы ведь не сожгли. Мы их прикопали, обложили щитами, обмазали
глиной, и они в нужный момент очень удачно удрали.

- Потому и удрали, что для них было место. А если бы мы оставили еще эти
"ЗИЛы" - непременно бы их заметили и попробовали подбить.

- Кстати, машины машинами, их, в конце концов, не очень и жалко. Но
почему ты в самом деле БМПешки угнал? Они-то, когда пернатые на наш плацдарм
поперли тремя колоннами, могли роты две заменить. И вообще, это же
подвижная, мобильная сила! Да с ними мы бы...

- У меня не было уверенности, что пернатые все, понимаешь, все останутся
под холмом. Я рассчитывал, что они хоть часть своих сил продвинут дальше в
степь, ближе к городу. А БМП, как ты сказал, мобильны, им их и
останавливать. Лишь теперь, зная, как повернулось дело, согласен - это была
ошибка.

- Я думаю, если бы машины остались, дезертиров было бы меньше. Они бы
рассчитывали на нормальное отступление, понимали бы, что и раненых повезут в
кузовах, и оставшихся в живых... А так у них сложилось впечатление, что всех
бросили - попросту подставили и бросили. Так уже бывало и на Земле и тут.

- Наверное, - мрачно соглашался капитан. Как и все очень честные военные,
он не любил говорить на тему о доверии к начальству - понимал, что русским
солдатам не с чего особенно рассчитывать на тыловиков.

Еще изрядные споры у них вызывала относительно слабая оборона
оставленного на стыке батальонов плацдарма.

- Понимаешь, автобусы как-то следовало уводить. Вот я и оставил проход
между вами, вернее, хоть и заметил его, но не стал перекрывать, - пояснил
Достальский.

- По нему пришелся такой удар, что, не окажись я там случайно, пернатые
непременно прорвались бы. Представляешь, если бы они нам в тыл вошли
численностью тысяч в пять, а то и больше?

- Да, - качал головой капитан. - Как ты там удержался? До сих пор чудом
кажется. Плацдарм следовало прикрыть более плотно. Следующий раз буду делать
проход зигзагообразным, как учебники тактики советуют, чтобы одним ударом не
пытались пройти через всю глубину обороны, не встречая сопротивления.

В более мирных, уже не конфликтных тонах они прояснили действия летунов,
за которыми капитан следил, а Ростик, разумеется, нет. Но Кима с ними не
было, поэтому разговор получался однобокий, без вида, так сказать, сверху,
поэтому быстро затихал. И конечно, очень популярной, к тому же триумфальной,
была тема маневра отхода к самому холму, на практически неподготовленные
позиции. Капитан удивлялся:

- Не понимаю, как ты решился! Я сейчас тут сижу, в безопасности и тепле,
и то боюсь об этом думать. Вот-вот близкая темень должна наступить, связь со
взводами практически растеряна, управление большей частью солдат невозможно,
противник давит... А ты... Вот если бы они у тебя побежали - что стал бы
делать?

- Потому и не понимаешь, что в безопасности. Увидел бы, как пернатые в
тот момент насели, как редки наши цепи, как окопы завалены трупами и нашими
и пернатиками, - сам бы то же самое проделал.

- Но они же этого весь день добивались - чтобы вы вылезли из окопов и к
ним спиной повернулись. Неужели не ударили?

- Как видишь, я тут перед тобой стою и вполне вживую разглагольствую,
значит, не ударили.

- Почему? Должны были ударить. Обязаны были увидеть это - и ударить. Они
же не мастера полевого огневого боя, они спецы по рукопашной, по бою на
очень коротком расстоянии, холодным оружием - им такая возможность
предоставилась... А они?.. Ты, наверное, что-то скрываешь, когда
рассказываешь. Чего-то не договариваешь?

- Я и сам понимал все трудности, когда о перегруппировке тогда думал... И
боялся, что получится так, как ты говоришь... Но не получилось. Почему-то у
них не получилось, а значит, получилось у нас.

- Да, о том, что вышло бы, если бы они тогда ударили, лучше не думать.

- Может, у них тоже управление было нарушено? Офицеров мало, командование
далеко... В общем, прозевали они удар. А когда минут через двадцать ударили,
мы уже сидели чуть не плотнее, чем в начале боя.

- Да. - Достальский мечтательно посмотрел на небо. - Это и есть талант
полководца, парень. Почувствовать момент, когда единственный раз можно
сделать то, что спасет армию. Ни до этого момента нельзя и уже через
четверть часа поздно - враг очухается и разнесет тебя по кочкам... А так,
если успел - ты на коне. Молодец - одно слово.

Как правило, после этих обсуждений возникала пауза. Дело было в том, что
за победу на Бумажном, как говорили, Достальского представили к получению
майора, и даже где-то уже лежал приготовленный приказ. Антон стал старшим
лейтенантом, почти все летуны получили очередные звания, пехотинцам
раздавали дополнительные отрезы ткани, часы, даже сотню медалей заказали
отлить на заводе для наиболее отличившихся. А вот Ростику...

Через пару дней после того, как он вернулся в город, пришло извещение,
что приказ о присуждении ему старшего лейтенанта отозван ввиду... Дальше
следовала какая-то бюрократическая формула, которую не поняла даже теща
Тамара - самый опытный в административных ухищрениях член семьи. А уже
потом, когда стало известно, что награды для него не будет, появились другие
признаки. Его не было в списке отличившихся, вывешенном на специальную доску
перед входом в Белый дом, ему не выделили наградного оружия, его не
вспоминали при составлении общего отчета, для которого Эдик Сурданян
расспрашивал даже командиров отделений.

Его роль в битве за Бумажный замалчивалась столь явно, что это вызывало
определенное понимание даже тех штатских, которые были далеки от обычаев и
порядков армии. А что бы там ни говорили, почти все боловские мальчишки,
прошедшие куда как многие здешние войны, медленно, без училищ, но с
поразительной надежностью обращались в подлинную армию, способную защитить и
одолеть почти любого здешнего, полдневного врага.

Как правило, когда на эту тему сворачивали мысли Достальского, он
спрашивал:

- И все-таки я не понимаю - почему?

- Давай об этом не будем, - предлагал Ростик.

- А почему не будем?

- Ну, им там, может быть, виднее.

- Виднее? Да они сиднем сидят в своих кабинетах! Что они могут из них
видеть? Но, даже не вылезая из кабинета, понять-то, что ты выиграл битву, а
не я - своим отходом, организацией обороны и волевым руководством, - понять
такую элементарную вещь они должны. Обязаны, черт подери!

Ростик вынужден был отмахнуться:

- Давай не будем, а?

Достальский смотрел на Ростика удивленно и чуть внимательнее, чем обычно.

- Неужели не обидно?

Ростик, которому по странному стечению обстоятельств обидно не было, тем
не менее, когда его вот так, в лоб спрашивали, обычно понимал, что нечто в
глубине души, конечно, царапает. Но это было еще не созревшее ощущение, и
сейчас не время было его высказывать. И говорить о нем следовало потом.

Объяснить это Достальскому было сложно, да Ростик и не пытался. Он просто
смеялся и объяснял, что ширы его считают героем, прикомандировали к нему
лучшую бригаду - строят новый дом, чего же ему больше-то?

- Да, да, - рассеянно, даже расстроенно говорил Достальский. - Да, так
обычно у нас и бывает, человека ширы считают победителем, а собственное
начальство...

- Ты лучше подумай, может, ты бы тоже давно майора получил, если бы они
не хотели проблему с моим награждением обострять? Выходит, я тебе тоже
мешаю.

- Ты им мешаешь, - признавал наконец Достальский. - Вот еще бы понять -
где, в чем, каким образом?

- Придет пора, сочтемся этими глупыми наградами. Может, в следующей
войне.

- Думаешь, будет? - спрашивал новоиспеченный майор Достальский.

- Конечно, - стараясь выглядеть беспечным, отвечал Ростик - Хорошо бы
знать - где и с кем?

Произнося эти слова, он и не подозревал, что практически уже знает и где
и с кем. Вот только не отдает себе в том отчета. Впрочем, до момента, когда
это знание должно было стать явным, оставались считанные дни.