Чтение 35–й страницы книги ~Рейд~

стабилизации. Куча времени потеряна. Вдруг раздается крик Рыболова:

- Командир, вижу тахион-образ!

Я наклоняюсь и смотрю на его экран до того, как соберется толпа. Образ
чужой. Определенно чужой. Ничего подобного я еще не видел. Командир
приказывает:

- Снижайте мощность до минимума, мистер Вейрес.

Клаймер дрейфует по следу разрушенного корабля. Наша нейтринная эмиссия
- свечка по сравнению с пожарищем в кильватере.

Бежать бессмысленно. Если мы смогли заметить конкурента - значит, и они
заметили нас. У их охотников скорость гиперсдвига больше, чем у клаймера.
Скорость - критический параметр конструкции истребителей.

Бежать мы не можем. Командир не уйдет в клайминг, пока не
стабилизируются магнитные системы. Так что будем притворяться, будто нас
здесь нет.

Запах в операционном отсеке становится сильнее. Нервозность
увеличивается. Рыболов, поглощенный показаниями приборов и молитвами,
сохраняет самообладание.

Я подозреваю, что его радует перспектива скорого конца. Шанс на
возможность скорой встречи с Богом. Эй! Большой дядя в небесах! Не хочешь ли
разочаровать этот глупый мешок Дерьма?

Охотники рыщут повсюду, смотрят и слушают. Порой они совсем близко от
нас, и приборная доска Рыболова скрипит.

- Их по меньшей мере восемь, - говорит он. Они кружат уже четвертый
час. - Вид у них голодный.

- Чертова уйма огневой мощи, и все, чтобы помешать второразрядному
писателю собрать материал.

Шутка не вышла.

- А больше им делать нечего, сэр, - говорит он. - Конвоев здесь нет,
охранять нечего.

Охотники работают упорно и умело. Один из истребителей пронесся по
курсу линкора прямо над нами. Чистое везение, что он нас не обнаружил.
Другой ползает вокруг в норме и выдает себя лишь потому, что недостаточно
понизил мощность для адекватного скрытия нейтринной эмиссии. Как и мы, он
использует лишь пассивные сенсоры. Радар бы обнаружил нас мгновенно.

Время идет. Люди засыпают на постах. Ни командир, ни старпом им не
мешают.

Стоит мне расслабиться и решить, что они прошли, как на детекторе
появляется очередной корабль. В таких условиях я спать не в состоянии.

- Почему они не оставят это дело? - размышляю я вслух. - Будто бы
знают, что мы здесь. Будто хотят нас вспугнуть

- Возможно, - говорит Яневич. - Какие-то корабли с "Левиафана" могли
оказаться на вылете. Может быть, они разыскивают уцелевших.

Никак не похоже. Не на таких же скоростях.

Яневич и командир все больше и больше времени проводят с Уэстхаузом. Их
лица все больше и больше озабочены. Кильватерный след "Левиафана"
рассеивается. Скоро он уже нас не скроет.

Канцонери бегает туда-сюда. Похоже, компьютеры заметили что-то еще.

Я останавливаю старпома во время его очередного набега в мою часть
отсека.

- Что случилось? Отчего морды вытянулись?

- Нас очень скоро обнаружат. Они читали нашу нейтринную эмиссию до
момента, когда мы легли в дрейф. Их компьютеры все просчитают. Тут-то нас и
прижмут.

- Проклятие. Я должен был знать. На этом пруду волнение не затихает
никогда, так?

- Не-а. Крути расходятся, пока не смешаются с другими.

- И что делать?

- Рванем при первой возможности. Они знают, что мы где-то здесь.
Обмануть их мы не сможем, даже если они не вычислят нас на компьютерах.
Будут гоняться, пока не поймают нас на радар.

- Упорные, гады. Как они догадались?

- Кто знает? Может быть, у "Левиафана" был жучок-наблюдатель на
противоракетном экране. Или корабль охранения, которого мы не обнаружили.
Что угодно. А что именно - значения не имеет.

Через пятнадцать минут наступил один из тех редчайших моментов, когда
на экранах обнаружения никого не было.

- Увеличить мощность, - приказывает командир. - Инженерный,
приготовиться к гиперу и клаймингу.

Магнитные системы Веиреса почти стабилизировались. Похоже, что Старик
собирается воспользоваться шансом.

- В такой ситуации, - говорит Рыболов, - лучше сначала клаймировать, а
потом бежать. Если никто не затаился прямо над нами, они не возьмут след в
точке Хоукинга.

- На старте будет адский шум. А если магнитные системы у Веиреса не в
порядке, соберем большие похороны.

- Да, сэр.

Это его не сильно тревожит.

Толчея у параш. Мы целые часы можем тут проторчать.

Сколько еще я смогу выносить их вонь?

- Разрядить аккумуляторы! Сбросить тепло! - приказывает командир.
Подтверждения и сообщения о выполнении поступают тут же. Всем не терпится
убраться отсюда.

- Мистер Вейрес, что с вашей магнитной системой?

Ответа я не слышу, что не успокаивает.

- Командир, у меня тахион-сигнал, - говорит Рыболов.

- Очень хорошо. Инженерный, переходите к аннигиляции.

Перья на экране Рыболова бледные, но почти вертикальные. Отклонение
минимально. Брюшная и спинная линии почти не видны. Охотник движется прямо
на нас.

- Переход в гипер! Максимальное ускорение! Мистер Уэстхауз, курс - два
семь ноль, отклонение тридцать градусов.

Голос командира спокоен, как на учениях.

Клаймер неуверенно приходит в движение. Освещение в отсеке сразу же
меркнет. Резкий перепад мощности рискован, но на этот раз успешен.
Оповещение о клайминге подавляет ин-терком командира. После он добавляет:

- Уэстхауз, курс - два четыре ноль, отклонение двадцать пять градусов.

- Уловка номер два, сэр, - объясняет Рыболов. - Показываем им курс,
который они могут определить и понадеяться, что мы здесь же будем
клаймировать. Мы же сделаем небольшое изменение и останемся наверху надолго.
Предполагается, что они станут искать повсюду, но не там, где будем мы.

- Предполагается?

- Мы надеемся. Они не дураки, сэр. У них опыта не меньше нашего.

Мои спутники становятся призрачными фигурами. Экраны гаснут. Пустота
окутывает корпус.

Свою дыру мы втаскиваем вслед за собой. Мы в безопасности. На
мгновение.

На мгновение. Истребитель заорал:

- Контакт!

Приближаются его друзья. Совместная мощность их компьютеров уже дает
прогнозы наших действий.

Несмотря на пророчества Рыболова, я поражен, когда в привычное время
командир не появляется. Все эти учения... проснись, макака! Теперь
по-настоящему. Вокруг люди, которые хотят тебя убить.

Атмосфера воняет. Температура повышается на полдюжины градусов.
Единственная реакция Старика - он приказывает Бредли пустить свежего
кислорода и стравить атмосферу через внешние топливные баки. Там она
замерзнет. Суперхолодный лед - прекрасное средство для потери тепла.

Такие хитрости командование не одобряет. Это не проектировалось. Наш
воздух насыщен выделениями человеческих тел. Это портит воду при таянии.

Людям в операционном отсеке наплевать. Самая главная проблема - тепло.
Они сознательно забивают фильтры загрязнителями.

Чтобы справиться с внутренней температурой, этой воде нужно всего пять
часов. Слишком много тепла генерирует этот корабль.

Командир дает температуре достичь красной отметки. Мы изнемогаем от
зноя. От сверхпроводников идут предупреждения - мигают лампочки, но до
настоящей опасности еще далеко.

Воздух спертый - хоть пластами режь.

Командир приказывает активизировать конвертеры тепла и газоочистители в
девять часов клайминга. А потом, по моему скромному мнению, все будет
затихать.

Устройства, снижающие температуру и делающие воздух пригодным для
дыхания, эффективны, но сами являются мощными генераторами тепла.

Это не то неожиданное, убийственное повышение температуры, которое мы
пережили, когда погиб линкор. Теперь жара подкрадывается незаметно. Она
наступает неумолимо, как старость. И еще - обессиливающее действие
усталости.

Рекордный по продолжительности клайминг, установленный Телмиджем, -
четырнадцать часов тридцать одна минута и несколько секунд. Телмидж
командовал одним из самых первых кораблей. На нем было меньше оборудования,
меньше людей, клайминг осуществлялся в идеальных предклайминговых условиях.

Сидя в вонючей мокрой одежде, посасывая пластиковую бутылку и не имея
возможности покинуть свой пост, я думаю, не собирается ли Старик побить
рекорд.

К одиннадцатому часу я начинаю обдумывать вариант мятежа одного
человека. Сквозь туман, окутавший мой мозг, прорывается голос командира. Что
такое? Эй! Обратный отсчет на экстренный сброс тепла!..

Мы погружаемся в норму, некоторое время проветриваемся, потом
возвращаемся назад и смотрим, что сообщит наша система обнаружения о
населенности этого промежутка ночи.

- Не слишком ли он осторожничает? - хрипло спрашиваю я Рыболова.