Чтение 35–й страницы книги ~Уши в трубочку~

Я испуганно оглянулся, но он уже звучно обнимался с двумя подсевшими за его стол гуляками, все трое шлепали один другого по спинам широкими ладонями, звук разносился такой, словно тюлени бьют ластами по воде, я заподозрил порождение океана, однако оглядываться не стал, ибо если представлю себе, что они созданы из воды, то и сам, возможно, прямо с порога выпаду в океан.

Дверь отворилась без скрипа. Я зажмурился от яркого солнечного света. Сияющее умытое солнце поднимается над белыми домами новостроек, отсюда видна лента шоссе, фонарные столбы в виде печально склонившихся стеблей с простыми цветами лампочек под жестяными абажурами. Хороший добрый мир, ласковые пушистые облака плывут по синему небу, догоняя неторопливых китов, со спины которых юркие игуанодончики стреляют из ракетных установок вслед крылатому дракону...

Я отступил, закрыл дверь, снова выглянул. Бесконечный водный мир, фиолетовое небо, единственная живность - бурые водоросли, покрывающие волны...

Следующий был вполне земным, если не считать три мелких солнца, все разноцветные, но на поверхность планеты попадают уже вполне солнечные лучи, что подтверждают школьные знания насчет сложности белого цвета.

Я открывал дверь, заглядывал, снова закрывал, так шли минуты, часы, годы, столетия, у меня отросла борода, в суставах начали откладываться соли, кости истончились, когда усталый, замученный, в очередной, наверное, уже стомиллиардный раз заглянул в дверь, готовился привычно закрыть и закрыл бы, но усталые руки подвели, а тем временем внутри радостно тренькнуло. Сердце подпрыгнуло и ударилось о нижнюю челюсть, отчего голова подпрыгнула, как у боднутого оводом коня. Я еще не понял, что случилось, а седалищный нерв заорал суетливо: давай скорее, ну быстрее же, остолоп, а то дверь закроется, ветер дунет или петля отвалится... Я непонимающе смотрел на жаркую пустыню от края и до края, вдали трепещет дивный город царя Соломона, но призрачный, основание не касается земли, в жаркий песок закапывается ящерица... а, вот он, черный камень с вырезанным уже знакомым чертиком на макушке!

Страшась, что все исчезнет, я суетливо сделал шаг вперед. Жаркий воздух опалил кожу, на плечи обрушилось яростное солнце. Палящие лучи сразу иссушили лицо, навстречу задул сухой горячий ветер, стараясь не пустить в этот мир, губы мои сразу пересохли. Страх метнулся, как испуганная птица: из-за барханов показались черные тюрбаны.

Я застыл на месте, все верно, из-за песчаных гор выезжают на жутковатых зверях звероватые всадники. Один из них вскрикнул:

- Грицко, дывись, егыптянын!

Второй всадник сказал быстро:

- Остап, Тарас, Омелько!.. Поймайте, свяжите по рукам и ногам!.. Пусть останется тута, як наша жертва ихним поганськым богам...

Всадники пришпорили коней, я повернулся и бросился мимо черного столбика. Сердце колотится как сумасшедшее, я молил всех богов, чтобы глазомер не подвел, чтоб не пробежал мимо Незримых Врат, второй раз так не повезет, я вообще-то невезучий, хоть и герой...

...с разбега влетел в темное, холодное. Ноздри ухватили знакомый запах, из темноты навстречу выпрыгнула стена и с силой ударила в лоб. Ноги подкосились, я рухнул на пол. Сердце колотится, оглянулся, дверь захлопнулась сама по себе, отрезав эту каморку от мира знойной пустыни. Руки все еще трясутся, я кое-как поднялся, пересек комнату по диагонали и толкнул дверь, ведущую в коридор.

Больнично белые плафоны дают мягкий успокаивающий свет, я перевел дыхание, ноги робко несут по коридору, вот знакомая лестница, ведущая вниз. Послышались шаги, я остолбенело смотрел на торкессу. Она поднимается в моей распахнутой на груди рубашке, на высоких каблуках, сказала мне капризно:

- Ты прав, я упала трижды... Но ты свинья, мог бы по крайней мере предупредить!

Я пролепетал:

- Но я... разве не предупредил?

- Предупредил, предупредил, - сказала она капризно. - Но ты как-то неубедительно предупредил, не находишь?.. Ладно, вернемся в постель, что-то я замерзла.

- Пойдем, - произнес я деревянным, как у гобоя, голосом, - вернемся.

Такими же деревянными ногами прошел за ней в спальню, взгляд сразу же метнулся к календарю на журнальном столике. Да что там календарь, будильник нагло и злорадно прямо в глаза говорит, что я вернулся в ту же минуту, в какую и вывалился из той двери, что на самом деле не дверь, а Дверь, а то и Блуждающие Врата. А то и не Блуждающие вовсе, что куда страшнее.

Торкесса, не дыша, пробралась на цыпочках в спальню, одеяло уже откинуто, влажные ароматные запахи пропитывают все, даже стены. Можно сослаться, что у меня от такой сверхэротичности откат в другую сторону, становлюсь умным, что значит - не до секса, умные им не занимаются, но меня все еще вздрагивает, встряхивает, дыбит шерстью на загривке и по всему телу, это не есть удобно, а внутри противно дребезжит и хлюпает.

- Знаешь, - произнесла она озабоченным голосом, - я еще не смотрела, что там наверху, похоже, чердак или мансарда... но в подвал уже заглянула.

Я ахнул:

- Ты что, дура?

- Конечно, - ответила она убежденно. - Я же красивая?

- Да еще и блондинка, - сказал я с горечью. - Правда, рыжая. Все, бомба начала тикать... Ладно, что ты там узрячила?

- Да я не спускалась, - ответила она обиженно. - Так, заглянула сверху. Посветила фонариком вниз и по сторонам... Подвал такой, что там бы подземный полигон разместить. Или стадион для скоростных гонок по Формуле-один. У меня фонарик мощный, как прожектор, но, где кончаются стены, не увидела...

Меня осыпало морозом. Больше всего на свете надо опасаться вот таких подвалов. Обширных, расположенных вдали от оживленных трасс, где-нибудь под одиноко стоящим особняком. Если спуститься в такое, то тут же напорешься на мрачных бородатых че гевар и хоттабов, грудь в пулеметных лентах, зеленая бескозырка лихо сдвинута на ухо, Надпись "Аллах акбар, так кто же против нас?", в руках гранатометы и стингеры, достающие до стратосферы.

- Хоть сухое подземелье? - спросил я безнадежным голосом.

- Почти, - ответила она. Подумав, добавила осторожно: - Только слева в темноте что-то вроде бы капает...

- Чуть-чуть?

- Да. Чуть-чуть капает, а дальше хлюпает.

- Хлюпает?

- Ну да, сперва булькает, а потом хлюпает. Смешно, как будто кто-то очень большой по болоту ходит! Такие вот звуки странные...

Я простонал сквозь зубы. Капает, это значит вместо бородачей - монстры, ожившие мертвецы, зомби, крысы с теленка, тараканы с кошек, а в довершение всего зеленая светящаяся биомасса, способная принимать любые формы, практически неуничтожимая. Даже непонятно, почему это левая часть подземелья и правая никак не сойдутся в смертельной схватке. Видимо, сперва надо победить нас двоих, а уж потом...

- Ладно, - сказал я с обреченностью в голосе, - бери, пользуйся! Терзай мое юное невинное тело, волчица хищная... то бишь волчица звездная. Растли меня, раз я такой лопух...

Она завизжала счастливо, со скоростью молнии сорвала с себя рубашку, туфли оставила, хотя, на мой взгляд, все равно перегиб, это же не на кухне у раковины, в постели эти штуки с длинными каблуками не есть острая необходимость...

Глава 7

Она выдергивала из прически все заколки, мотала головой, растрепывая волосы, никогда не думал, что у нее их так много, не водопад, а как будто днепрогэсовскую плотину прорвало, и хлынуло море красного золота... но я застыл, из дверного проема на меня смотрит Кварг, в руках пистолет, ствол направлен мне в грудь.

- Только не делай резких движений, - предупредил он. - Не обижайся, здесь нет ничего личного.

Из темного угла вышел массивный человек, маленькая голова на чудовищно огромном теле, шея толще головы, плечи - валуны. С виду абсолютно туп, значит, Кварг главный, думает за двоих, а этого пришлось прислать, потому что свободных негров не оказалось, пришлось белому дать в напарники белого, а это нехорошо, неправильно.

- Я ничего не делаю, - сказал я торопливо, краем глаза следил за побелевшей торкессой. - Поосторожнее там с курком... Но разве ты не обязан играть по правилам?

Он оскалил зубы в нехорошей усмешке:

- Обязан, конечно, обязан. На вашей планете обязывают еще круче, чем у нас: законом, религией, модой, общественным мнением, инструкциями... и все равно кто-то порой честно жить не хочет, верно?

Его напарник подошел к постели, грубо сдернул застывшую в горестном изумлении торкессу, поволок ее в сторону Кварга. Я воскликнул потрясенно:

- Так ты... коррумпированный элемент?

- Да, - ответил он с прежней усмешкой.

- Как тебе не стыдно? - воскликнул я. - Жить в светлом коммунистическом будущем и так себя вести?

Он взял из рук гориллы оцепеневшую торкессу, расхохотался:

- За одну эту операцию я получу столько, сколько получил бы, получай тысячу лет зарплату спецагента... Как думаешь, стоит? Ну, ты меня понимаешь, землянин!

Торкесса всхлипнула, глаза в отчаянии обратились ко мне молящим взглядом, а ногой с силой ударила по его ступне. Тонкий каблук пробил башмак, Кварг взвыл, этого мне хватило, чтобы выхватить пистолет. Грянул выстрел, горилла зашатался, я прицелился в Кварга, но тот быстро приставил ей пистолет к виску и сказал ехидно:

- Ну, что сделаешь, герой?.. Придется бросать!

- А вот хрен я тебе брошу, - ответил я. - Ты щас же меня и прикончишь. Что, не так?

Он кивнул с самым довольным видом:

- Конечно. Я что, ношу на груди табличку с надписью "Дурак"?.. Но все равно ты же не позволишь, чтобы я вот так взял и застрелил невинную душу у тебя на глазах?

Я держал на мушке в прицеле его лоб. Пуля разнесет мозг, из брызнувшей каши не успеют пойти импульсы к мышцам, которые отвечают за нажатие курка. Боковым зрением я видел дебила, что медленно заваливается на стену, пуля попала в переносицу и вышла из затылка, расплескав кровавое месиво по стене.

Мой палец начал нажимать на спусковую скобу. Глаза Кварга чуть расширились, он ощутил что-то в моем лице, но я тут же ослабил давление, а потом и вовсе опустил пистолет.

- Тебе нужен я, - сказало во мне. - Отпусти ее.

- Хорошо, - ответил он быстро, как затверженный урок. - Брось пистолет... Брось, брось!.. Теперь оттолкни его ногой.

Пистолет докатился, поворачиваясь вокруг оси, как ярмарочная юла, до его ног. Появились еще двое, один наклонился, небрежно поднял, у него еще одна кобура, туда и сунул мой пистоль. Оба подошли и взяли меня за руки, завернули за спину. Пришел еще один, крепкий, накачанный, окинул меня оценивающим взглядом и неожиданно со всего маху ударил в живот. Впечатление было такое, что меня лягнул конь-киборг.

Кварг оттолкнул торкессу, ее подхватили двое охранников и потащили прочь из комнаты.

- Я с нею разделаюсь позже, - объяснил Кварг. - Ну что, Гакорд, так и не смог выстрелить? Что же тебе помешало?

- Что-то помешало, - прохрипел я разбитым ртом.

Он осмотрел меня задумчиво.

- Знаешь, - сказал он доверительно, - этому "что-то" принято приписывать особый высший смысл. Мол, есть нечто выше нас, оно и руководит нашими поступками... Слыхал, да? Слыхал, слышал... Это со всех сторон слышишь, как только включишь нечаянно канал "Культура" или попадешь на фильм о русской интеллигенции. Но иногда мне кажется, что это нечто или этот некто - беспросветный дурак! Тебе не кажется, а?

Спрашивал он доверительно, и хотя я сам в этом больше чем уверен, ну какого хрена послушался этого нечто высшего и опустил пистолет, но не могу же соглашаться с гангстером, пусть даже инозвездным, и я сказал еще больше разбитым ртом:

- Нет!.. Добро победит бобро... Тьма рассеется. Чем ночь темней, тем ярче... эти, звезды.

Он сказал задумчиво:

- Вообще-то замечательная фраза, она мне всегда нравилась: "Добро победит зло". Но вот тупой я, что ли, но до сих пор не пойму: кто кого побеждает?

Я задумался, охранник с силой ударил меня в живот, потом с двойного разворота задней ногой в челюсть.

- Софист, - сказал я с отвращением, - но есть высшие нравственные общечеловеческие ценности! Есть, есть...

- ...Божий суд, наперсники разврата, - продолжил он с тем же выражением. - Когда учил в школе, всегда думал, что это за наперсники? Наперсточники?..

- Ты, - сказал я с негодованием, - нехороший человек. Непорядочный! Ты не отпустил девушку.

- А я и не обещал, - возразил он. - И хотя добропорядочность трудно выговорить, еще труднее - обнаружить, но я в самом деле не обещал!.. Ведь правда, ребята?

- Правда, - ответил один, запыхавшись. Он только что провел серию ударов в корпус, у меня ныла и стонала каждая жилка, сломанные ребра задевали друг за друга. - Все правда, босс!

- Вот видишь, - сказал он наставительно. - Мне мама говорила, когда отвечаешь злом на добро - не скупись. Добро побеждает зло... его же оружием. А еще лучше, чтобы наше добро вообще узнавали издали по кулакам!

Нас с торкессой забросили в машину, долго везли, я старался запомнить, сколько раз перекатывало то к левому борту, то к правому, где невольно прижимался к торкессе, засекал по ударам сердца время от поворота до поворота, однако, стоило уткнуться лицом в ее горячую грудь или мягкий нежный живот, тут же сбивался со счета.

Наконец машина остановилась, я услышал хлопок отворившейся двери, голоса. Спорили охранники, затем приблизились шаги, загремел замок. В глаза хлынул яркий свет, хотя на самом деле всего лишь хмурое утро. Во все стороны равнина, покрытая ровной зеленью, небольшие холмы.

В поле зрения появился Кварг, я ощутил болезненный рывок за ногу. Меня вытащили, я ударился при падении, Кварг равнодушно пнул меня в бок.

- Здесь кричи, - сообщил он равнодушно, - не кричи, а все кончено.

Он бросил взгляд через мое плечо, я невольно оглянулся. Огромные серые столбы мощно устремляются к небу, на некоторых сверху массивные гранитные плиты. Столбы стоят правильным кругом, и хотя я никогда не был здесь, сразу узнал:

- Баальбек... Тьфу, Стоунхендж?

- Он самый, - буркнул он.

Охранники вздернули меня на ноги. Я перекосился от боли, один с силой ткнул в бок, снова хрустнуло. Меня подтащили к одной колонне, Кварг прошелся несколько раз вокруг, обматывая меня толстой веревкой. Я чувствовал, что задыхаюсь, веревки сдавили грудь, одна врезалась в живот. Кварг захохотал и последний виток сделал повыше, перехватив мое горло так, что я захрипел.

- Останешься здесь, - сообщил он почти дружелюбно. - Сюда народ приезжает раз в год, отпраздновать языческие праздники. Последний раз были неделю назад, так что тебе придется ждать долго.

Охранник рядом хмыкнул, по его глазам я видел, что не проживу и десяти минут, вон уже синею, но смолчал, вернулся к машине. Оттуда донесся негодующий крик торкессы.

- А что с нею? - прохрипел я.

- Ее возьмем с собой, - сообщил Кварг. Он гнусно усмехнулся. - Это ты, святой Антоний, корчил непонятно что, а мы ж демократы, используем ее... По назначению.

Они вскочили в машину, хлопнула дверца. Горло давит с такой силой, что глаза лезли на лоб. В разрыв тучи проглянуло солнце, дышать стало еще тяжелее. Так вот зачем веревку намочили: чтобы, высыхая и сокращаясь, она задавила меня в течение ближайших минут! Все-таки не стали рисковать, ведь к руинам Стоунхенджа обязательно приедет какой-нибудь турист.

В глазах потемнело, я ощутил звон в ушах. Задержав дыхание, чтобы не потерять сознание, начал дергаться изо всех сил, колотиться, веревку не порву, но чуть ослаблю ее хватку... может быть. Ударился затылком так, что хрустнуло, задергался еще, еще, однако веревка лишь сильнее стянула кольца, будто не веревка, а живая анаконда.

Сзади послышался хруст. Я дернулся, невольно ударил затылком еще, донесся протяжный медный звон. Острая боль пронзила мозг, я стиснул зубы, уговаривая себя не терять сознание, перед глазами залило красным.

За спиной зашевелился камень. Странно, дико, хорошо знаю, там никого, однако монолитный камень начал крошиться. Я замер в страхе, это же сейчас развалится вся колонна, что впятеро толще большетеатровой, а сверху там еще плита размером с КамАЗ, рухнет на голову, прическу испортит точно.

В спину сильно толкнуло, донеслось хриплое дыхание. Веревки чуть ослабли, сзади барахталось, мимо мелькнуло смуглое тело. Блеснуло острое лезвие, веревки натянулись, лопнули. Сильная рука схватила меня за пальцы, потащила в сторону.

- Быстрее!..

Мы отбежали, я все оглядывался, но гранитная скала, покачавшись, осталась на месте, как и плита сверху. На том месте, где прижималась моя спина, теперь глубокая ниша в камне. Я оглянулся на своего спасителя.

Рослый воин, иначе не назовешь, широкий и крепкий, с красивым яростным лицом. Золотые, как солнце, волосы падают на плечи, синие глаза впились в мое лицо, как два острых клинка. Обнажен до пояса, что и понятно, с такой развитой фигурой и я бы ходил без рубашки и по Москве, на левом плече отчетливо проступает свастика. Через грудь широкая перевязь, из-за плеча выглядывает рукоять меча.

- Пришло время? - спросил он жадно.

- Ка... какое? - спросил я в ответ.

Он повторил:

- Время?.. Время Великой Битвы!

- Не знаю, - ответил я неуверенно. - Может быть, и пришло. Заранее ведь никогда не знаешь, надо быть готовым всегда. А ты как туда... в смысле, в камень, попал?

Он помрачнел, на лицо набежала тень. Голос от пережитого волнения стал хриплым и прерывистым:

- Была великая битва... мы победили, однако нас осталось семеро героев... И мы понимали, что в следующем бою с силами Тьмы поляжем все. Мои товарищи ушли поднимать народ, а я ударил в скалу, она расступилась, я вошел в нее и сказал, что появлюсь не раньше, чем моей стране будет грозить великая беда. Ты меня призвал... реинкарнировал, освободил из каменного гроба, значит, пришло время Великой Битвы?

- Не знаю, - повторил я. - Как говоришь, звалась твоя страна?

- Ария, - ответил он с недоумением. - А мы - арийцы... А что, сейчас кто-то смеет называть ее иначе?.. И почему здесь так сыро и холодно? Неужели наступил Великий Холод, Предвестье гибели мира?..

Я поперхнулся, сказал торопливо:

- Видать, твою скалу потом распилили на каменные блоки. Одни увезли на великую стройку египетских пирамид, другие - в Баальбек, а третьи обтесали и приволокли сюда, в холодную и сырую Англию. Здесь всегда так. Здесь солнце увидишь реже, чем в Сахаре - дождь. Или Ария в Гималаях? Но ты не один, не один такой... Хотя, признаю, первый! Потом по твоему примеру в скалы ломанулись целые толпы. Мгер Младший все еще спит в скале, ждет, когда плохо придется его Армении. Даже землетрясение в Спитаке не разбудило. Король Артур спит неподалеку, Кухулин - севернее, княжна Лебедица - к востоку, король Ирпинь со своими сыновьями - по ту сторону пролива, но рекорд поставил Илья Муромец - ушел в скалу с семьюдесятью богатырями и всей дружиной! Где он только и скалу там нашел...

Арий слушал внимательно, лицо становилось все несчастнее. Но посуровел, подобрался и сказал твердо:

- Значит, в последний бой вступит большой отряд героев.

- Да, - согласился я, - только... гм...

Взгляд мой не отрывался от его плеча. Татуировка выполнена неплохо, но не мастером, это видно. Удалить ее будет не жаль, а само удаление займет от силы десять ми-пут и обойдется в двадцать долларов.

- Ты это... - я указал на свастику, - спрятал бы ее.

Он в удивлением проследил за моим пальцем. Взгляд достиг эмблемы на правом плече:

- Знак Солнца?.. Что, настало царство Тьмы?.. А, понимаю, почему ты инкарнировал именно меня, вечного борца с силами Тьмы и Хаоса...

- Да нет, - прервал я. - Просто сейчас такой период... отрезок времени... потом все наладится!.. что этот твой знак считается в ряде стран... гм... промышленно развитых, но умственно отсталых, потому диктующих свою волю остальным... словом, он считается чем-то нехорошим.

Он взревел, как разъяренный лев, не столько раненный, сколько оскорбленный:

- Что? Светлый знак Солнца?

- Увы, - сказал я торопливо. - Он самый. Свастика. Сварга, если по-старорусски... Ну что делать... Мир такой! Так что накинуть бы тебе че-нить...

Он сказал несколько рассерженно:

- Со мной походный мешок, там есть пара рубашек.

- Возьми, - посоветовал я.

Он быстро сбегал, ухитрился снова не свалить глыбу, вернулся с объемистым заплечным мешком. Я проследил, как опустил на землю, на свет появились рубашки.

Я поморщился:

- Хороший покрой, самый раз... но цвет, гм...

- Что цвет? - спросил он свирепо.

- Коричневую не надо, - объяснил я с неловкостью, - черт знает что подумают... Да если бы только подумали, а то радостно так затявкают: ага, мол, фашисты, фашисты, фашисты! Глохнешь от их подобострастного тявканья. Добро бы тявкали только те, кому это по рангу, по должности и по прочим признакам, но больше всего крику от наших же придурков, что таким образом грамотность свою показывают, как телеграфист Надькин, но никак не поймут, почему все-таки телеграммы сухие... И черную - упаси боже!!! Да и синюю не стоит, с нею тоже разные ассоциации, намеки, то да се. Кто сионистом обзовет, кто педиком - все одно как-то не совсем по шерсти, если в самом деле не педик... А синяя - слишком близко к голубому, как бы концентрация голубизны, еще злее, ядовитее... Да, красный цвет хорош, но если в зюгановцы запишут, то демократы понятно чем закидают!.. Не отмоешься. А то и вовсе - тьфу-тьфу! - ампиловцем сочтут, это вообще как красная тряпка для вечно брюзжащего интеллигента. Зеленую? Приятный цвет для глаз, для сукна под бильярд, врачи рекомендуют, но только...

- Что?

- Да как бы не приняли за зеленого. Ну, которые кошек подбирают, траву берегут, под судна кидаются... Зеленым хорошо быть только в Гринписе, да и то в открытом море. Где-нибудь посредине. Иначе сразу придется с нефтяными пятнами бороться, дохлых чаек спасать, из пингвинов дуст вытряхивать...

- Разве это плохо?

- Понимаешь, - сказал я совсем уж затравленно, - зеленые сейчас почти антиглобалисты, а у нас сейчас такая форма фашизма, демократией зовется, что все запрещено, окромя самой демократии! Так что и желтую положь взад, а то примут как намек на желтомордость, проблема Азии стоит остро, там такое происходит, прям взрыв национальных чуйств! Во всем находят оскорбление для нацдостоинства и нацинтересов. Возьмут и перестанут поставлять компьютеры да телевизоры, вся Европа загнется без их бытовой техники.

Он с убитым видом вытаскивал и вытаскивал из сумки рубашки, я рассматривал и отвергал либо по вышивке, либо по намекивающему цвету, гора одежды стала едва не выше самой скалы, наконец я воскликнул:

- Стоп!

Он смотрел с недоумением:

- Что ты увидел?

- Вот это! Что это у тебя?

Он пожал плечами:

- Да просто еще один мешок. В запас.

- Его и наденешь, - распорядился я. - Это демократично. Серый цвет - что надо. Никто не придерется. Сейчас весь мир серый, и везде торжество серости. Это называется демократией, чтоб ты так хорошо жил... в смысле, чтоб знал! Мы с тобой прикинемся, что на стороне победителя!.. Сейчас все так делают, здоровье дороже. К тому же, если разобраться, в сером цвете есть все, потому он и такой вот богатый... Скоро и нефть всю подгребет.

Арий покачал головой:

- Ты что-то путаешь. Это в белом - и красные, и коричневые, и голубые, а в сером - только серость. Ладно, мы в стане врага, надо идти так, чтобы нас не заметили.

- Нас? - переспросил я. - У тебя свой бой... ну, вернуть свободу и независимость Арии... или Арьеланду? А я должен нагнать своих врагов, пока не удрали к звездам.

Его глаза загорелись.

- К звездам? Они - боги?

- Посильнее, - буркнул я. - Но и мы не лыком шиты.

Он смотрел на меня с великим уважением.

- Я - твой воин, - сказал он твердо. - Сейчас мы настигнем твоих врагов, я обязан тебе помочь, ведь это ты меня освободил из камня, а потом ты поможешь мне возродить былую славу моей великой страны.

- Тебе многое придется узнать, - сказал я. - Начиная с географии.

Он бежал рядом со мной, его глаза с удивлением перебрасывали взгляд со следа одного рифленого протектора шины на другой.