то и другое. Герфегест никогда не лгал себе - где-то в глубине души он был
уверен в том, что она красива и что красота эта тронута тлетворным
дыханием смерти.
спустя он был уже в одной из трех комнат спального покоя Харманы. Если
Хармана позволяет стражникам быть в комнате во время своих бессонных
бдений, он убьет их всех. Сколько бы их ни было, немедленно. Безо всяких
изощрений. Если стражи стоят под дверью, как это обычно бывает, он убьет
их погодя - после того, как решится участь их госпожи. То же самое
случится с придворными дамами, служанками и прочими.
умереть несколько раньше. Но что-то подсказывало Герфегесту, что она не
закричит. Почему?
покинутая вылупившимся цыпленком. Вторая тоже. Стражей, возни с которыми
так опасался Герфегест, не было. Не было и служанок.
стал опасаться, что, понадеявшись на свою интуицию и знание обычаев
Гамели-нов, он забрался не в те комнаты. Уж очень все это было не похоже
на жилище знатной дамы. Деревянные статуи в нишах. Покрытые магическими
знаками гобелены. Редкая, низкая мебель. Только цветы в пузатой
приземистой вазе успокоили Герфегеста. Желтые лилии - Цветок черных лебед
й. И Харманы тоже. "По крайней мере, это комната женщины", - промелькнуло
в мозгу у Герфегеста, когда он, по-прежнему бесшумный, словно ветер в
месяце Эсон, остановился у порога третьей комнаты.
стояли в узких и длинных прямоугольных нишах, освещая комнату дробящимся,
неярким светом. Ложе - необъятное, широкое, без ножек - располагалось
почти у самого пола, как это было в обычае у Гамелинов. Оно стояло в самом
центре комнаты. На ложе, у самой его спинки с вездесущими лебедями и
лилиями, сидела женщина. Лица ее Герфегест не видел. Оно было скрыто
густым черным флером. Тело тоже пряталось под плотной черной тканью. Знак
погруженности в глубокие и безрадостные раздумья. "О чем это она? Небось,
о своем упыре Стагевде?" Герфегест был уверен в том, что она не спит - он
слышал ее шаги, притаившись у подоконника. Его не проведешь такими
детскими трюками.
конечно, госпожа Хармана, сейчас умрет. Наверное, то есть без сомнения,
она чувствует его присутствие. И, конечно, задумала некий трюк. Смотрит на
него из-под вуали и лелеет на груди какую-нибудь метательную гадость. И
наверняка отравленную. Сейчас она бросит ее, а в случае неудачи
пронзительно заорет. Не удалось, мол, справиться самостоятельно, так
помогите же! Но он не даст ей заорать. Он обвернет вокруг ее шеи шелковый
шнур и одним выверенным движением затянет его. Не сказав ни слова.
это была она, и только она - отбросила с лица черное покрывало и тихо
произнесла:
Если бы я хотела обезопасить себя, я бы приказала схватить тебя в тот
момент, когда ты сошел со спины боевого дельфина. Но я не хочу. Я знаю,
что ты не убьешь меня. И ты тоже знаешь это.
объятия - объятия вечности, дрожащей в экстатическом наваждении.
- в любовном соитии Харманы и Стагевда. Так говорил Герфегесту Ганфала.
весеннего ручья вливаются в океан. Так же неистово, как ураган срывает
соломенные крыши с крестьянских хижин. И он забыл обо всем, что слышал.
сосудах разгорелись ярким оранжевым светом. Жадные руки Герфегеста сорвали
с тела Харманы черную вуаль. Под ней не было ровным счетом ничего. Ни
платья, ни шелковой рубахи. Под ней было нечто более ценное, чем
златотканая парча, чем варанский бархат, чем тончайший итский пергамент.
Бледное и совершенное тело Хозяйки Дома Гамелинов.
существовало ничего, кроме настоящего. Хармана была гением любви - никого
лучше ее, ни одной лучше ее.
предощущения наслаждения сосками, и он был готов поклясться кровью
Конгетларов в том, что никогда и ни одной женщине не случалось вызывать в
нем такого трепета и такой страсти.
с лица Герфегеста всю краску, призванную подменять белизну его кожи
причудливым темным узором. Ее розовый мягкий язык слизнул две точки с
подбородка Герфегеста, смел искривленные линии с его лба и скул, пока сам
Герфегест входил в Харману мощными и умелыми толчками. Ветер больше не
тревожил ореховую рощу.
все грехи и подлости, которые она совершила. И все, которые она еще успеет
совершить в будущем. Он простил Хармане все до скончания дней. Будь она
самим исчадием Хуммеровой бездны, ему было все равно. Он любил ее так, как
не любил ни одну женщину в мире. Вереница женских тел промелькнула мимо
Герфегеста в кружении любовного танца. Ему больше незачем помнить о них.
Он больше не желает помнить свою первую женщину, отравленную аконитом в
Наг-Нараоне. Он больше не желает помнить о тысяче безымянных шлюх. О
наложницах грютского царя Наратты. Он не желает больше вспоминать о Тайен.
Пусть упокоится семя ее души - если только у нее была душа - в Святой
Земле Грем. Он больше не будет тосковать о предательстве Киммерин. Ему все
равно. Теперь у него есть нечто большее, чем любовные интриги и страстные
объятия. У него есть вечность. И этой вечности имя Хармана.
были густы, а ресницы длинны. Волосы ее не были заплетены в косы и не были
черны. Всезнающий Герфегест был посрамлен, когда, сорвав с ее волос волны
черного флера, обнаружил, что женщина, которой сейчас наслаждается все его
существо, отнюдь не брюнетка и ничем не походит на женщин из Дома
Гамелинов, виденных им в ранней молодости. Ее волосы были серебристо-белы,
словно пепел, остающийся после сожжения тонкой кисеи над пламенем свечи.
Серебристо-белы, словно шкура горностая. Они были собраны в очень сложную
высокую прическу, придавшую Хармане сходство со статуями оленеглавых дев,
виденных некогда Герфегес-том в Варане. Пряди ее на диво богатых и длинных
волос были украшены хрустальными бусинами, а прическа держалась благодаря
восьми бриллиантовым заколкам и двум гребням. Когда тело Герфегеста
содрогнулось в судороге наслаждения, Хармана выдернула из прически оба
гребня и шесть из восьми бриллиантовых заколок. Ее волосы, похожие на
расплавленное серебро, хлынули на грудь Герфегеста.
позволить ему. Она металась на ложе, словно израненная лань в силках. Она
плакала, и слезы исполненной страсти делали ее лицо еще прекраснее.
Герфегест. покрывал ее глаза поцелуями. Он был не в силах остановиться. Он
знал - пока их тела не вздрогнут на пороге вечности в третий раз, он не
скажет Хармане ни слова.
Хозяйку Дома Гамелинов.
своего ложа, отбрасывая прочь шелковое покрывало, и нервно прошелся по
флагманской каюте. Потом Стагевд накинул на плечи длинный угольно-черный
халат и, открыв, дверь, оказался на палубе "Черного Лебедя".
вытянулась, беря позолоченные топоры на плечо.
корабля, где находилась наблюдательная башенка. Он быстро взбежал наверх
по лестнице сандалового дерева и, выхватив у дозорного дальноглядную
трубу, жадно впился в далекие силуэты кораблей южан. Хранящих Верность.
было не так. Что-то изменилось. Стагевд не понимал, что послужило причиной
его пробуждения. Он привык крепко спать ночью и отменно сражаться днем. А
сейчас он пробудился. Зачем?
легла между двумя враждебными флотами.
которым осталось жить до рассвета? Они ведь не знают, что уготовил им
Стагевд. Они не знают, каковы истинные силы Гамелинов. Они не знают,
отчего весь вчерашний день "мятежный" флот провел в показательном
бездействии, хотя и превосходил их силы более чем втрое.
знал причин, ее породивших. Ожидание становилось невыносимым. Следует
выступать либо сейчас, либо никогда. Они управятся и без Артагевда.
его господин? О том простым людям Гамелинов знать не дано.
Свержин Владимир
Орлов Алекс
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Майер Стефани
Орлов Алекс