меч. Ричард Саймон чувствовал, как трепещет в его руках незримый клинок
возмездия.
остальными не церемонились: бесполезных малолеток и стариков сожгли в домах или
прикончили ударом мачете (чтоб не тратить боеприпасов), женщин изнасиловали, и
трупы их валялись под столбами - там, где висели их братья, отцы и мужья.
Смерть, царившая в этой деревне, была совсем иной, чем в тайятских лесах, - не
честной, не благородной, не славной, а жуткой и мерзостной. Ибо то была смерть
беспомощных. Оборотная сторона колумбийского Эдема!
обезглавленных детишек. Его высокие новые башмаки на шнуровке чуть слышно
поскрипывали. Комбинезон десантника Карательных Сил тоже был новым, слегка
помятым, с сержантскими фасциями в петлицах; на груди висел автомат, компактная
"сельва" с плоским штык-ножом. Больше никакого оружия у него не было, если не
считать рук, ног и зубов. Он сам был оружием. Безжалостной десницей Закона,
повелевавшего отстреливать бешеных зверей.
вал Сьерра Дьяблос, где не проедешь ни на танке, ни на джипе, да и пешком не
пройдешь - получишь пулю в лоб и упокоишься где-нибудь в трещине. Можно,
правда, полетать над скалами на вертолете или в боевой капсуле, но тогда
получишь не в лоб, а в брюхо, и не пулю, а гранату. Сьерра Дьяблос чужих не
любит! Своих, впрочем, тоже: хоть не убивает, но и не кормит. Если б не было
деревушек вроде этой панамской, свои бы сдохли с голоду...
берегу, но западная часть деревни уцелела. Там, как знал Саймон, располагались
временный штаб гондурасцев, рота охраны и два отборных батальона - все
восемьсот человек мятежного воинства. И там был Педро Сантанья, генерал и
экс-президент, нарушивший правила игры.
Согласно Конвенции Разъединения, ни одна страна не имела права вмешиваться в
дела другой, в революции и гражданские войны, пока сей огненный вал не
перехлестывал ее границ. А если перехлестывал, то приходили войска ООН,
поскольку в той же Конвенции говорилось: "Рубежи меж государствами,
установленные в настоящем документе, считаются окончательными, не подлежащими
пересмотру и ревизии; их неизменность гарантируется всеми силами и средствами,
как политическими и экономическими, так и военными, которыми располагает
Организация Обособленных Наций". Точка! Часть первая, статья вторая...
ради практики и проверки. Так ли он крут, чтоб сделаться агентом ЦРУ и бродить
тайными тропами в человеческих лесах, по землям, где бушует война...
один, без наставников и инструкторов. Без Чочинги и Чоча, без Дейва Уокера и
Леди Дот... Пройти до конца, пролезть дьяволу в глотку, схитрить, убить... И
остаться в живых. Дохлые львы никому не нужны!
жетон сержанта Карательных Сил, а силы эти, под командой подполковника
Тревельяна, с боевыми вертолетами "ифрит" и "бумеранг", с танками и реактивными
установками "Железный Феликс", сосредоточились в восьми лигах к востоку - и ни
одним шагом ближе. Ни шагом, так как у Сантаньи имелись еще заложники, о чем он
поставил в известность и Тревельяна, и коменданта боливийской базы Корпуса.
Этот Сантанья был человеком предусмотрительным и не всех еще развесил по
столбам.
ибо заложников - если они и в самом деле есть - вряд ли спасешь. Люди Сантаньи
прирежут их и ускользнут в Сьерра Дьяблос, а оттуда ублюдков не выкуришь ни
газом, ни ракетами... Ничем, кроме ядерной атаки или бактериологического
заражения местности... Но эти лекарства были опасней самого недуга.
никем другим, хотя средства массового поражения существовали и, наряду с
боевыми планетолетами, считались основой космической обороны. Но в наземном
конфликте их применение было фатальным для обеих сторон - так же, как долгие,
затяжные войны с гигантским числом солдат, поставленных под ружье. Победителей
в них не было; одни лишь потери, и исчислялись они целыми поколениями.
компьютеризированной, объясняла этот феномен. Лишь два процента населения,
преимущественно - мужчины, были способны к убийству во имя долга, без
неприятных последствий для собственной психики; всех остальных война
травмировала необратимо, превращая в лучшем случае в неврастеников и инвалидов,
а в худшем - в садистов и маньяков. Эти мстили всем - потерянные люди,
безвинные преступники, жертвы общества, сделавшего их убийцами. Еще на Земле, в
двадцатом столетии, хватило подобных экспериментов: две мировые войны, а затем
- войны в Корее, Вьетнаме и Афганистане. Выжившие в них как бы выпадали
впоследствии из системы общественных норм и связей, и все попытки адаптировать
их к мирной реальности были, как правило, неудачны. Эта болезнь получила
название "вьетнамского синдрома" и считалась столь же неизбежной для
большинства отвоевавшихся солдат, как старческая импотенция.
прирожденных воинов. Из них, и только из них комплектовались силы ООН, весьма
немногочисленный, но боеспособный контингент войск быстрого реагирования,
полиции, разведки и прочих служб, призванных карать, охранять и защищать. Это
диктовало свою особую тактику, в которой были предпочтительны действия
локальные, а не глобальные, рейды малых групп или агентов-одиночек, внезапные
атаки и нежданные прорывы для ликвидации причин конфликта. Причиной же всегда
являлись люди - не слишком большое число зачинщиков и смутьянов, с гибелью коих
в стане врага воцарялся хаос. Следствием хаоса была потеря боевого духа, а
затем - отступление и бегство; и завершалось оно на свалке, в Каторжных Мирах.
системы жизнеобеспечения включены, банк органов - на всякий случай -
подготовлен, но резать все-таки приходится ножом. Лазерным скальпелем, если
говорить точнее. Невесомой, стремительной, почти незаметной иглой...
подполковника Тревельяна служили ему дымовой завесой - или, если угодно,
наркотическим снадобьем для пациента, призванным усыпить его бдительность.
Тревельян лишь блокировал подходы к Сьерра Дьяблос; его патрули не сделают ни
шагу к западу и не вступят в бой с головорезами Сантаньи. Зато через пару часов
грянет с небес стратоплан класса "Синий призрак", отстрелит боевые капсулы с
десантом и сбросит что-нибудь успокоительное. Скажем, изобретенные недавно
фризерные бомбы - не слишком мощные, с температурой в эпицентре до минус
тридцати. Или подбавит газку - тоже не смертельного, "хохотуна" или "поцелуя
Афродиты", чтоб десантники не заскучали. Они спустятся, выйдут, и тогда...
всех, кому веселиться не положено. Пусть веселятся в преисподней!
казаться испуганным - как всякому юноше, пусть даже сержанту, узревшему столь
жуткую картину. На этом, на его страхе, молодости и явном отсутствии опыта,
держался весь план; его должны были принять за сопляка - жалкого, перепуганного
и потому вполне безопасного. Учитель Чочинга называл эту хитрость дорогой
Смятого Листа, но Леди Дот, формулируя задание, выражалась определенней:
притворись, обмани и убей! Всех, до кого дотянешься!
всем возможным старанием. Видимо, патрули Сантаньи уже наблюдали за ним: справа
доносился треск углей под сапогами, а на другом берегу реки что-то поблескивало
- не иначе как стекла мощного бинокля. Саймон стиснул левой рукой автоматный
ствол, перегнулся в поясе и сделал вид, что его выворачивает наизнанку. Ему не
пришлось слишком сильно притворяться.
разглядывая противоположный берег. Там, среди уцелевших хижин, суетились люди в
пестрых маскировочных комбинезонах, перетаскивали мешки, вьючили их на мулов,
коптили мясо над жаркими кострами, ели, хохотали... Местность от берега
приподнималась, и дальний край селения был виден как на ладони - дома там
выходили к скалам, протянувшимся темной ломаной стеной с севера на юг. На их
фоне белела церквушка с колокольней, самое основательное сооружение в этой
забытой богом дыре; рядом, образуя небольшую площадь, стояли еще пять-шесть
одноэтажных строений, тоже беленных известью, с крытыми террасами. Они
выглядели посолидней остальных и, как решил Саймон, возможно, принадлежали
священнику, старосте и местным богатеям. Он мог держать пари на сотню кредиток
против панамского песо, что Сантанья обосновался в одном из этих домов, а рядом
устроились его офицеры и телохранители. Заложников - если в самом деле у них
есть заложники - держали, вероятно, в церкви. Дверь ее была притворена, а на
ступенях, насколько он мог разглядеть, сидели трое или четверо часовых.
галечным дном, но довольно широкой, метров сорок-сорок пять. Неподалеку чернели
обугленные сваи моста, а за ним начинался пыльный грунтовый тракт, переходивший
в улицу, которая вела к площади и к церквушке. Вскоре там наметилось шевеление
- три человека в комбинезонах вышли на террасу ближнего к церкви дома,
постояли, сблизив головы и будто бы совещаясь, и начали быстро спускаться к
сожженному мосту. "За мной", - подумал Саймон, отметив, что доносившийся справа
скрип углей под сапогами стих. Вероятно, невидимые конвоиры замерли, взяв его
на мушку.
самого въезда на мост, торчал особенно высокий столб, почти пятиметровый. К
нему прикрутили колючей проволокой жилистого смуглого мужчину неопределенных
лет - кровь, сочившаяся из сотни ранок и засыхавшая бурой коркой, не позволяла
определить возраст. Бедра, живот и гениталии мужчины были истыканы ножом.
Однако он еще дышал.
высок, и их лица находились на одном уровне. В пустых глазницах висевшего
Ильин Андрей
Контровский Владимир
Самойлова Елена
Курылев Олег
Лукин Евгений
Березин Федор