так поправить все дело. Целое лето чуть не полетело вверх тормашками,
спасибо ты вовремя выручил. Август будет не вовсе пропащий! Эй, ребята!
Губы его шевелились.
здесь по дороге домой. И видел стакан с лимонадом там, на веранде. Только
вчера вечером. Я даже мог его выпить... Я его чуть не выпил...
x x x
пыльную тряпку, или мочалку, или поварешку. Утром она, что-то мурлыча себе
под нос, срезала с пирога подгоревшую корочку, днем ставила пироги в
духовку, а в сумерки вынимала их. Когда она несла в буфет фарфоровые чашки,
они звенели, точно колокольчики. Она неутомимо сновала по комнатам, словно
пылесос, выискивая малейшие пылинки, наводя везде чистоту и порядок. В
каждом окне стекла сверкали, как зеркала, вбирая в себя солнечные лучи.
Дважды в день она обходила весь сад с лопаткой в руках -- и всюду, где она
проходила, тотчас распрямлялись и вспыхивали ярче трепетные огоньки цветов.
Спала она спокойным сном, за всю ночь переворачивалась с боку на бок раза
три, не больше,-- она вся отдыхала, точно белая перчатка, которую на
рассвете вновь заполнит неутомимая рука. А проснувшись, легко касалась людей
и поправляла их, как" покосившиеся картины.
сложить длинный-длинный столбик чисел -- и вот теперь наконец под чертой
выводишь самую последнюю, окончательную. Она начиняла индеек, цыплят,
голубей, взрослых людей и мальчишек. Она мыла потолки, стены, больных и
детей. Она настилала на полы линолеум, чинила велосипеды, разводила огонь в
печах, мазала йодом тысячи царапин и порезов. Неугомонные руки ее не знали
устали -- весь день они утоляли чью-то боль, что-то разглаживали, что-то
придерживали, кидали бейсбольные мячи, размахивали яркими крокетными
молотками, сажали семена в черную землю, укрывали то яблоки, запеченные в
тесте, то жаркое, то детей, разметавшихся во сне. Она опускала шторы, гасила
свечи, поворачивала выключатели и... старела. Если оглянуться назад, видно:
она переделала на своем веку тысячи миллионов самых разных дел, и вот все
сложено и подсчитано, выведена последняя цифра, последний ноль медленно
становится на место. И теперь, с мелом в руке, она отступила от доски жизни,
и молчит, и смотрит на нее, и сейчас возьмет тряпку и все сотрет.
лестницы и, никому ничего не сказав, одна поднялась на три пролета, вошла в
свою комнату и молча легла, как старинная мумия, под прохладные белоснежные
простыни и начала умирать. И опять голоса:
ударились о самое дно и расплескались по комнатам, за двери и окна, по улице
вязов до края зеленого оврага.
разглядеть было ни в какой микроскоп; тихо, но неодолимо нарастала
усталость, все тяжелело маленькое и хрупкое, как у воробышка, тело, и сон
затягивал -- глубоко, все глубже и глубже.
так просто и естественно, и ничего неожиданного тут нет, откуда же у них
такая тревога?
развалится весь дом. Нам надо приготовиться, дай нам хоть год сроку!
врачей, как призрак из чердачного окна пустующего дома.
шепот.
жизни каждого мужчины такой день, когда он понимает: пора распрощаться со
всеми друзьями и уплыть прочь, и он так и делает, и так оно и должно быть,
потому что настал его час. Вот так и сегодня. Мы с тобой очень похожи -- ты
тоже иногда засиживаешься на субботних утренниках до девяти вечера, пока мы
не пошлем за тобой отца. Но помни. Том, когда те же ковбои начинают стрелять
в тех же индейцев на тех же горных вершинах, самое лучшее -- тихонько встать
со стула и пойти прямиком к выходу, и не стоит оглядываться, и ни о чем не
надо жалеть. Вот я и ухожу, пока я все еще счастлива и жизнь мне еще не
наскучила.
апреле--так повелось с незапамятных времен,--на крыше поднимался перестук,
точно ее долбили дятлы. Но это были не птицы: туда невесть каким образом
забиралась прабабушка и под самым небом, весело напевая, забивала гвозди и
меняла черепицы.
если это не доставляет ему удовольствия.
крышу?" И если кто-нибудь обрадуется, заулыбается, он-то тебе и нужен.
Потому что с этой крыши виден весь город, и он тянется к полям, а поля
тянутся за край земли, и река блестит, и утреннее озеро, и птицы поют на
деревьях под тобой, и тебя овевает самый лучший весенний ветер. Даже
чего-нибудь одного довольно, чтобы весной на заре человек с радостью
забрался хоть на флюгер. Это--час великих свершений, дай только случай...
маленькое ручное зеркальце, потом повернула его к мальчику. Он посмотрел на
ее отражение, потом на свое, потом снова на нее.
шею,--сказала она.--Потом побегу с Чарли Вудменом в церковь, потом на пикник
в Электрик-парк. Я буду плавать, бегать босиком, падать с деревьев, жевать
мятную жевательную резинку... Дуглас, Дуглас, ну как тебе не стыдно? Ногти
ты себе стрижешь?
этого -- когда у тебя на пальцах и в сердце отмирают старые клетки и
рождаются новые? Ведь это тебя не огорчает?
ногтей. Ты когда-нибудь видал, чтобы змея старалась сохранить свою старую
кожу? А ведь в этой кровати сейчас только и осталось, что обрезки ногтей да
старая, облезлая кожа. Стоит один лишь разок вздохнуть поглубже -- и я
рассыплюсь в прах. Главное -- не та я, что тут лежит, а та, что сидит на
краю кровати и смотрит на меня, и та, что сейчас внизу готовит ужин, и та,
что возится в гараже с машиной или читает книгу в библиотеке. Все
это--частицы меня, они-то и есть самые главные. И я сегодня вовсе не умираю.
Никто никогда не умирает, если у него есть дети и внуки. Я еще очень долго
буду жить. И через тысячу лет будут жить на свете мои потомки -- полный
город! И они будут грызть кислые яблоки в тени эвкалиптов. Вот мой ответ
всем, кто задает мудреные вопросы. А теперь быстро пришли сюда всех
остальных!
провожают кого-то в дальний путь.
видеть всех вас вокруг. На будущей неделе принимайтесь за работы в саду, и
за уборку в чуланах, и пора закупить детям одежду на зиму. И раз уж здесь не
будет той частицы меня, которую для удобства называют прабабушкой, разные
другие частицы, которые называются дядя Берт, и Лео, и Том, и Дуглас, и все
остальные, должны меня заменить, и всякий пусть делает что сможет.
Не желаю, чтобы про меня говорили всякие лестные слова: я сама все их с
гордостью сказала в свое время. Я на своем веку отведала каждого блюда и
станцевала каждый танец -- только один пирог еще надо попробовать, только
одну мелодию остается спеть. Но я не боюсь. По правде говоря, мне даже
интересно. Я ничего не собираюсь упустить, надо вкусить и от смерти. И,
пожалуйста, не волнуйтесь за меня. А теперь уходите все и дайте мне
уснуть...
одеял, и лоскутное покрывало горело всеми цветами радуги, точно цирковые
флажки в старину. Так она лежала, маленькая, затихшая, и ждала -- чего же?
-- совсем как восемьдесят с лишком лет назад, когда, просыпаясь по утрам,
она нежилась в постели, расправляя еще не окрепшие косточки.
хороший, и вдруг меня разбудили -- это было в тот день, когда я родилась. А
теперь? Постой-ка, дай сообразить...-- Она унеслась мыслями в прошлое.-- Да,
Доставалов Александр
Володихин Дмитрий
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Майер Стефани