Тутотмес?
значит час... день, год или даже столетие? Сними маску. Я хочу увидеть
твое лицо...
кивнула, окидывая горящим взглядом его скуластое, покрытое шрамами лицо.
рукоять ножа и обошел комнату, с беспокойством заглядывая за портьеры, не
переставая следить за хозяйкой этих апартаментов.
долго не проживешь. А ну слезай с топчана и делай то, что обещала, а не
то...
слоновой костью крышке которого было вырезано изображение, поразительно
жизненное и потому пугающее. И оно что-то до боли напоминало. И тут,
словно в шоке, он понял, что это: перед ним был портрет лица девушки, что
в небрежной позе лежала перед ним на ложе. Ее портрет! Но этого не могло
быть - не было никаких сомнений, что этому саркофагу уже не менее, чем
несколько сотен лет. На расписной крышке проступали архаичные иероглифы,
и, покопавшись в своей богатой памяти, Конан перевел:
дьявольской, но тем не менее прекрасной женщины ходило по всему свету в
легендах и песнях, несмотря на то, что уже десять тысячелетий минуло с тех
пор, когда жена правителя Стигии Тутхамона предавалась кровавым вампирским
пиршествам в черных подземельях древнего Луксура.
все, что та с собой несет, - произнесла задумчиво хозяйка комнаты. - И,
чтобы сберечь себе жизнь, она сеяла смерть. Она не могла вынести мысли,
что будет стариться, покрываться морщинами, слабеть и в конце концов
умрет, как старая ведьма. Она служила Мраку любовницей, и он подарил ей за
это жизнь, но не такую, что ведома обычным смертным: она с тех пор не
могла ни постареть, ни умереть...
пронзительным яростным взглядом, а потом резко обернулся и сорвал с
саркофага крышку. Тот был пуст. Зато за спиной у него раздался взрыв
смеха, от которого в жилах у него застыла кровь, а на голове зашевелились
волосы.
тряхнув матово блестящими темными волосами и томно поведя плечами.
никогда не умрет! Та самая, что, как говорят глупцы, унесена богами на
небо в расцвете молодости и красоты, чтобы стать королевой небесных садов!
О, нет! Лишь Тьма может дать человеку бессмертие. И я умерла десять тысяч
лет назад, чтобы обрести вечность. Поцелуй меня, мой милый!..
коснуться ладонями его головы. А он, словно завороженный, неподвижно
смотрел на ее прекрасный стан, обнаженные плечи и руки, одновременно
охваченный необычайным волнением и ледяным страхом.
назад голову и полураскрыв губы. - Подари мне свою кровь, чтобы укрепить
мою молодость и вернуть мне силы к вечной жизни. Я и тебя сделаю
бессмертным! Я научу тебя мудрости всех минувших эпох, открою тебе
секреты, что в темных безднах под этими святилищами пережили века. Ты
станешь королем моего народа, живущего среди древних гробниц, окутанных
вечной ночью. Я властвую уже над сотнями жрецов, чародеев и рабов, с
криком прошедшими врата смерти. Но мне нужен настоящий мужчина. Стань
моим, варвар!
шеи Конан неожиданно ощутил сильный укус. Отброшенная мощным толчком,
Акиваша распростерлась на ложе.
пружина, она вновь поднялась с ложа и сделала в его сторону выпад, словно
пытаясь удержать его. В ее огромных глазах пылали желтые огни.
Полуоткрытые губы обнажали острые белые зубы.
меня? Да нет же: ты останешься здесь и здесь же сдохнешь! Я завела тебя
глубоко под святилище, и самому тебе никогда не найти дороги обратно. И не
миновать тебе тех, кто стережет эти коридоры и тоннели. Если бы не я,
"дети Сета" уже давно сожрали бы тебя! Глупец! Я еще напьюсь твоей крови!
сдерживая дрожь и отвращение. - Может, ты и действительно бессмертная, но
сталь тебя одолеет.
сюда. Но не успел он сделать и двух шагов, как неожиданно наступила
темнота. Пламя единственной свечи угасло, причем, как это случилось, он не
понял - Акиваша до нее не дотрагивалась. А из темноты вновь донесся злой
смех вампирши, отдающий вечным покоем адских гробниц. Обливаясь холодным
потом, киммериец стал шарить по стене рукой в поисках двери и, нащупав
какую-то, вырвался прочь, даже не задумавшись, та ли она. У него сейчас
была лишь одна мысль: бежать подальше от этой страшной комнаты, что уже
много столетий была домом прекрасной и отвратительной, живой и мертвой
одновременно и, несомненно, дьявольской твари.
слышно, что отовсюду - спереди, сзади и по бокам - кто-то ползет к нему, а
временами еще доносилось эхо ужасного смеха, слышанного им в комнате
Акиваши. Даже не вытирая струящийся по лицу пот, он наносил удары ножом на
любой подозрительный звук, или туда, откуда, как ему казалось, кто-то
движется. Изредка клинок попадал во что-то, что на ощупь казалось
материей, но это могла быть и обычная паутина. И, наконец, беглеца
охватило паническое предчувствие, что он попал в ловушку, откуда ему уже
не выбраться и где с ним теперь расправятся клыки и когти невидимых
демонов. И, кроме стальных тисков отчаянья, его преследовала еще мысль,
обязанная своим происхождением открывшейся ему правде: легенда об Акиваше
была очень старой, и, с ходом времени в зловещих рассказах о ней облик ее
стал представляться очень идеалистично - как цветок вечной молодости. Для
большей части мечтателей, поэтов и менестрелей она была не столько
страшной княжной, сколько символом бессмертной красоты и юности, живущей
вечно в заоблачной обители богов. Правда была куда страшнее. Источником
вечной жизни оказался отвратительный грех. И это порождало жгучую боль
разочарования и крушения идеалов юности: словно золото и цветы, так
заманчиво зовущие издали, на деле оказались грязным болотом и свалкой.
Теперь все его попытки стали казаться ему бессмысленными и бесполезными, и
взамен появилось ощущение фальши всех человеческих взглядов на мир.
преследователи двигались в темноте гораздо быстрее его самого. За спиной
раздавались шорохи, которые явно не могли быть изданы ни человеческими
ногами, ни лапами обычных зверей. Осознав безвыходность своего положения,
он решил обернуться и встретиться с невидимым им противником лицом к лицу.
Но все отзвуки неожиданно стихли, а сам он, вновь повернувшись и продолжив
свой путь, вдруг разглядел где-то в глубине длинного коридора, впереди,
слабый отсвет.
одновременно прислушиваясь, не раздается ли за спиной шум погони. Но
ничего не было слышно, хотя, как он чувствовал, тьма была полна жизни.
нелепо и гротескно подпрыгивая. А потом, наконец, стала ясна причина
этого. Тоннель, которым двигался Конан, в некотором отдалении пересекал
более широкий коридор, по которому сейчас шла необычная процессия -
четверо высоких худощавых мужчин в черных распахивающихся на ходу накидках
с капюшонами. Все они опирались на длинные посохи, а предводитель их
держал над головой факел, сиявший удивительно ровным светом. Как вереница
привидений, они пересекли поле зрения киммерийца и вновь исчезли, оставив
после себя лишь слабеющее по мере ух удаления свечение. Облик их был
достаточно удивителен - они не напоминали ни стигийцев, ни вообще
кого-либо из других ранее виденных Конаном рас. Можно было даже усомниться
- люди ли это: они производили впечатление духов, неслышно крадущихся по
страшным извилистым коридорам.
чего и, кроме того, при наступлении темноты за спиной его вновь
возобновились шорохи, Конан стремглав побежал вперед, за таинственными
незнакомцами. Он свернул в коридор, по которому они только что прошли, и
заметил огонь, освещавший этой процессии дорогу. Следуя за ней на
безопасном расстоянии и внимательно следя за действиями незнакомцев, он
успел заметить, что их удивительные фигуры неожиданно остановились и
сбились в кучу. Он тоже остановился и прижался к стене. А они теперь
развернулись и пошли в обратном направлении, словно решив возвращаться по
той же дороге. Ничего не оставалось делать, кроме как быстро свернуть в
первый попавшийся темный проем какого-то хода и спрятаться там. Осторожно
осмотревшись в ставшем уже привычным полумраке, король Аквилонии убедился,
что ответвление это идет не прямо, а почти сразу же сворачивает круто в
сторону. Поэтому, укрывшись за первым поворотом, где его не могли заметить