Он бил их ногами, но ботинок каждый раз уходил в пустоту, и он слышал нежный
журчащий смех. Он почувствовал, как кто-то разрывает ему ворот, хотел
крикнуть: "Нет!", но зажимающая рот ледяная ладонь отогнула голову еще
сильнее, чуть не сломав позвонки. В разорванный воротник хлынул ночной
воздух -- такой же холодный, как эти руки...
наконец был отпущен. Эшеру показалось, что он узнает хрипловатый смех
Гиацинты. Маленькие женские руки надорвали рукав, и Эшер почувствовал, как
она прокусывает ему вену. Мрак пульсировал в его мозгу; потом возникло
смутное видение светлых холодных язычков пламени, колеблющихся в ужасающей
бездне; на секунду ему почудилось, что он уже видел эти бледные лица -- то
ли когда стрелял в Жана ван дер Плаца в Претории, то ли когда играл с Лидией
в крокет на лугу, принадлежащем ее отцу.
за плечом которой стоял Гриппен; кровь была на его грубых усмехающихся
губах. Все они были тут -- Хлоя, Серж, темноволосый мальчуган и другие, --
нежными прерывистыми голосами умолявшие уступить им место. Он снова
попытался шепнуть: "Нет...", но у него не хватило на это дыхания. Алая мгла
поглотила его и стала черной.
лестницей, вытирая руки о фартук, и Лидия вскинула глаза от небольшой кипы
писем на столике в холле. -- Боюсь, что для вас ничего нет.
неловко сунув книжную сумку под мышку, пошла вверх по лестнице, свободной
рукой вытаскивая шпильку, скрепляющую шляпу с волосами. Миссис Шелдон
поднялась с ней до половины пролета и обеспокоено взяла за руку.
молодой человек?
задушу его, -- думала она. -- Он же написал, что вернется скоро!" Возможные
причины -- одна страшнее другой -- лезли в голову. Лидия отбросила их прочь,
оставив одну-единственную мысль: "Я должна как-то с ним связаться... Я
должна рассказать ему..."
приколотая чертежной булавкой с синей головкой: "БЕСПОРЯДОК -- РАБОЧИЙ.
ПРОСЬБА НЕ УБИРАТЬ". Лидия всю свою жизнь боролась с многими женщинами -- от
няни до Элен -- за неприкосновенность своего рабочего места. Однако Долли --
уборщица, нанятая миссис Шелдон, -- явно больше уважала собственную лень,
нежели любовь к порядку. Судя по всему, уборщица даже не переступала порог
комнаты.
зажгла свет. Хотя она знала, что, окажись Джеймс в Лондоне, он бы
обязательно дал ей знать об этом, но все же прошла в спальню и, припав к
стеклу, всмотрелась в глубь грязного переулка.
окне не было.
чувствуя, как сжимается сердце. -- Прах тебя побери, прах тебя побери,
напиши мне! Возвращайся. Я должна сказать тебе об этом".
головной боли, мучившей ее вот уже с трех часов, и о том, что она с самого
завтрака фактически ничего не ела. Взгляд ее был слепо устремлен на
конторку, заваленную журналами, выписками и книгами: "Источники психических
возможностей" Питеркина, "Химия мозга и седьмое чувство" Фрейборга,
"Патологические изменения" Мэйзона. Сверху лежала записка Джеймса, где он
извинялся за необходимость ехать вместе с Исидро в Париж. Здесь же было и
его парижское письмо, сообщавшее, что добрались они благополучно и
собираются нанести визит вампирам.
опасаясь дневного вампира, Джеймс не мог зайти к ней попрощаться. Сердиться
на него было бесполезно, как, впрочем, и на нынешнее положение вещей; в
конце концов, ситуация могла стать куда отчаяннее. Одному богу известно,
почему ой не может ей сейчас написать. Если она начнет визжать и пинать
стены, то это не принесет пользы ни ему, ни ей, ни уборщице миссис Шелдон.
страха и опасности свилась в ее груди еще туже. -- Я знаю, как мы можем
найти их. Джейми, возвращайся и скажи, что моя догадка правильна! Джейми,
возвращайся, пожалуйста..."
волос, тут же развившихся с сухим шелковым шорохом. Остановилась перед
охапкой газет со статьями о повышенной чувствительности к свету, о чуме, о
вампирах (две из них были написаны Джеймсом), о телепатии. Она просиживала
все дни в библиотеках над медицинскими и фольклорными журналами, а ночами
изучала собственные выписки.
специализирующихся на подобных вещах, сухой и мягкий локон нечеловеческих
волос Лотты.
понимая, что ей просто не к кому с этим обратиться. -- Но ответ -- здесь. Я
знаю, что это так".
хуже. Первые две ночи, мечась на постели в беспокойном полусне, она слышала
низкий бормочущий голос, зовущий ее по имени где-то совсем рядом. Но что-то
в этом голосе ужасало ее, и она прятала голову под подушку, готовая позвать
на помощь Джеймса, точно при этом зная, что не осмелится произнести ни
звука... И просыпалась, пытаясь выбраться из постели. Она прикупила
керосина, и теперь лампа горела в ее спальне всю ночь. Лидия стыдилась своих
детских страхов, но ничего с собой поделать не могла.
ничего нового это ей не принесет -- лишь подтвердит уже возникшую догадку.
Но единственное, что оставалось ей сейчас, пока Джеймс не вернулся из
Парижа, -- это работа.
ей останется делать, если он не вернется?
(почему-то апельсинового сока), и он снова провалился в сон.
открыть глаза. Он чувствовал запах воды, гнили и подземной сырости. Тишина
была полной. Потом он засыпал.
горящей в вычурном золоченом подсвечнике у противоположной стены, показался
невыносимо ярким. Чтобы повернуть голову, Эшеру пришлось собрать все силы.
Он лежал на узкой кровати в маленьком подвале, где громоздились полдюжины
ящиков с винными бутылками, покрытыми слоем пыли. Открытый арочный проем вел
в довольно обширное помещение, но был забран запертой на замок решеткой. По
ту сторону прутьев стояли Гриппен, Элиза, Хлоя и Гиацинта.
протянула Хлоя.
он сделает то же самое с раскаленной кочергой, -- огрызнулся Гриппен. -- Не
прикидывайся глупее, чем ты есть.
догадываясь, что спор, как проникнуть в подвал, завершился тем, с чего
начался. Машинально он отметил, что произношение Гриппена куда более
архаично, нежели произношение Исидро, и слегка напоминает акцент
американцев, живущих в предгорьях Аппалачей. Он чувствовал, что горло его и
кисти рук забинтованы, а щеки покрыты жесткой щетиной.
задумчиво разглядывала Эшера. Что-то изменилось в ее голосе, и она
проворковала нежно: -- Ты ведь откроешь мне, милый?
бы знать, куда мог Исидро спрятать ключ. Потом спохватился и покачал
головой.
ты сразу закроешь дверь.
случившееся в темной аллее, несмотря на глубокую убежденность в том, что это
ложь. Возможно, Исидро имел в виду нечто подобное, когда называл Лотту
"хорошим вампиром".
бы мог.
Женщины сделали это с небольшим запозданием. Казалось, что лица их дрогнули,
но это качнулось и затрепетало пламя свечи, тронутое легким сквозняком.
Секундой позже из темноты шагнул Исидро -- изящный, слегка утомленный, и
Эшер обратил внимание, что вампир на этот раз не торопится подойди к
остальным вплотную.
твои родственники -- испанские крысы, -- прорычал Гриппен.
было бы не воспользоваться ими. Ты знал когда-либо Туллоча Шотландца? Или
Иоганна Магнуса?