вышибло из меня дух, разве что я был готов к этому. Я перемахнул через его
шею и приземлился ему на спину, как задыхающаяся рыба, выброшенная на
вздымающуюся палубу корабля, и ухватился за липкую от пены гриву.
копытами. Он был скользким от пота. Я цеплялся, как мог, скользил и снова
цеплялся.
кошке, пока он не умрет от отравы или не сбросит меня и не вырвет зубами
внутренности. Внезапно что-то другое нахлынуло на меня. Оно обожгло, как
крепкий напиток, даже как приступ вожделения. Это было убеждение, что я
могу исправить его.
двумя самками оленя у зимней заводи и знал, что я отнял две жизни, которые
мне не принадлежали. И сейчас, сжимая мечущегося жеребца, умытого болью и
покрытого кровавой пеной, я ощутил его жизнь и его право. Обоим умереть
ради каприза трусливого глупца или обоим жить?
захлестнувшую меня, на свет, который взорвал меня, когда я убил Эттука.
Однако в этот раз было иначе. Это можно сравнить с дамбой, сдерживающей
море. Море прорывается и выливается наружу, но у него нет плотности,
никакой вздымающей силы, никакого бурления, просто слабое сияние в глубине
глаз и потом - полный покой.
будто смущаясь за свою прежнюю дикость. Он перебирал копытами, как будто
исследовал их или ощущение того, что они стоят на твердой почве.
дерьма был зеленоватый цвет и кислый запах. Может быть, в конечном счете,
это извержение вылечило его, а не моя волшебная сила.
прошла, и я огляделся вокруг.
как мне неясно помнилось, когда я бесстрашно рванулся к голове жеребца, но
происшедшее было выше их разумения.
разобраться и разгадать загадку.
чтобы он подошел и укрыл жеребца, потому что от него все еще шел пар на
ледяном ветру.
ошеломлен. Я точно знал, что будет дальше.
чистки лошадиных копыт от грязи. Я вонзил этот нож по самую рукоять в
живот Медведя и наблюдал, как он извивается и шатается, пытаясь вытащить
его, наконец, он покатился на истоптанный снег и умер.
господина.
в то время как следовало отказаться, теперь я отказывался, когда следовало
стерпеть. Как и многие до меня, я действовал не в нужный момент и не
правильным образом, потому что я должен был действовать раньше и не сделал
этого.
скорее всего и жизнь тоже, и мне не от чего было отказываться.
комнату с абрикосовыми окнами. Всякое оружие было убрано, кольцо-ключ
изъят; меня заперли.
Тебе следовало лучше разобраться во мне. Глупец ты, мой повелитель.
будто ему нечего было бояться. Совершенно очевидно, что убивать его мне не
имело смысла; слишком много было желающих занять его место.
музыка, любовь... Некоторое время назад, когда я вырвал тебя из рабских
тисков Кортиса, кажется, я говорил тебе, как меня зачаровал и заинтриговал
процесс заживления твоих ран. Так как ты нарушил закон и должен быть
наказан за это, я решил заодно и узнать ответ на мой запрос. Другой пользы
мне от тебя не может быть.
понял, что мне уготовано. Он сказал, спокойно и без лишней холодности, и
без возбужденности Зренна:
убедиться, как и ты, кстати, до какой степени твое тело способно
восстанавливать ткани. Потом я выну твои глаза, извлеку твой язык и отрежу
дыхательное горло. Если ты это переживешь, мои врачи вынут твои
внутренности. Естественно, ты можешь умереть от шока прежде, чем мы дойдем
до этого. Если ты выживешь и сможешь восстановиться - что является спорной
и экстравагантной мыслью, - возможно, я восстановлю тебя в качестве своего
подчиненного. Было бы недальновидно не сохранить такой приз - совершенно
неуязвимый витязь.
это. Я сказал:
встретиться со мной там, куда ты пойдешь.
Что это за чушь о встречах после жизни? Вслух он сказал только:
напитки, женщин, если хочешь. Наслаждайся своими ощущениями, пока они у
тебя есть.
яркими оранжевыми огнями сквозь разбитый хрусталь.
работы, которую я выполнял над окном с помощью скамьи, стола, бронзовых
чаш и кувшина. Тщетно. Свинец держался. Стекло раздробилось на части, но
ни одна не годилась на оружие.
света на оконном переплете, я занялся исследованием своих мрачных
перспектив. Что я неожиданно наткнусь на какое-нибудь средство борьбы в
последнюю ночь, или что завтра я мог бы пригласить к себе парикмахера,
чтобы он побрил меня до прихода стражи Эррана, силой позаимствовать у него
бритвы и применить их как-нибудь. Другие безумные мысли кружились в
голове. Я мог бы соблазнить часовых, поставленных у моей двери; они были
бронзовые, пристрастные к вину... выхватить меч, вырваться - меня бы
схватили и убили, ничто другое не представлялось возможным, но не
разрубали бы до смерти, как живой кусок мяса, и кое-кто погиб бы вместе со
мной. Потом я мечтал о том, что смогу-таки как-то уйти от них, зная, что
это - лишь мечты.
десять бронзовых стражников вошли, чтобы проследить, как двое в матерчатых
масках расставляют мой обед. С извращенным великодушием Эрран прислал мне
превосходную еду. Когда его люди ушли, я поел немного, думая подкрепить
себя для бравады, но во рту был привкус пыли и пепла, и я скоро оставил
попытки.
всегда звучала мелодия или песня.
ночь была не для песен.
заключительная жуткая шутка. Эрран прислал мне мою последнюю женщину.
тонкую ветхую кисею, в проблеске света мелькнула бронзовая маска - я
собирался нагрубить, но сдержался.
ко мне.
ее волос, и свет свечей ослепительно вспыхнул на них. Она подняла руку,
чтобы стянуть маску, и на этой руке от пальцев до локтя была алая перчатка
из крови.
нож рукояткой ко мне.
мог перерезать тебе горло в качестве последней земной радости?