Чтение 35–й страницы книги ~Четыре пути к прощению~

высказать свои мысли.

Хотя он не ответил ни согласием, ни отказом, на лице его появилось
выражение дружеского внимания.

-- Я хочу понять, как возникает социальное обустройство и как отдельный
человек становится его неотъемлемой частью. Давай оставим пока вопрос,
почему ты не желаешь рассматривать рабство как неэффективную и жестокую
модель общества. Я не прошу тебя защищать его или отрекаться от своих
убеждений. Я просто пытаюсь понять, как человек может верить в то, что две
трети людей его мира принадлежат ему по праву рождения. Даже пять шестых,
если считать ваших жен и матерей.

Тейео выдержал долгую паузу и сказал:

-- Моя семья владеет только двадцатью пятью рабами.

-- Не уклоняйся от вопроса.

Он улыбнулся, принимая упрек:

-- Мне кажется, что вы оборвали все человеческие связи друг с другом,
-- продолжала Солли. -- Вы игнорируете рабов, а им, в свою очередь, нет до
вас никакого дела. Между тем все люди должны взаимодействовать. Вы разделили
общество на две половины и не покладая рук трудитесь над ежедневным
воссозданием этой границы. Сколько сил теряется напрасно! Ведь это не
естественная граница! Она искусственно создана людьми. Лично я не могу
назвать никаких отличий между собственниками и рабами. А ты можешь?

-- Конечно.

-- И все они будут иметь отношение к культуре и поведению, верно?

Подумав немного, Тейео кивнул.

-- Вы принадлежите к одной и той же расе и даже народу. Вы одинаковы во
всем, не считая легких различий в оттенках кожи. Если воспитать ребенка-раба
как хозяина, он станет собственником во всех отношениях, и наоборот. Таким
образом, вы всю жизнь поддерживаете разграничение, которого на самом деле не
существует. И я не могу понять, почему вы не видите, насколько это напрасно
и бесполезно, -- причем не только в экономике, но и(

-- На войне, -- вдруг добавил рега.

Наступило долгое молчание. Солли еще о многом хотелось сказать, однако
она терпеливо ожидала развития разговора.

-- Я был на Йеове, -- сказал Тейео в конце концов. -- На самом острие
гражданской войны.

"Так вот откуда все твои шрамы", -- подумала она.

Как бы скрупулезно Солли ни отводила взгляд в сторону, она давно уже
рассмотрела стройное черное тело Тейео, а на занятиях айджи увидела на его
левой руке длинный широкий шрам.

-- Как ты, наверное, знаешь, рабы колонии подняли мятеж -- сначала в
некоторых городах, а потом на всей планете. Наша армия состояла только из
рабовладельцев. Мы не посылали туда рабов-солдат, потому что они могли
нарушить присягу. На фронт улетали лишь веоты-добровольцы. Мы считали себя
хозяевами, а их -- слугами, но война шла на равных. Я понял это довольно
быстро. А позже мне пришлось признать, что мы воевали с сильным и умным
противником. Они победили нас.

-- Но это( -- начала было Солли и замолчала.

Она не знала, что сказать.

-- Они побеждали нас с самого начала, -- рассказывал он. -- Частично
из-за того, что наше правительство не понимало, насколько неприятель силен.
А они сражались лучше и злее нас, разумно и с исключительной смелостью.

-- Они боролись за свою свободу!

-- Возможно, -- вежливо ответил Тейео.

-- И ты(

-- Я хочу сказать, что уважал своих противников.

-- А мне ничего не известно об этой войне, да и вообще о войнах, --
сказала Солли, и в голосе ее смешались горечь и раздражение. -- Какое-то
время я жила на Кеаке, но там не было войны. Там происходило расовое
самоубийство. Бездумное уничтожение биосферы. Наверное, существует большая
разница( Именно тогда союз Экумены решил ввести запрет на некоторые виды
вооружения. Мы просто не могли смотреть, как Оринт и Кеака разрушали самих
себя. Терране тоже отвергали Конвенцию союза. И едва не погубили свою
планету. Между прочим, я наполовину терранка. Мои предки веками гонялись
друг за другом по планете -- сначала с дубинами, а позже с атомными бомбами.
Они тоже делились на хозяев и слуг( целые тысячелетия. Я не знаю, насколько
хороша Конвенция союза и верна ли она. Кто мы такие, чтобы позволять другим
планетам одно и запрещать другое? Но идея Экумены предлагает способ
сосуществования! Способ открытого общения. Мы не хотим мешать кому-то
двигаться вперед.

Тейео слушал ее и ничего не говорил. И только позже тихо прошептал:

-- Мы учились смыкать ряды. Всегда. Я думаю, ты права. Это была
напрасная трата времени, сил и духа. Вы более открыты. И мне нравится ваша
свобода.

"Эти слова многого стоили ему", -- подумала Солли. Не то что ее
излияния, похожие на танцы света и тени. Он говорил от чистого сердца, и
поэтому Солли с благодарностью принимала его похвалу. К тому времени она
начала понимать, что с каждым прошедшим днем все больше и больше теряет
уверенность и надежду. Она теряла убежденность в том, что их выкупят,
освободят, что они когда-нибудь выберутся из этой комнаты и вообще останутся
в живых.

-- Эта война была жестокой?

-- Да,-- ответил Тейео. -- Я даже не могу объяснить( Не могу сказать(
Там все происходило ослепительно быстро, как в мощных вспышках света.

Он поднял руки к лицу, словно хотел закрыть глаза, а затем с укором
посмотрел на Солли. И тогда она поняла, что его стальное на вид
самообладание было уязвимо во многих местах.

-- То, что я видела на Кеаке, происходило так же, -- сказала она. -- Я
тоже ничего не могла объяснить. Как долго ты был на Йеове?

-- Чуть меньше семи лет.

Она поморщилась:

-- Значит, ты везучий?

Этот странный вопрос не имел прямого отношения к тому, о чем они
говорили, но Тейео по достоинству оценил его.

-- Да, -- ответил он. -- Мне всегда везло. Большинство из моих друзей
погибли в боях, и многие из них -- в первые три года. Мы потеряли на Йеове
триста тысяч человек. Правительство замалчивает это. Подумать только: две
трети веотов Вое Део убиты! А я остался жив. Наверное, я действительно очень
везучий.

Он опустил подбородок на сцепленные пальцы и замкнулся в мрачном
молчании.

Через какое-то время Солли тихо прошептала:

-- Надеюсь, ты по-прежнему удачлив.

Он ничего не ответил.

-- Как долго их уже нет? -- спросил Тейео.

Солли посмотрела на часы и прочистила пересохшее горло.

-- Шестьдесят часов.

Вчера похитители не пришли в положенное время. Не пришли они и нынешним
утром. У пленников кончилась еда, а затем и вода. Солли и Тейео становились
все более мрачными и молчаливыми. Иногда они перебрасывались короткими
фразами, но большую часть времени в комнате царила тишина.

-- Это ужасно, -- сказала она. -- Это просто ужасно. Я начинаю думать(

-- Они не бросят тебя, -- проворчал Тейео. -- Они взяли на себя
ответственность за твою жизнь.

-- Потому что я женщина?

-- Частично.

-- Вот же дерьмо!

Он улыбнулся, вспомнив, что там, на воле, ее грубость казалась ему
невыносимой.

-- А вдруг их поймали и расстреляли? -- воскликнула она. -- Что, если
они никому не успели рассказать, где нас держат?

Тейео тоже не раз подумывал об этом. И теперь не знал, как ее
успокоить.

-- Мне не хотелось бы умереть в таком противном месте, -- заплакала
Солли. -- Здесь холодно и грязно. Я воняю, как падаль. Я воняю уже двадцать
дней! От страха смерти у меня болит живот, а я не могу выдавить из себя и
капельку кала. Меня мучает жажда, но у нас нет ни капли воды!

-- Солли! -- резко произнес Тейео. -- Успокойся! Не теряй
самообладания! Оставайся твердой как кремень!

Она с изумлением посмотрела ему в лицо:

-- А для чего мне оставаться твердой?

Рега смущенно замолчал, и она спросила:

-- Я задела твою благородную честь?

-- Нет, но(

-- Тогда в чем дело? Что тебя волнует?

Он подумал, что у нее начнется истерика, но Солли вскочила, схватила
пустой поднос и стала колотить им по двери, пока не разломала его на части.

-- Идите сюда, черт бы вас побрал! -- кричала она. -- Идите сюда,
ублюдки! Выпустите нас отсюда!

Потом Солли села на матрас и с печальной улыбкой посмотрела на Тейео.

-- Вот так, -- сказала она.

-- Подожди-ка! Слушай!

Они на миг затаили дыхание. Где бы ни находился этот подвал, городские
звуки до него не доходили. Но теперь неподалеку отсюда происходило что-то
очень серьезное. Они услышали взрывы и приглушенную канонаду.

Дверные засовы заскрипели.

Пленники вскочили на ноги. Дверь открылась -- на этот раз очень тихо и
медленно. На пороге стоял вооруженный мужчина. Держа винтовку наперевес, он
отступил на шаг, и в комнату вошли два патриота. Первого, что был с
пистолетом, заключенные никогда не видели. Второго, с перекошенным от страха
лицом, Солли называла представителем. Он выглядел так, словно долго бежал