Чтение 35–й страницы книги ~Следствие~

подушки с ярким геометрическим узором. Стол заставлен чашками,
бокалами, тарелками с фруктами и пирожными. Судя по вилкам и
чайным ложкам, он был сервирован на двоих. Сисс потер руки.

-- Садитесь к книгам, там удобней, -- сказал он с наигранным
оживлением. -- После обеда у меня был гость, так что могу
угостить тем, что осталось.

Грегори хотел ответить -- непринужденно, остроумно, чтобы
подыграть Сиссу, но как-то ничего не придумал и, молча отодвинув
кресло, уселся на подлокотник лицом к книгам.

Это было великолепное собрание научной литературы на
нескольких языках; каждая полка снабжена пластмассовой табличкой
с названием предмета: на одной -- труды по антропологии, на
другой -- по математике. Краем глаза Грегори заметил в выдвинутом
ящике стола какие-то планшеты с неяркими пятнами телесного цвета,
но едва бросил на них взгляд, как Сисс сорвался с места,
буквально подбежал к столу, коленом задвинул ящик и захлопнул
дверцу.

-- Беспорядок, прошу прощения, -- объяснил он с наигранной
непринужденностью, опять потер руки и уселся возле окна на
батарею парового отопления.

-- Нынешний ваш интерес к моей особе представляется мне тоже
весьма подозрительным, -- заметил он. -- Слишком уж он
всесторонний...

-- У вас, наверно, было много неприятностей в жизни, --
отозвался Грегори. Он наугад вытаскивал толстые тома и большим
пальцем прогонял страницы, как карты в колоде; перед глазами
мелькали формулы и математические символы.

-- Пожалуй, да. Что будете пить -- чай, кофе? -- вспомнил
вдруг Сисс о своих обязанностях хозяина.

-- То же, что и вы.

-- Отлично.

Сисс направился на кухню. Грегори отложил "Principia
mathernatica" ["Основы математики" (лат.)] и уставился на дверцу
письменного стола. Он бы с удовольствием порылся в ящиках, но не
смел. Через открытую дверь было слышно, как Сисс возится у плиты.
Вскоре он принес чайник, налил по чашке чаю и уселся напротив
Грегори.

-- Осторожно, горячий, -- предупредил он. -- Итак, я теперь
вне подозрений? -- И, помолчав с минуту, продолжил:-- А знаете
что? Я мог бы подбросить еще один мотив, который ускользнул от
вашего внимания. Представьте, что мне нужно было спрятать труп.
Например, я кого-то убил. И чтобы затереть следы, я создаю
необычную ситуацию, перетаскиваю покойников с места на место,
произвожу, так сказать, смятение и замешательство, в котором моя
жертва исчезает с концами. Как вам это нравится?

-- Слишком литературно, -- ответил Грегори. Он раскрыл
толстый, тяжелый том по психометрии, отпечатанный на плотной
мелованной бумаге. -- У Честертона есть похожий рассказ.

-- Не читал. Не люблю Честертона. Значит, нет? Ну, а
по-вашему, каковы были мои мотивы?

-- Вот я и не знаю, зачем бы вам нужно было устраивать все
это? И ни один мотив к вам не подходит. Потому я и отказался от
подозрений.

-- А вы пробовали ворошить мое прошлое? Устанавливали, когда
и куда я ходил? Искали следы и отпечатки пальцев? Я что-то такого
не заметил, за одним исключением.

-- Ну, традиционные методы я сразу отбросил, потому что
мозаика все равно не складывалась. Тем более что систематически
вести следствие я не умею. Предпочитаю импровизировать. Если
угодно, я человек скорее беспорядочный, -- сообщил Грегори. Между
страницами он почувствовал что-то твердое и медленно перелистывал
книгу. -- Я даже создал теорию, оправдывающую мою небрежность:
собирание улик ничего не дает, пока не уловишь верное направление.

-- Так вы интуитивист! Бергсона [Бергсон Анри (1859--1941)--
французский философ, представитель интуитивизма, согласно
которому интуиция, противостоящая интеллекту, рассматривается как
самое достоверное средство познания мира.] читали?

-- Читал.

Грегори перелистнул еще страницу. Перед ним лежал негатив
довольно большого формата. На фоне просвечивающей сквозь него
белой бумаги вырисовывалась фигура человека, откинувшегося чуть
назад. Медленным движением Грегори поднял книгу на уровень глаз и
поверх нее взглянул на Сисса, сидящего чуть ниже. При этом он
пальцем потихоньку передвигал негатив по незапечатанному
промежутку между колонками текста, не переставая говорить.

-- Шеппард сообщил мне, что в ту ночь, когда исчез труп в
Льюисе, вы сидели у него. Так что у вас алиби. А я вел себя
подобно глупому щенку, который ищет закопанную кость там, где ее
нет, бегает от дерева к дереву и роет, роет, хотя искать-то
нечего и незачем. Я сам себя обманывал. Не было никаких
оснований...

Он передвигал негатив по белой полоске и наконец разобрал:
это был снимок обнаженной женщины, полулежащей на столе. Темные,
а в действительности светлые, волосы, свешиваясь на руку, которой
она опиралась на ряд темных кирпичей, почти достигали сосков,
просвечивающих молочными пятнышками. Свисающие со стола длинные
ноги у лодыжек стягивали не то бусы, не то четки. Второй рукой
она придерживала какой-то непонятный, туманный предмет, лежащий
на сдвинутых черных бедрах. Между губами, искаженными в неясной
гримасе, виднелись черные точки зубов.

-- Думаю, выглядело это все страшно глупо, -- продолжал
Грегори и бросил взгляд на Сисса. Тот улыбнулся бледной,
незаметной улыбкой и медленно опустил голову.

-- Право, не знаю. У вас просто другая точка зрения. Если бы
мы жили во времена инквизиции, вы, возможно, и добились бы своего.

-- Что вы имеете в виду? -- быстро спросил Грегори. Прижав
негатив к странице, он еще раз глянул на него и вдруг все понял:
то, что он принимал за четки, на самом деле было цепочкой. У
девушки скованы ноги. Наморщив лоб, он захлопнул книгу, поставил
ее на место и опустился с подлокотника на сиденье.

-- Я не выношу боли. Пытками вы смогли бы вырвать из меня
любое признание. Переломали бы мне все кости, но зато спасли бы
душевный покой. Или, вернее, целостность мировоззрения.

-- Не могу понять Шеппарда, как, впрочем, и всей этой
истории, -- задумчиво произнес Грегори. -- Всучил мне глухое,
безнадежное дело и с самого начала не дал ни единого шанса. Хотя
вам это, должно быть, не интересно?

-- Признаться, нет, -- ответил Сисс, ставя пустую чашку. --
Все, что мог, я сделал.

Грегори встал и прошелся по комнате. На стене висела большая
фотография в рамке: скульптурная группа, снятая снизу, с резко
очерченными пятнами света и тени.

-- Это вы снимали?

-- Да.

Сисс даже не повернул головы.

-- Неплохо.

Грегори осмотрелся. В письменном столе он узнал стол с
негатива. "А кирпичи -- это книги", -- догадался он. Взглянул на
окна: кроме обычных, на них были черные светонепроницаемые шторы,
сейчас свернутые и поднятые.

-- Вот уж не думал, что у вас склонность к искусству, --
заметил он, снова присаживаясь к столу.

Сисс несколько раз моргнул и с трудом поднялся.

-- Когда-то увлекался. Кое-что еще сохранилось, хотите
взглянуть?

-- О, с удовольствием.

-- Сейчас. -- Сисс шарил по карманам. -- Где же ключи? А,
наверное, в пальто.

Он вышел, оставив дверь приоткрытой, и зажег в прихожей
свет. Не было его довольно долго. Грегори очень хотелось еще раз
заглянуть в том психометрии, но он побоялся рисковать. Послышался
шум, треск, как будто рвали ткань, и на пороге появился Сисс. Он
страшно изменился. Выпрямившись, хрипло дыша, неестественно
большими шагами он шел на Грегори, точно собираясь броситься на
него. Шага за два до стола он разжал кулак, и из него выпал
смятый клочок бумаги. Грегори узнал салфетку. Кружась в воздухе,
она медленно опускалась на пол. Крохотный рот Сисса сложился в
гримасу невыразимого отвращения. Грегори почувствовал, что щеки,
лоб -- все лицо -- у него пылают.

-- Что тебе нужно от меня, ты, мразь? -- фальцетом выкрикнул
Сисс. -- Признания? Ну так получай! Это я. Слышишь? Это я! Все я!
Я все подстроил, я воровал трупы! Играл мертвецами в куклы: так
мне захотелось, ясно?! Не смей прикасаться ко мне, мразь, не то
меня вырвет!!! -- Лицо у Сисса посинело. Он с трудом добрел до
письменного стола, упал в кресло, трясущимися руками вытащил из
кармана стеклянную трубочку, вырвал зубами пробку и, прерывисто
дыша, почти задыхаясь, слизнул несколько капель маслянистой
жидкости. Постепенно дыхание его становилось глубже, ровнее.
Опершись затылком о книжную полку, он сидел с закрытыми глазами и
хватал воздух. Наконец, придя в себя, шевельнулся, уселся