пустой коридорчик - двери комнаты тоже были приоткрыты - все время видеть
череп.
- такое это было блаженное омерзение, тревожащее и волнующее, после всего
того, что я пережил. Меня даже какой-то испуг пронимал - не перед черепом,
конечно, а перед самим собой, поскольку что я, собственно, такого в нем
отыскал?
нем привлекло, что я готов был смотреть и даже снова нюхать со все большим
омерзением, но не в силах от него оторваться? Смерть того человека, у
которого его отобрали? Но это не имело ничего общего со сделанной из
черепа безделушкой, пресс-папье для бумаг, да, впрочем, мне вообще не было
до этого человека никакого дела. Во всяком случае, теперь я уже лучше
понимал, почему когда-то, очень давно, многие годы назад, вино пили из
черепов. Они придавали ему дополнительный вкус.
дверей докторского кабинета, ведущих в главный коридор. Я прикрыл дверь в
ванную, поспешно застегнул последнюю пуговицу, осмотрел в зеркале лицо и
выглянул, медленно, нерешительно.
вылезшими волосами, стоя ко мне спиной, читал, наклонив голову, названия
на корешках книг. Второй, коренастый, с опухшими веками цвета крепко
заваренного чая, сидел за столиком с черепом и говорил:
белая и дряблая, не гармонирующая с лицом, смуглым и явно многоопытным.
цвета пижамы маленький стаканчик, из которого после того, как была
отвинчена крышка, на стол высыпались кости.
двойки и четверка.
Маллинфлор. Ничуть не хуже, чем любая другая!
бросил кости, не тряся их. Две пятерки и шестерка.
третий кубик скатился со стола и полетел к ногам другого человека,
который, все также отвернувшись, продолжал осматривать библиотеку.
подрагивало, как мотылек. Тем временем второй повернулся к нам и сказал:
резцы, рыжие, словно кисточки, усики и бесцветные глаза, окруженные
глубокими морщинами. Приблизившись, он обратился ко мне:
крематор.
этом определенное удобство, ничего не скажешь. У вас случайно нет с собой
зеркальца?
полированного никеля, слегка подпорченное и потемневшее от ношения. Он
внимательно оглядел себя в нем, скаля сгнившие зубы и корча гримасу за
гримасой, словно стараясь извлечь из лица то, что было в нем самым
отвратительным.
я уже так не старился! Физия - прямо хоть палачу отдавай!
сейчас на миссии. Еще многие годы я его не увижу, а уж насолил он мне, как
только мог. Вот только в зеркальце я и могу на его беду полюбоваться. Зуб
времени, мой дорогой...
неудовольствия.
плотным компаньоном. Они походили друг на друга как разные, но в
одинаковой мере изношенные платья. Оба выглядели состарившимися за
канцелярским столом служащими. То, что в одном высохло и сморщилось, в
другом обвисло складками. Семприак - это было заметно, - старался
держаться с изяществом: то он отставленным мизинцем с длинным ногтем
поглаживал ус, то машинально поправлял воротничок, то его рука
соскальзывала по изборожденной морщинами шее. На нем была травянистая
зеленая пижама, шитая серебряной ниткой.
разговор. - Надо же! Хе-хе, чего человек только не делает ради
собственного здоровья!
что-нибудь получше.
чей-то глаз, потом все исчезло.
буркнул игрок в кости.
до болезненности, человек в полосатой пижаме. На согнутой левой руке у
него висела одежда. В правой он держал пухлый портфель, из которого торчал
термос. На лице его выделялся, словно стилет, нос, прекрасно
гармонировавший с таким же острым кадыком. Бледные бесцветные слезившиеся
глаза имели отсутствующее, слегка ошеломленное выражение, странно
контрастировавшее с его живостью.
коллеги!
померли, его дожидаясь. Пойдемте, все готово, дорогуши!
толстый, вставая со стула.
молодой, быстро отрубится. Так что - пушки к бою! Идем.
но пришедший глянул на меня своими слезящимися глазами.
голосом. - Нам будет весьма приятно! Впрыскивание, хе-хе, малюсенькое
возлияние! Очень просим вас с нами!
взяли под руки и повели, и так, между свекольной и фиолетовой пижамами,
пытаясь возражать и обмениваясь шутками, я вышел с ними в коридор, вернее
коридорчик, еще более тесный от того, что половина выходивших в него
дверей была открыта, загораживая дорогу. Толстый любитель игры в кости шел
впереди, нанося удары то направо, то налево. Двери захлопывались, а
производимый этим грохот разносился по всему этажу, аккомпанируя нашему и
без того весьма шумному шествию. Замок одной из дверей не защелкнулся, и я