предупреждения, как если бы некий разведчик с отдаленного холма отгонял
нас. Так как мы не послушались этого предупреждения, беспокойство
возрастало, и в мозгу появилась тень предчувствия, становившаяся все
чернее. Может, это был кто-то из защитников Долины, я не знал. Но,
по-видимому, на Майлин это не произвело эффекта и не отклонило ее с пути.
мной, а потом продолжал кружить в пустоте небытия, результатом чего было
страшное головокружение, и я не мог сказать, был ли реальным туман,
заволакивающий мои глаза, когда я пытался рассмотреть какую-то часть
фургона, или туман был порождением моей невероятной слабости.
измерить. Я был потерянным, словно лежал на челноке, снующем туда и сюда и
ткавшем будущее, которое ускользало от меня.
меня? Нет, это была пульсация, прерываемая ритмом, который удерживал меня
в фургоне. Затем я услышал звук, бывший частью этого биения, - наверное,
песню. Звук исходил не от Майлин, а поднимался из Долины, и он становился
громче с каждым шагом казов.
вливалась жизненная сила, ушедшая с тех пор, как нож Озокана искал мою
жизнь. Я лежал и чувствовал, как она входит в меня. Правда, что-то снова
отходило, откатывалось, но то, что оставалось, бодрило меня. Теперь я уже
не просто угрюмо цеплялся за жизнь, а был способен думать о чем-то помимо
собственного тела.
протянула руки перед собой, держа жезл между ладонями. Он кружился,
разбрасывая серебряные искры, которые падали ей на голову и грудь,
исчезая. И она пела песню - не ту, что все еще витала в воздухе, но
высокую и нежную, и ее звуки притягивали меня.
мои глаза были на уровне сидения Майлин. Я бросил взгляд наружу: была еще
ночь или очень раннее утро. Луна уже не сияла. Впереди внизу виднелся
другой свет, но не оранжевый свет пожаров, а голубая тень лампы, лунного
шара Майлин, только они не были фиксированы, а качались, как мощные
фонари. Как раз из этого освещенного места поднималось пение, становилось
все сильнее и глубже. Я потащился дальше, пока не вытянул, несмотря на
боль, одну переднюю лапу на сидение и положил на нее голову. Майлин не
обратила на меня внимания, она была поглощена пением.
белым и желтым узором мантии жрецов. Однако, они не приветствовали Майлин
и не остановили нас, а лишь стояли, один справа, другой слева. Лица их
оставались бесстрастными, и они продолжали свою песню, слов которой я не
понимал.
слышал вонь горелого, и нос барска улавливал в нем запах крови. Нет,
Долина не избежала участи Йим-Сина. Однако я считал, что несчастье здесь
не столь полное, как в городке.
проехали через ворота. Портал был весь в трещинах и зарубках и ощетинился
стрелами из боевых луков. Дым разрушений стоял, как туман. Мы въехали в
первый двор храма. Только тут Майлин двинулась, подняла свой все еще
сверкающий жезл и приложила его к своему лбу. Свет, выходивший из него,
погас, и когда она снова опустила руки, в них была только палочка. Майлин
открыла глаза. К нам подошел жрец. Его голова была забинтована, правая
рука на перевязи.
это зло, Брат?
лицо с глубоко сидящими глазами было лицом человека, вынужденного быть
свидетелем разрушения того, что было большей частью его самого. - Но
фундамент уцелел.
из откуда-то принесенных семян. Однако, они не преуспели в своем зле.
но после себя оставили руины.
робко. - Что с ними, Брат?
Умфрой по Белой Дороге.
Последние остатки сил покинули меня.
попытался отвернуться, но меня удержали. Я вдохнул резко ароматизированный
пар, и в моей голове прояснилось. Я открыл глаза и увидел, что лежу в
комнате, а Майлин наклонилась надо мной с чашей золотистой жидкости, от
которой исходил пар, приведший меня в чувство.
очень давно, мы с ним сидели в тихом саду и разговаривали о жизни за той
звездой, что служит Йиктору солнцем, о людях, выполняющих свое назначение
во многих чужих местах. Это был Оркамур, слуга Умфры.
желаешь, в самом деле желаешь оставить свое теперешнее тело и получить
другое?
человеком! Я требую человеческое тело. И это поднялось во мне не как
простое желание, а как просьба, сконцентрированная со всей силой, на какую
я был способен.
наклонилась надо мной с чашей, чтобы оживляющие пары очистили мой мозг.
от меха и клыков и снова стоять и ходить, как человек!
хотелось бы произнести ее вслух, громко, с вершины какой-нибудь горы,
чтобы меня слышал весь мир.
лакать, мне показалось, что это холодная вода из горного источника. Я не
сознавал своей жажды, пока не сделал первый глоток. Это было очень вкусно,
и я пил, пока чаша не опустела, пока язык не слизнул последнюю каплю.
ламп. В комнате и так было светло, а теперь стало еще светлее. - Посмотри
на нее! Отпускай, смотри и отпускай!
мир, какой можно было увидеть на видеоэкране "Лидиса", когда корабль
снижается над планетой в новой системе, серебряный шар вытягивался,
притягивая к себе...
глубин пришла ко мне эта мысль. Это был не сон, а явь, однако, мне не
хотелось открыть глаза и посмотреть, потому что тут было что-то иное, и
какая-то осторожная часть меня желала изучить это иное, не торопясь.
всем. Но обоняние как-будто ссохлось, умирало. Конечно, запахи тут были -
аромат какого-то растения, другие запахи, но все они были очень слабыми. Я
не решался двигаться, но когда еще раз глубоко вдохнул, то оказалось, что
боль, которая не покидала меня и стала почти частью меня, исчезла! Я
открыл глаза. Искажение! Цвета стали, с одной стороны, менее отчетливыми.
а с другой - пронзительно яркими. Я щурился и мигал, чтобы окружающее
стало выглядеть нормально. Но этого не произошло. Требовались усилия,
чтобы заставить глаза снова послушно служить. А ведь это уже один раз было
- мелькнуло в моей памяти.
колышутся на ветру ветки. Мой мозг легко давал названия всему, узнавая,
то, о чем сообщали глаза, хотя видели они совсем по-другому. Я открыл рот
и хотел облизать свои острые клыки, но язык стал короче и касался зубов, а
не клыков барска.
видимости, так как не решался еще поднять голову, и увидел... руку, кисть,
пальцы, сгибающиеся по моему приказу.
завертелась. Я был один. Я поднял человеческие руки, осмотрел их, потом
взглянул на человеческое тело. Оно было бледным, таким бледным, что почти
неприятно было смотреть. Это не правильно - я должен быть смуглым. Я сел
на край постели и внимательно оглядел все свое новое тело, его бледность,
худобу, близкую к истощению. Затем ощупал лицо. Оно было явно
человеческим, хотя я не мог определить наощупь, похоже ли оно на лицо
похищенного на ярмарке в Ырджаре Крипа Ворланда. Нужно зеркало. Я должен
УВИДЕТЬ!
того, как долго бегал на четырех лапах, я встал и неуверенно сделал шаг
вперед. Руки мои балансировали, пока я перекачивался с одной ноги на
другую. Но когда повернулся, чтобы подойти к окну, мое доверие к такому
способу передвижения вернулось, как будто прежнее умение, забытое на
Андреев Николай
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Ибсен Генрик