он слышал о растущих перебоях с продуктами по всей провинции. И все же, их
уход он воспринял как упрек. Он был их хозяином; он отвечал за их
благополучие; он поддерживал бы их, насколько хватило бы припасов. Почему
они так стремились уйти? Неужели эти работники и садовники надеялись найти
работу в сельскохозяйственном центре Фалкинкипа, куда они предположительно
направились? Как странно было видеть таким тихим поместье, где когда-то
целыми днями кипела жизнь! Этован Элакка нередко ощущал себя королем,
подданные которого отказались от гражданства и перешли в какую-то другую
страну, оставив его бродить по опустевшему дворцу и бросать на ветер слова
никому не нужных распоряжений.
привычками. Некоторые из них остаются неизменными даже в самые мрачные
времена.
задолго до восхода солнца и в предрассветный час выходил в сад для
небольшого моциона. Он всегда следовал одним и тем же маршрутом: от
алабандиновой рощи к танигалам, поворот налево в тенистый уголок, где
пучками растут караманги, прямо к пышному изобилию дерева тагимоль, из
короткого приземистого ствола которого на высоту от шестидесяти футов и
выше поднимаются изящные отростки, усыпанные ароматными,
голубовато-зелеными цветами. Затем он приветствовал растения-рты, кивал
сверкающим кинжальным деревьям, останавливался послушать поющий папоротник
и выходил, наконец, к границе из ослепительно желтых мангахоновых кустов,
отделявших сад от плантаций. Отсюда он смотрел вдоль пологого подъема на
посадки стаджи, глейна, хингамота и ниука.
Элакка по-прежнему совершал утренние обходы, задерживаясь возле каждого
мертвого дерева и почерневшего растения точно так же, как если бы они были
живы и вот-вот собирались расцвести. Он понимал, что ведет себя нелепо и
напыщенно и что любой, кто увидит его за этим занятием, наверняка скажет:
"Ах, несчастный сумасшедший старик. Горе лишило его рассудка". Ну и пусть
говорят, подумал Этован Элакка. Он никогда не придавал особого значения
тому, что о нем говорят, а сейчас это значило еще меньше. Возможно, он и
впрямь сошел с ума, хотя сам так не считал. Он все равно будет продолжать
свои утренние прогулки: а иначе что здесь еще делать?
хотели удалять каждое погибшее дерево, но он приказал ничего не трогать,
поскольку надеялся, что многие из растений лишь повреждены, а не умерли, и
вновь оживут, как только избавятся от воздействия отравы, принесенной
пурпурным дождем. Через некоторое время даже Этован Элакка понял, что
большая часть растений погибла и что из этих корней уже не появится новая
жизнь. К тому времени садовники стали потихоньку пропадать, и вскоре их
осталось совсем немного: их едва хватало, чтобы ухаживать за выжившей
частью сада, не говоря уж о том, чтобы срезать и относить подальше мертвые
растения. Сначала ему казалось, что он сможет в одиночку справиться с этой
скорбной задачей, но объем работ был невообразим, и он, недолго думая,
решил оставить все как есть: пускай погибший сад будет подобием
надгробного памятника былой красоте.
пурпурного дождя, Этован Элакка обнаружил любопытный предмет, торчавший из
земли у основания пиннины: отполированный зуб какого-то крупного
животного. При длине в пять-шесть дюймов тот был острым, как кинжал. Он
вытащил его, озадаченно повертел в руках и сунул в карман. Чуть подальше,
среди муорн, он нашел еще два зуба таких же размеров, воткнутых в землю
примерно в десяти футах друг от друга; взглянув вверх вдоль склона в
сторону полей мертвой стаджи, он увидел еще три зуба, все на одинаковом
расстоянии один от другого. За теми виднелась новая троица, все зубы были
выложены по большому участку его земли в виде ромба.
Потом, немного поразмыслив, пришел к выводу, что во времена таких перемен
и не то еще будет, отрывисто кивнул и опять вышел на улицу, не произнеся
ни слова.
вызывающие уныние стаджи, море пожелтевших скрюченных побегов, голые кусты
глейна, а также мимо чего-то сухого и бесцветного, что было когда-то
хингамотами, и достиг ниуковой рощи. Мертвые деревья были настолько
легкими, что сильный ветер без особого труда выворачивал их вместе с
корнями, и большинство из них действительно попадали, а остальные стояли
под разными углами, будто какой-то великан играючи смахнул их тыльной
стороной ладони. Сперва Этован Элакка не заметил Симооста, но потом
разглядел его: десятник бродил по опушке рощи от одного наклоненного
дерева к другому, время от времени останавливаясь и заваливая одно из них.
И так он провел всю ночь. Поскольку весь сон хайрогов ограничивался
несколькими месяцами спячки в году, Этован Элакка никогда не удивлялся,
узнавая, что Симоост работал ночью, но такие бесцельные действия - это
что-то, на него не похожее.
убедительности.
медленно спустился до того уровня, где его поджидал Этован Элакка.
Змееобразные завитки его волос, которые не ведали полной неподвижности,
сейчас судорожно дергались, а от мощного чешуйчатого тела исходил запах,
который, насколько знал Этован Элакка, уже давно знакомый с ароматами
хайрогов, выражал серьезные страдания и дурные предчувствия. Симоост
работал у него двадцать лет, но никогда раньше Этован Элакка не улавливал,
чтобы от него так пахло.
заостряющийся к концу зуб, который обнаружил у основания пиннины. Он
протянул его Симоосту и объяснил: - Я набрел на эту штуку примерно полчаса
назад, когда обходил сад. Я хотел узнать, не известно ли вам что-нибудь о
ней.
опасность.
кого? Ради всего святого, Симоост, расскажите толком, что вы знаете.
замешательство. Симоост, казалось, с трудом подбирает слова. После
продолжительного молчания он спросил:
Пидруид. Ждать появления драконов.
подходящую к закату жизнь случалось крайне редко.
скрываемой яростью.
обрушится страшная беда, и весь Маджипур охватит смятение. И в то время -
так говорят - морские драконы выйдут из моря, пойдут в глубь суши и
провозгласят новое царство, а также произведут огромные преобразования
нашего мира. И то время станет временем преображения.
вам больше нравится. Пустая выдумка. Мы понимаем, что драконы не могут
выбраться из моря. Но это поверье распространено повсюду, и многие люди
получают от него успокоение.
Орлов Алекс
Каменистый Артем
Якубенко Николай
Суворов Виктор
Андреев Николай
Суворов Виктор