возможность вывести из окружения людей, пожертвовав, разумеется, обозом
Кронье отказался. На помощь Девету подоспел генерал Бота. Оба они посылали
гонца за гонцом к генералу Кронье, умоляя его выйти из окружения через
прорыв, который они обязались удерживать еще в течение суток. Кронье
презрительно отка-зался, в выражениях столь грубых, что генерал Девет не
решился даже опубликовать его дословный ответ в своей книге. И небольшие
отряды Девета и Бота, после тщетного ожидания выхода Кронье из окружения,
вынуждены были отойти под натиском англичан.
некоторое время совершенно деморализовала остальные бурские армии.
Дезертирство стало настолько массовым явлением, что Генерал Девет решил
распустить по домам большую часть своих солдат, чтобы позволить им
справиться с этим моральным потрясением. Только спустя некоторое время к
бурам вернулась их боеспособность, но англичане к тому времени уже заняли
значительную часть территории обеих республик, и бурам пришлось перейти к
партизанской войне. которых была устроена по всем правилам военного
искусства. Они выходили на поверхность разрезом, достигающим одного метра в
ширину, но по мере углубления сужались до двадцати пяти сантиметров.
Большинство траншей имело форму буквы "Т". Проникнуть в них представлялось
возможным только с одного из концов.
помощи армии Кронье выдержать такую страшную бомбардировку, какой не знала
еще ни одна из современных войн. Причем Кронье не мог даже отвечать на
стальной ураган, разразившийся 19 февраля над его лагерем: у него не было
полевой артиллерии, а установить тяжелые орудия под таким огнем было
немыслимо.
существенных потерь. Сто пятьдесят английских пушек, половина которых были
крупного калибра, сосредоточили свой огонь сперва по фургонам и повозкам,
которые через два часа, воспламенившись от снарядов, превратились в
гигантский костер невиданной силы. Покончив с обозом, англичане принялись за
животных. То была чудовищная бойня. На берегу реки валялись окро-вавленные
туши четырех тысяч быков со вспоротыми животами и изодранными
внутренностями.
возможности хотя бы на минуту покинуть свои убежища, вскоре превратились в
очаги всевозможной заразы
зловония и нависшего над ними зеленоватого дыма лиддитовых снарядов,
изнуренные и искалеченные, они продолжали стойко держаться под не
прекращавшимся ураганным огнем и отказывались капитулировать.
женщин и детей.
хотите, но я не сдамся!
мертвых тел... Поле битвы представляло собой какое-то адское средоточие
оглушительного грохота, огня и смерти.
пытки! Она прославила на весь мир патриотов, которые выдержали ее, и
навлекла позор на тех, кто так варварски воевал с честным противником.
Расстояние между бурскими и английскими траншеями, составлявшее вначале
восемьсот метров, постепенно сокращалось - сперва до пятисот, потом до
четырехсот, и вот, наконец, осталось не более восьмидесяти метров!
добровольцы даже перебрасывались с бурами короткими фразами.
выхода не было.
верхом отправился сдаваться лорду Робертсу.
руку генералу Кронье:
слово над лучшей армией республики...
так, что их окоп находился против траншеи канадцев, многие из которых были
французского происхождения. Когда перестрелка окончилась, между парижанами и
канадцами завязались разговоры, которые, впрочем, скоро прервались
начавшимся разоружением буров.
придется сдать англичанам старый "ро"р", куда-то исчез. Вернувшись четверть
часа спустя, Поль шепнул на ухо Сорви-голове:
патриотам хаки. Им хотелось преодолеть упадок сил, вполне естественный после
целой недели таких страданий. Они старались успокоить боль, сжимавшую их
мужественные сердца.
испытывали такое чувство, словно на их глазах ломают молот, который должен
был выковать независимость их родины. Ружья всегда были для них символом
свободы. Едва сдерживаемые рыдания подкатывали к горлу буров, а на ресницах
у них сверкали жгучие слезы.
капитуляции, испытать боль сознания, что ты уже не солдат, ощутить
невыносимую муку при виде любимого отечества, попранного сапогом
завоевателя, чтобы понять их душевное состояние и посочувствовать им.
вежливо и даже сочувственно, а канадцы жалели их почти по-братски.
рыжеватыми усами. Он плохо владел английским языком и то и дело пересыпал
свою речь французскими словечками, сильно отдававшими привкусом местного
наречия.
он военнопленных. - В жизни не видал таких храбрецов, как вы! Мы одолели вас
только потому, что нас больше. Один против десяти - тут уж ничего не
поделаешь!
смягчить их горькую участь. Вдруг он увидел Жана Грандье, который гордо, с
высоко поднятой головой приближался к нему вместе с неразлучными своими
друзьями, Фанфаном и Полем. Слова точно застряли в горле великана, из уст
его вырвались какие-то хриплые звуки, он опрометью бросился навстречу Жану,
подхватил его, как ребенка, на руки и, чуть не задушив в своих объятиях,
воскликнул наконец сдавленным от волнения голосом:
маленький Жан!
родины, с вполне понятным недоумением посмотрел на канадского капитана.
Неужели это вы, дорогой мой друг? Славный товарищ! Какая чудесная встреча!
"Ледяного ада", Жана Грандье и Франсуа Жюно, конного полицейского из
Клондайка, который спас золотоискателей, замурованных в пещере Серого
медведя бандитской шайкой "Коричневой звезды".
которого блеснули слезы при виде вновь обретенного друга.
дослужился до звания капитана добровольцев.
нашей любимой старой родины. Он знатный храбрец, даром что у него еще и усы
не выросли. Он перестрелял десятки матерых волков и разбойников, этих
двуногих гризли, что опаснее всякого зверя.
всех сторон к нему потянулись руки.
тоже парижанин.
уверены: еще не было и никогда не будет пленников, с которыми обращались бы
так же хорошо, как будут обходиться с вами. И потом, - таинственно шепнул
капитан на ухо Жану, - у меня кое-что есть на уме...
неизбежно следует за большими ката-строфами и сильными страданиями, буры
стали понемногу приходить в себя. Они получили возможность пообчи-ститься,
помыться, перевязать свои раны, поесть и поспать. . Главное, поспать!
Бессонница совсем истомила бойцов.
бы не радоваться! Сорок пять тысяч англичан торжествовали победу над
Лондон Джек
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Маккэфри Энн