его грани. Грани искрились, а может, просто уставали глаза.
ночью и под утро подбивал всех пойти купаться, уверяя, что вода в это время
суток -- парное молоко. На реке вот-вот должен был сойти лед.
спектакле были задействованы только две актрисы -- в роли Жанны и ее матери.
Свободные дамы занимались костюмами. Строчили на машинке за кулисами,
выносили примерять, потом переделывали и доделывали. Распределение главных и
второстепенных обязанностей происходило без обид.
совести лежала деревянная часть реквизита. Чтобы скрыть и скрасить его
убогость, Пряник притаскивал то доску, то брусок и доводил до нужной
выразительности крест и символ нависшей над средними веками инквизиции --
эшафот, который попутно должен был стать и казематом, и помостом, и местом
судилищ.
Пряник проболтался, что она здорово рисует. Борис Яныч тут же привлек ее к
спектаклю -- усадил за огромную афишу с такой фабулой: маленький жаворонок
бьется с огнем, поднимающимся к небу с хлебного поля.
бы на несколько представлений. Для "Баллады..." отобрали самые трогательные,
и музыканты днями и ночами оттачивали их исполнение.
музыкальным сопровождением. Подолгу терли каждое место.
было не верить, глядя на заразительную игру Марины, которая, словно навеки,
вселилась в Жанну! Ее светлые распущенные волосы в багровом свете
прожекторов и просторный вельветовый костюм казались поистине
средневековыми. С Марины не сводили глаз, когда доводили добела черновые
куски. Своей игрой она накаляла остальных.
охоты расставаться. Когда Борис Яныч распускал всех по домам, никто не
спешил уходить, все усаживались на бордюрах Студенческого бульвара поболтать
и покурить. Совершенно не ощущалось, кто насколько погрузился в искусство,
и, наверное, захлестни оно всех с головой, никто и не заметил бы.
это слишком много. Половину сцен придется начинать с нуля!
Марину ее сценарным именем. -- Роль настолько въелась мне в кишки, что,
разбуди меня на любой лекции, я отмолочу все тексты на одном дыхании!
передразнивала себя в зеркале словами Жанны и ходила на занятия в
сценическом костюме, а на третий сама себе сказала: наплевать! И впервые не
отказалась поехать с Климцовым к нему на дачу.
легким холодком искрившееся в уголках губ, была музыка, тихая и спокойная,
даже теплая, и совершенно не хотелось тащиться через сугробы по дачным
улицам. Не хотелось ловить проскакивающее мимо такси на окраине, а потом,
поднявшись на лестничную площадку, выдавливать улыбку, нажимая кнопку
звонка, -- отец обязательно будет полчаса рассматривать дочь в глазок,
угадывая настроение, прежде чем открыть. Психолог, блин! А здесь, на даче,
так уютно. Правда, диван всего один. Но надо же как-то когда-то... Не сидеть
же так всю ночь...
волосы. Она ощутила свои руки, словно вдруг вспомнила о них. Впервые оценила
в темноте их хрупкость и закрыла глаза. На все...
Никто не потянулся перевернуть бобину.
вечерами, забыв о книге в руке или опершись локтями на клавиатуру. Все
должно было произойти не так запланированно, без расчета, с элементом
случайности, как бы само собой. Она хотела впервые обнаружить себя в
подобной ситуации не иначе, как после веселого случая -- спасаясь от дождя,
что ли... Чтобы не оказалось под рукой ни плаща, ни зонтика -- ничего. Чтобы
промокнуть до нитки и раздеваться потому, что действительно холодно, очень
холодно после дождя в сырой одежде, а не потому... Почему? Вышло как-то
глупо и бездарно... Он долго ловил момент в разговоре, чтобы воткнуть свое
всегдашнее дежурное предложение: не рвануть ли на дачу? Как если бы мысль
только что пришла ему в голову. Но там, на даче, уже торт, шампанское,
свежие фрукты с рынка. Все запасено с утра. Значит, он задумал это еще
вчера.
уставилась в окно с еще большей пристальностью, словно видела там
все-все-все. Опять отстраненно посмотрела на свои руки, потом -- на свои
острые коленки, обхватила и стиснула их до боли. Появилось желание навсегда
вжать их друг в друга.
заплакать, это совсем ни к чему.
мотивируя, она отказалась подняться на сцену, просидела два часа в глубине
зала и потом крикнула из темноты:
меня не получится, не выйдет теперь у меня! Я не имею права, понимаете, не
имею права пачкать образ!
умеет позировать. На такие роли нужен настрой.
быть? -- взъерепенился Свечников. -- Была бы там заслуженная, а то возомнила
о себе Бог знает что!
не знаю... -- потупила глаза Инна.
Обойдется. Просто так надо.
своего вездесущия цеплялась за все вопросы, возникающие на репетициях. В
каждую мысль и движение труппы она вносила коррективы. Что интересно -- ее
замечания зачастую брались на вид. При всем при этом в костюме Жанны она
выглядела, как... Инна, и назвать ее другим именем не поворачивался язык.
Внешне она не уступала Марине, была даже чуточку стройнее, но легкости в
походке и всепрощения в глазах у нее не возникало, несмотря ни на какие
потуги.
сумасбродного поступка Марины.
только в одном месте.
не появляется на занятиях.
новые побеги не оставалось никаких. Все до конца прочувствовали банальность
выражения "незаменимых людей нет". Марина была незаменимой.
и как ни в чем не бывало крикнет:
меня обратно! Мне надоело в этой жизни жить как попало!
собою, реальность ее отсутствия подступала, как ком к горлу. При осадах
крепостей редеющие ряды защитников смыкаются, заполняя провалы. В СТЭМе
никаких смыканий не произошло. Место Марины так и осталось незаполненным.
на очковтирательство самим себе. Инна это чувствовала острее всех и через
каждые полчаса говорила:
умирает сияющий и чистый, и Бог на небе ждет его, улыбаясь, потому что он
дважды поступил как человек: совершая зло и творя добро. А Бог и создал его
для этого противоречия".
-- она никому не верила. Инквизитор и Фискал терялись перед ней. Она
растянула жилы в области щитовидки, но понимание Жанны все так и не шло к
ней.
Лукин Евгений
Контровский Владимир
Орловский Гай Юлий
Гуль Роман Борисович
Трубников Александр
Суворов Виктор