Чтение 35–й страницы книги ~Любовь инженера Изотова~

- Брось ты, Митя, Каля человек как человек. Что ты на нее взъелся? -
отвечал Малинин.

- Я не зря взъелся, у меня могучая интуиция. Ревность - страшная штука,
большой тормоз в личной и общественной жизни, - заявил Митя.

- А ты-то откуда знаешь? - усмехнулся Малинин.

- Интуиция, - рассмеялся Митя.

- Ну, друзья, полезем к регенератору, посмотрим, что там сегодня
делается, - предложил Алексей.

- Полезем, - ответил Митя, и все трое, надев ватники, шли в пыль, к
раскаленному железу, к самому нутру каталитического крекинга.

С Митей и Малининым Алексею было легко.

- А с "пауком" решено твердо? - спросил Алексея Малинин, стыдясь своей
настойчивости. Он задавал этот вопрос не первый раз.

Им давно владела заманчивая идея - регулировать объем катализатора в
реакторе на ходу, не останавливая установку. Существующее устройство в
реакторе - распределитель - неподвижное. Малинин предлагал сделать вместо
него подвижной "паук". Дело это было тяжелое. Главный механик возражал. Но
Алексей в предстоящую реконструкцию собирался установить подвижной "паук"
Малинина.

- Решено твердо, - ответил Алексей.

- А когда вы к нам придете? - спросил Малинин. - Вы не забыли, что вы
обещали? Моя мама ждет вас.

- Как позовешь.

- Значит, насчет "паука" это твердо? - опять переспросил Малинин,
краснея и ненавидя самого себя. - Вы меня, конечно, извините.

- Слушай, перестань меня пытать, ты все равно поверишь только тогда,
когда твой "паук" будет поставлен и начнет работать. Отстань.

- Верно, - засмеялся Малинин, - извиняюсь.

Вскоре одна из трех установок каталитического крекинга встала на
ремонт. Началась реконструкция.

Пока шла обычная жизнь, Алексей существовал на заводе, в цехе гостем,
теперь он стал центральной фигурой. Он вел реконструкцию, он решал, он
принимал всю ответственность на себя. И невольно сразу этому подчинились
все, даже Рыжов.

Было много трудностей, настоящих и мнимых, неувязок, неполадок, из-за
которых приходилось трепать нервы и тратить время.

Из Куйбышева прибыли короба, но без закладных устройств, - может быть,
они потерялись, лежали где-нибудь между сотнями ящиков на деловом дворе.

Слесарь, который монтировал короба, предложил приваривать. Это было
надежно, но конструкция становилась неразъемной. Митя-механик предложил
закручивать металлический пруток. Митя бегал с этим прутком, лазил в
регенератор, объяснял и показывал Алексею, хотя объяснять особенно было
нечего - Алексей согласился. Сделали по-Митиному.

- Мы не работаем, а выходим из положения, - ворчал Рыжов.

Уже в разгар работ Алексею понравилась в журнале одна картинка - новая
конструкция ввода сырья, новый принцип, отлично придуманный. Алексей
только кое-что изменил в чертеже и показал новый ввод своим товарищам.

Митя сразу разобрался, понял и одобрил. Малинин смотрел, долго думал,
потом сказал: "Плохо не будет", Баженов посмотрел, ему понравилось.
Казакову тоже, Только Рыжов противился бешено. Заладил: "Я против, против,
возражаю, запрещаю, у меня чувство". Но руководил реконструкцией Алексей,
и ввод сырья сделали По-новому.

"Паук" Малинина тоже с божьей помощью сделали и установили. Выполнили
основные предложения Алексея. Дело тяжело и медленно подвигалось к концу,
вернее первой - и главный - его этап.

Установку начали выводить на режим. Все имевшие отношение к
реконструкции были в цехе, ждали, подходили к щиту с
контрольно-измерительными приборами. Выводить установку на режим всегда
трудно, тревожно, а в данном случае было особенно тревожно.

Пришел Баженов справиться, как дела. Пока все шло нормально.

"Слишком хорошо, чтобы быть правдой", - подумал Алексей. Он не доверял
этому благополучию. Опять проверил давление в колонне, в реакторе. Все
было нормально.

Внезапно порвалась сварка на трансферной линии. Загорелось. "Так, - с
тревогой подумал Алексей, бегом направляясь к месту аварии. - Первая
аварийная остановка. Сколько их будет?"

Их было еще много, гораздо больше, чем можно было предположить.
Пять-шесть остановок, одна вслед за другой, на протяжении десяти дней.

Катализатор, эти драгоценные беленькие шарики, то шел, то не шел в
реактор. "Шуршит", - говорили в цехе. "Шуршит", - докладывал Казаков на
утренних совещаниях у директора. "Шуршит", - сообщал ежедневно Алексей
Баженову.

Вдруг начался бешеный вынос катализатора. Все вокруг было засыпано
белой крупой, катализатор сыпался на головы, на землю вокруг этажерки
крекинга. И всему виной был неправильный ввод сырья, та самая картинка,
пленившая воображение Алексея. Надо было срочно переделывать по-старому.
Рыжов, который говорил: "У меня чувство", оказался прав. У старого
нефтяника-сгонщика действительно было шестое чувство, нефтяное. Рыжов
бесился, ругал Кресса и Алексея, проклинал реконструкцию. Ввод переделали.

А драгоценный катализатор, тонна которого дороже тонны сахару,
продолжал литься дождем на головы авторов реконструкции и засыпать
территорию цеха. Это всем видимое расточительство происходило на заводе,
где борьба с потерями нефтепродуктов была одной из главных забот. Митя
возглавлял рейдовую комсомольскую бригаду. Комсомольцы ходили и тщательно
проверяли каждый насос. Тот же Митя круглыми глазами молча смотрел на
снежные сугробики катализатора и не знал, что делать.

Установку пускали и останавливали. Еще одна остановка произошла из-за
того, что перегорел мотор у сырьевого насоса. Это была очередная досадная
случайность. Ведь мотор мог перегореть и в другое время, но он перегорел
именно сейчас.

Когда установку наконец пустили и она стала работать, выяснилось, что
ничто не изменилось.

Брала установка то же самое количество сырья, что и раньше, то есть
позорно мало. Давала бензина столько же. Катализатор расходовался бешено.

В цехе говорили о том, что вообще не надо было затевать реконструкцию.

Алексей ломал голову, искал просчеты. Он был уверен, что упали короба
из-за ненадежных Митиных креплений. Но для того чтобы проверить это
предположение, нужно было опять остановить установку, а Рыжов
категорически воспротивился.

- На этот раз, - сказал Рыжов, - моей властью мы будем продолжать
работать. Довольно мы шли на то, что не получали денег. Сели на зарплате,
сели на плане. Теперь попробуем план выполнять как есть. А когда
остановимся в нормальном порядке, проверим Митины крепления, а заодно и
все остальное.

Рыжов больше не говорил: "ох, реконструкция", - он страдал из-за этой
реконструкции по-настоящему.

Алексей был расстроен, но он видел пути исправления ошибок. И опять
оставался на заводе допоздна. И опять вместе с ним оставались Малинин,
механик Митя, появлялся Кресс, неизвестно откуда, словно и не уходил
совсем. Приходил Казаков.

Однажды вечером все собрались в операторной.

Операторная была знакома, как бывает знакома собственная комната. Ящик
с аварийным спиртом, бинтами, ватой. Косо приклеенный на стене плакат:
"Отбирай пробу только в рукавицах". Кошка в углу выпила молока, прыгнула
на круглый металлический стул, на место дежурного, зевнула, разлеглась.

- Кошки могут спать... - сказал Митя. - А я сон потерял.

- Не ворчи, Митя, - засмеялся Алексей.

- Кошке позавидовал, - сказал Малинин.

- Позавидуешь тут... - пробормотал Митя. - И кошке и собаке.

Приборы, круглые, поблескивающие стеклянными поверхностями, по-прежнему
не показывали ничего отрадного. "Все-таки торопились с реконструкцией,
торопились пустить установку, все сроки, сроки, железные сроки, вот и
расхлебываем теперь, - думал Алексей в который раз. - Ломаем головы..."

Алексей оглянулся на товарищей. Это были верные товарищи, но и они
приуныли. Сидели с незажженными папиросами и смотрели на кошку.

Алексей сказал:

- Сегодня утром видел такие стихи на щите у дороги. Про кукурузу. "Тем
хороша она, что на все она годна - и для супа, и для каш, и особо на
фураж".

Малинин сказал:

- Люблю кукурузу с маслом.

Митя сказал:

- Неужели мои крепления подвели? Уму непостижимо.

- Что-то мне вас жалко стало. Сидите тут одни ночью, я решил к вам
поехать, посидеть с вами, - неожиданно раздался в операторной мягкий,
веселый голос Баженова.

Решили пойти в кабинет к начальнику цеха, там покурить и поговорить.

Митя сказал: "Сейчас бы чего-нибудь пожевать".

Малинин принес откуда-то хлеба с маслом, несколько холодных котлет и
две бутылки молока, которое ежедневно получали в цехе "на вредность".

- Да, - задумчиво проговорил Баженов, прикуривая у Алексея и оглядывая
присутствующих, - смотрю на вас, товарищи, и думаю: вот что-то же
заставляет людей совершать поступки вопреки своему благополучию, вопреки
так называемому здравому смыслу, в ущерб себе. Для чего-то лучшего и того,
что будет не сейчас, а потом.

- Бесспорно, - отозвался Алексей.