этих местах, наверно, сыскать не удастся.
под ней старое, обсиженное вороньем дерево. Уже совсем рассвело, поле
вокруг лежало пустое, дул морозный северный ветер. Антон осторожно
выбрался из кустарника, вслушался. Было чертовски холодно, даже воронье
сидело на дереве, зябко нахохлясь, без своего извечного грая. Человеческих
следов возле оборы вроде бы не было видно, и он с неизвестно почему
дрогнувшим сердцем вошел в ее широко распахнутые ворота.
противоположной стены, возле притолоки виднелись полузасыпанные следы, но,
кажется, это были следы его и Зоськиных ног. Низенькая дверь в кубовую
была растворена, и он нерешительно переступил высоковатый порог.
опустился на слежалую гнилую солому, прислонился спиной к обшарпанному
боку стены. Руки сунул за пазуху, колени прикрыл полой кожушка. Было бы
неплохо вздремнуть хотя бы на недолгое время. Двадцати минут ему бы,
наверно, хватило, чтобы снять отупение и обрести прежнюю бодрость.
Большего он не мог позволить себе.
какое-то время еще напрягал слух, боясь прозевать опасность. Но, кроме
невнятного шелеста соломы на крыше, сюда не проникало никаких больше
звуков, было покойно, тихо и глухо. Готовясь уснуть, Антон думал, что не
прошло еще двух суток, а как все катастрофически изменилось в его судьбе.
Два дня назад с ним была Зоська, и с ней в нем жила надежда. Пусть глупая,
несбыточная надежда, но ею тешилась его очерствевшая в лесных дебрях душа.
Но вот стало так, что они разошлись врагами, жить на этой земле вместе с
Зоськой сделалось невозможным. Он обрел одиночество, Зоська навсегда ушла
из его жизни, но ему оттого легче не стало. По-прежнему он пребывал в
безысходности и перестал понимать почему. Неужели все дело в Зоське? Но
как тогда понять, что он, здоровый, неглупый мужик, попал в такую
зависимость от этой сморкачки? Разве Зоська сильнее его, умнее или более
приспособлена к этой кровавой войне? Ведь после своего ранения она уже
дышала на ладан, одной ногой стояла в могиле, и он лишь тихонько толкнул
ее. И тем не менее она выжила, где-то укрылась, и по-прежнему власть над
его судьбой находилась в ее руках.
проснулся от близкого голоса за стеной. Кто-то, вяло матерясь, беззлобно
понукал лошадь. Как и два дня назад, Антон испуганно выскочил из кубовой и
сразу же в проеме ворот увидел на дороге сани. В них, стоя на коленях,
какой-то мужичок в стеганке глухим голосом материл рыжую, с облезлыми
боками лошадку. Правил он в сторону Скиделя.
поступить дальше. Антон тоже не знал, зачем он остановил его, разве чтобы
разжиться поесть? Или разузнать про обстановку в окрестностях и принять
какое-либо решение. Он чувствовал, что без определенного решения протянуть
долго не сможет. Невозможно жить между землей и небом, надо поскорее
спускаться на землю. Где только найти лестницу на эту утраченную им землю?
оборы, но Антон предпочел подозвать мужичка к себе.
для пущей убедительности удобнее перехватил винтовку. И в самом деле
мужичок бросил на солому вожжи и, оставив на дороге сани, не спеша, с
явной опаской пошел к оборе. Пока он шагал по свежему снегу, Антон
рассматривал его самодельный, из овчины треух на голове, старую латаную
стеганку и лапти-чуни с перевязанными поверх грязных портянок веревками.
Маленькие, часто мигающие глазки на заросшем лице еще издали настороженно
уставились в вооруженного человека у оборы.
ворот, и тот послушно остановился. - Хлеба нету?
вопросов.
исподволь выпытать у этого случайного проезжего кое-что из того, что его
интересовало в первую очередь.
дороги.
вое другие вопросы - кажется, появилась возможность выяснить, может, самое
для него главное, и он, сузив глаза, резко спросил мужичка:
перед ответом, и Антон, не давая ему оправиться, схватил за куцый отворот
стеганки.
Говори скорее!..
беспомощно заморгав глазами, казалось, в мгновение лишился речи, руки его
затряслись, растерянным взглядом он бессмысленно водил по рассвирепевшему
от роковой догадки, обросшему колючей бородкой лицу Антона. Антон тоже
зашелся в странной охватившей его лихорадке, смекнув яростно и
самоочевидно, что судьба в последний раз бросала тонущему свой
спасательный круг, за который он должен схватиться или пойдет ко дну. И,
не размышляя долго, он из последних, еще оставшихся у него сил рванулся к
этому кругу. Пока Зоська жива, он должен настичь ее в этих лесных
Княжеводцах. То, что ему не удалось на хуторе, должно удаться теперь.
Конечно, это не очень красиво по отношению к девушке, которую он любил, но
в этом его спасение. В конце концов, не он придумал эту проклятую войну,
где если не предашь - не уцелеешь. Что же ему остается?
в Скидель! В Скид ель скорее! - закричал он. - Быстро!!!
его и, подбежав к саням, схватил вожжи.
ухватиться за поперечину сзади, лошадка натужно рванулась по переметенной
за ночь дороге, и Антон, став на колени, принялся нахлестывать ее вожжами.
образах, бессвязных урывках чужих разговоров. Она слышала, как кто-то
окликнул ее, как громче залаяла собачонка. Потом ее бережно подняли на
руки и долго несли куда-то.
вопросы, да к ней и не очень приставали с вопросами, видно, скоро поняв,
что она чуть жива. Зоське ничего не оставалось, как целиком положиться на
этих людей, зная, что в Княжеводцах ей плохого не сделают. В Княжеводцах
всегда помогут, если только ей еще можно помочь.
раскрыла глаза и увидела близко над собой лампу с надбитым закопченным
стеклом. Свет лампы поначалу ослепил ее, но все-таки она успела заметить
рядом чье-то немолодое, озабоченное, со сведенными бровями лицо. Чьи-то
холодные руки деликатно касались ее обнаженного бока, и она поняла:
перевязывают. Зоська с напряжением стонала, не в состоянии молча выдержать
боль, и женский, обращенный к ней голос сочувственно заговорил:
Как никогда прежде, именно теперь она очень хотела жить. Если это еще
возможно...
только промычала в ответ. Разговаривать она не могла. Даже сама удивилась:
слышать - отлично все слышала, а сказать ничего не могла. Как во сне.
она нестерпимо мучилась в фантастическом мире кошмаров. Наверно, она
стонала, возможно, у нее начался жар, потому что, когда она снова