рощице, раскинувшейся по склону лощины, прислушивались к зову майской
кукушки или вкушали дары сентября: орехи и спелые ягоды черной смородины.
Каким удовольствием было для нее собирать поутру эти лесные лакомства в
корзиночку, заботливо прикрывать листьями и цветущими веточками и потом
угощать Мура, передавая ему ягоду за ягодой, орех за орехом, подобно птице,
кормящей своего птенца!
прикосновение его ласковых рук. Но эти призрачные видения былой радости
вскоре развеялись: лицо расплылось, голос замер; рука, сжимавшая ее пальцы,
растаяла, а на лоб, где его губы только что запечатлели теплый поцелуй,
теперь, казалось, упала холодная капля дождя.
привольного июньского леса увидела свою тесную комнатку; вместо пения птиц в
густой листве различила, как дождь хлещет в окно; вместо шелеста теплого
южного ветерка услышала завывание мрачного восточного ветра, и с ней рядом
был уже не друг, а ее собственная смутная тень, падавшая на стену; эта тень
в своих очертаниях представила ей поникшую фигуру с опущенной как бы в
тяжком раздумье головой, и Каролина отвернулась от нее; в полном унынии
опустилась она на стул и принялась рассуждать сама с собой. "Весьма
вероятно, что я проживу лет до семидесяти, - здоровье у меня как будто
хорошее; значит, передо мной еще целых полвека. Чему же отдать свои силы?
Чем заполнить время, лежащее между сегодняшним днем и моим смертным часом?
По-видимому, я не выйду замуж, Роберту я не нужна, - значит, мне не суждено
иметь любимого мужа, заботиться о своих детях. До последнего времени я
надеялась, что меня ждет обычная женская доля жены и матери, что это
составит смысл моей жизни и ничего другого мне не придется искать; но теперь
мне ясно, что этого не будет, что я останусь в девушках, увижу, как Роберт
женится на другой, на богатой; а я никогда не выйду замуж. Для чего же я
создана? Где мое место в жизни?"
задумываются все старые девы. Правда, кое-кто решает его за них весьма
просто: "Ваша участь - делать добро, помогать людям". В какой-то мере это
правильно и, главное, очень удобно для тех, кто это проповедует; есть люди,
склонные считать, что их ближние обязаны посвящать им свои заботы и свою
жизнь, они же вознаградят их одними восхвалениями, называя добродетельными и
благочестивыми. Но разве этого довольно? Разве это означает "жить"? Разве не
мученичество такая вот жизнь, отданная на служение чужим людям из-за того,
что у вас нет ничего своего, родного, чему вы могли бы посвятить свои силы,
- разве не скрывается за ней страдание, неудовлетворенность, пустота? Мне
кажется, это именно так. Разве добродетель состоит в самоотречении? Я в это
не верю. Чрезмерное самоуничижение порождает деспотизм; чрезмерная
уступчивость порождает эгоизм. Католическая религия предъявляет к своим
служителям особенно суровые требования полного самоотречения и покорности,
и, однако, нигде нет такого множества алчных деспотов, как среди
католического духовенства. Каждый человек имеет какие-то свои права. Мне
кажется, если бы каждый отстаивал свои права так же страстно, как мученик
свою веру, это привело бы ко всеобщему счастью и благоденствию. Но что за
странные у меня мысли! Правильно ли я рассуждаю? Кто знает!
сновидение; и все человеческие тропы ведут к одному пределу - к могиле, к
маленькой трещинке на поверхности огромного земного шара, борозде, в которую
могучий сеятель с косой сбрасывает со стебля созревшие семена; там они лежат
и смешиваются с прахом и снова дают всходы, после того как земля еще
несколько раз совершит свой оборот. Все это происходит с телом, а душа,
воспарив ввысь, складывает крылья на берегу зеркального моря огня и
различает в этой горящей ясности отражение христианской троицы: Бога Отца,
Бога Сына, Бога Духа, - по крайней мере такими словами принято выражать
невыразимое, описывать то, что не поддается описанию. А что на самом деле
происходит с душой - кто знает".
священника возвестил час вечерней молитвы.
старому приятелю, преподобному Болтби, и Каролина в полном одиночестве
бесконечно рассуждала сама с собой все об одном и том же: что ждет ее в
будущем, какая жизнь ей предстоит. Фанни, то и дело забегая в ее комнату по
разным делам, видела, что ее молодая хозяйка весь день сидит на одном месте,
склонившись над какой-то вышивкой; она ни разу даже не подняла головы, чтобы
сказать слово-другое служанке. Фанни наконец заметила, что погода сегодня
прекрасная и не мешало бы барышне прогуляться, но Каролина ответила только:
подходя к ее рабочему столику.
развлекитесь немного.
самом деле живете словно взаперти, вам следовало бы почаще ходить в гости.
Послушайтесь меня: приоденьтесь-ка и ступайте выпить чаю запросто к мисс
Мэнн или к мисс Эйнли; я уверена, они обе будут вам очень рады.
создания.
они эгоистки.
мачеха была жива, как заботливо она ухаживала за старушкой! А теперь, когда
она одна-одинешенька на свете, не имеет ни братьев, ни сестер, ни одного
близкого существа, она заботится о бедных и помогает им, сколько может. А
вот о ней самой никто не подумает, ни у кого даже нет охоты навещать ее. А
мужчины смеются над ней!
мужчины ценят в женщинах только хорошенькое личико!
стула. - И останусь у нее выпить чаю, если она предложит. Нехорошо
пренебрегать людьми только потому, что они немолоды, нехороши собой и
невеселы. Заодно навещу и мисс Мэнн; правда, она, может быть, примет меня
нелюбезно, но с чего ей быть любезной? Что хорошего дала ей жизнь?
завязывая пояс коричневого шелкового платья и приглаживая густые шелковистые
локоны. - Не ваша это участь.
месяц она очень переменилась - румянец поблек, под глазами легли тени,
взгляд печален, словом, она уже не так хороша и свежа, как прежде. Она
намекнула об этом Фанни, но Фанни, уклонившись от прямого ответа, заметила,
что внешность людей иногда меняется, - впрочем, в молодости это ровно ничего
не значит: она скоро поправится и снова станет румяной. Затем, решив, что
теперь Каролина успокоилась, Фанни принялась с таким усердием кутать ее в
теплые шали и платки, что девушка чуть не задохнулась и решительно
запротестовала.
безусловно, нельзя было назвать приятной особой. До сих пор девушка не
чувствовала к ней ни малейшего расположения и вместе с Робертом нередко
подшучивала над ее странностями; как правило, Мур не склонен был насмехаться
над людьми, в особенности над слабыми и униженными, но как-то раз ему
случилось встретить мисс Мэнн у себя в доме, слышать ее разговор с
Гортензией и как следует разглядеть ее. Затем он вышел в сад и, увидав свою
юную кузину, ухаживающую за цветами, принялся забавы ради сравнивать ее
цветущую юность, нежную и привлекательную, с морщинистой, мертвенно-бледной,
не радующей взгляд старостью и шутливо повторять кислые рассуждения угрюмой
старой девы так смешно, что Каролина не смогла удержаться от улыбки. Как-то
раз, когда такой случай повторился, Каролина подняла глаза от пышного
ползучего растения, которое она подвязывала к шпалере, и заметила:
бы вам на язычок, будь я старой девой.
ваших свежих, румяных уст. Я могу представить себе вас и в сорок лет скромно
одетой, поблекшей, осунувшейся, но у вас сохранится вот эта прямая, тонкая
линия носа, белый лоб, кроткий взгляд. Думаю, что и голос у вас останется
того же тембра, как сейчас, и не станет таким надтреснутым, как у мисс Мэнн.
Нет, вам нечего опасаться, Кэри! Даже и в пятьдесят лет вы не станете
отталкивающей.
Роберт!
и шипами, а иных женщин она создала на заре майского дня, в те часы, когда
кропила росой и лучами примулы в лугах и лилии на лесном мху.
обыкновению, блистало чистотой и дышало уютом. Несмотря на одиночество,
старые девы, как правило, не опускаются, не становятся неряхами, и это,
конечно, их большая заслуга; на полированной мебели и на ковре не было ни
пылинки, на столе в вазе стояли свежие цветы, в камине пылал яркий огонь.
Сама же мисс Мэнн, несколько натянутая и чопорно-опрятная, сидела и вязала:
это было ее любимым занятием, потому что не требовало особых усилий. При
виде Каролины она только чуть-чуть приподнялась с подушек в своем
кресле-качалке; избегать каких бы то ни было волнений было главной задачей в