играли на эшафоте. Накануне их приезда преступни-ков наказывали, кнутом
пороли, и он уговорил исправни-ка пока эшафота не снимать и сдать ему под
представле-ние. Сторговались за четыре рубля в вечер, огородили, по-дставили
скамьи для публики, а сам эшафот служил сце-ной.
тогда еще молодой, Торопку пел!-- закончил он свой рассказ.
узнать их было нельзя, десятками действующие лица вычеркивались. "Ревизора"
играли мы десять человек, вместо врача Гюбнера посадили портного, у которого
я жил на квартире, и в первом акте, когда го-родничий рассказывает об
ожидании ревизора, где Гюб-нер говорит только одно слово: "Как, ревизор"? --
порт-ной здорово подвыпивший, рявкнул на весь театр, уда-рив кулаком по
столу:
переодеваясь за кулисами. Треуголка и шпага была на всех одна. Входившие
представляться чиновники брали за кулисами их поочередно у выходящего со
сцены. Все-таки сезон кончили благополучно. Григорьев рассчи-тался, так что
мне удалось заплатить за квартиру рубля два, да рубля два еще осталось в
кармане. Поздней ночью труппа разъехалась, кто куда. Остались в Кирсанове я
и суфлер С. А. Андреев-Корсиков. Деньги вышли, делать не-чего, ехать не с
чем. Пошли пешком в Рязань через Тамбов. В Рязани у Андреева было на зиму
место суфлера. Мы вышли по шпалам ранним утром. Я был одет в пиджак, красную
рубаху и высокие сапоги. Андреев являл жалкую фигуру -- в лаковых ботинках,
в шелковой, когда-то белой стеганой шляпе и взятой для тепла им у
сердобольной или может быть зазевавшейся кухарки соседнего дома, ватной
линючей кацавейке турецкими цветами. Дорогой питались желтыми переспелыми
огурцами у путевых сто-рожей, которые иногда давали нам и хлебца.
все время теплая и ясная. В Тамбове Григорьева не было, у приятеля
прихватили рублишко и дошли до Ряжска. Здесь непривычный к походам Анд-реев,
окончательно лишившись лаковых ботинок, обезно-жил, и мы остановились в
номере, отдав вперед полтин-ник, и стали ходить на вокзал, где Андреев
старался как-нибудь устроить проезд до Рязани. Хозяин постоялки на другой же
день, видя наши костюмы, стал требовать день-ги и не давал самовара, из
которого мы грелись простым кипятком с черным хлебом, так как о чае с
сахаром мы могли только мечтать. Андреев днем ушел и скрылся. Я ждал его до
вечера, сидя дома. Шел холодный дождь. Наконец, вечером ко мне стучат.
Молчу. Слышу, посыла-ют за полицией. Беспаспортным это неудобно.! На улице
дождь, буря, темь непроглядная. Я открыл окно и, спу-стившись на руках
сколько возможно, плюнул с высоты второго этажа в лужу, и с той минуты
оставил навсегда этот гостеприимный кров. Куда девался Андреев, здесь я так
и не узнал. Он оказался потом в Рязани, куда уехал с приятелем, случайно
встреченным на вокзале. Впрочем,. я за это был ему благодарен: дорогой он
меня стеснял своей слабостью. Мокрый и голодный, я вскочил на пло-щадку
отходившего товарного поезда и благополучно ехал всю ночь, иногда, подъезжая
к станции, соскакивал на ходу и уходил вперед, чтобы не обращать внимания
жандарма, а когда поезд двигался, снова садился.
а до Рязани я добрался благополуч-но. Были сумерки, шел дождь. Подошвы давно
износились, дошло до родительских, которые весьма и весьма страда-ли от
несуразной рязанской мостовой. Добрался до те-атра. Заперто кругом. Стучу в
одну дверь, в другую и, на-конец, слышу голос:
дверь.
огарок и освещал полбутылки водки, булки и колбасу. Оказалось, что Андреев в
громад-ном здании театра один одинешенек. Антрепренер Воро-нин, бывший
кантонист, уехал в деревню, а сторожа про-гнали за пьянство.
Андреев в уборной устроил постель из пачек ролей и закрылся кацавейкой, а я
на сцене, еще не просохший, завернулся в небо и море, сунул под голову
крышку гроба из "Лукреции Борджиа" и уснул сном са-мого счастливого
человека, достигшего своей цели. У Андреева деньги были, и мы зажили вовсю.
Я даже сде-лал новые подметки к своим сапогам, а пока их чинили, ходил в
красных боярских, взятых из реквизита. Андреев, его настоящая фамилия
Корсиков, впоследствии был суфлером в Александрийском театре, откуда был
удален за принадлежность к нелегальной партии, потом служил у Корша и жив до
сего времени, служа в каком-то теат-ральном деле в провинции.
ведь что было, того из жизни не вы-кинешь!
труппой, очень недурной, и осо-бенно сблизился с покойным Николаем
Петровичем Киреевым, прекрасным актером и переводчиком Сарду. Сво-бодные
вечера я проводил у него, в то время, когда он кончал перевод драмы
"Отечество", запрещенной тот-час же по выходе. Он жил в номерах вместе с
своей же-ной, прекрасной "гранддам" Е. Н. Николаевой-Кривской. Киреев был
отставной артиллерийский офицер, ранее кон-чивший университет.
поссорился с Ворониным, поколотил его на сцене при всей труппе, заступившись
за обиженного им хориста, и уехал в Москву, где тотчас же, благодаря ак-теру
Лебедеву, который приезжал на гастроли в Рязань, я устроился вторым
помощником режиссера в "Артисти-ческий кружок" к Н. Е. Вильде. Старшим
помощником режиссера был Я. И. Карташев, и мне часто приходилось работать за
него. Кружок помещался в доме Бронникова на углу Охотного ряда и Театральной
площади, и это был тогда единственный театр в России, где играли великим
постом. Мудрый Вильде обошел закон, и ему были раз-решены спектакли
генерал-губернатором В. А. Долгору-ковым с тем, чтобы на афишах стояло
"сцена из пьесы", а не драма, комедия и т. п. Например, сцена из трагедии
"Гамлет", сцена из комедии "Ревизор", сцена из оперетки "Елена Прекрасная" и
т. д., хотя пьеса игралась полно-стью. Н. Е. Вильде очень плохо платил
актерам, и я долго был без квартиры. Иногда ночевал я в "Чернышах", у М. В.
Лентовского, иногда у В. И. Путяты в "Челышах", над Челышевскими банями, в
этом старом барском доме, где теперь на месте новой гостиницы "Метрополь" --
2-й Дом Советов. Ночевал и у других актеров, которые меня уво-дили прямо со
спектакля к себе. Если таких благоприят-ных случаев не было, я иногда
потихоньку устраивался или на сцене, или в залах на диване. Раз вышла
неприят-ность. Часу в третьем ночи, когда спектакль кончился ра-но и все
ушли, я улегся на кушетке в уборной С. А. Бельской, которая со своим мужем,
первым опереточным ко-миком Родоном, имели огромный успех, как опереточные
артисты. Вдруг меня будят. Явился со свечой смотритель кружка, только что
поступивший на службу, и выгнал ме-ня на улицу. В кармане ни гроша, пальто
холодное, ка-лош нет, а мороз градусов двадцать, пришлось шляться по улицам
и бульварам, пока не услыхал звон к заутрене в Никитском монастыре, побежал
туда и простоялдо утра.
антрепренерами заключались контракты. Ряды зал этого огромного помещения до
круглого белого колонного зала включительно великим постом переполня-лись
вычурными костюмами первых персонажей и очень бедными провинциальными
артистками и артистами. Сю-да гостеприимно допускали всех провинциальных
артистов в это время, и это было главным местом их встреч с ан-трепренерами
и единственным для артисток, так как мужчины могли встречаться и днем в
Щербаковском трактире на Петровке, против Кузнецкого Моста, в ресторане
Вельде, за Большим театром и в ресторане "Ливорно" в Га-зетном переулке. Как
эти трактиры, так и кружок посе-щали артисты и московских театров, особенно
Малого: Са-марин, Шумский, Живокини, Решимов и другие, где встре-чались со
своими старыми товарищами по провинции. М. П. Садовский, тогда еще молодой,
бывал каждый ве-чер в кружке, а его жена, Ольга Осиповна, участвовала в
спектаклях кружка. Бывали и многие писатели среди них: А. Н. Островский, Н.
А. Чаев, С. А. Юрьев, который как раз в это время ставил в Малом театре свой
перевод с ис-панского "Овечий источник". Чаще других бывали Лен-ский,
Музиль, Рябов, а три брата Кондратьевых не про-пускали ни одного вечера.
Артисток Малого театра я ни-когда не видал в кружке, а петербургские
знаменитые ак-теры специально для дружеских встреч приезжали на это время из
Петербурга, и чаще других И. Ф. Горбунов.
Солодовническом театре. Бывали и артисты об-щедоступного частного театра на
Солянке, где шла тогда с огромным успехом драма "Убийство Коверлей",
пере-веденная с английского Н. П. Киреевым, который с Е. Ф. Критской служили
там на первых ролях.
театрального начальства, а человека дорогого и близкого провинциальным
актерам. Место этого человека было на подъезде кружка в зимний холод и
только иног-да, благодаря любезности капельдинера, в раздевальне. К нему
сюда спускались по широкой лестнице по мягким коврам один за другим артисты
и артистки всех рангов. Я узнал об этом, уже прослужа несколько месяцев.
Как-то в минуту карманной невзгоды я пожаловался моему старшему товарищу
Карташеву:
крошечная женщина с живыми гла-зами, глядевшими из-под ушастого капора. Над
ней, со-гнувшись в три погибели, наклонился огромный актер Никанор Балкашин,
поцеловал ей руку и пошел навстречу к нам. Следующее воскресенье вместе с
Балкашиным и другими был на Морозовской фабрике в Орехово-Зуеве суфлировал
за десять рублей в вечер. Это тогда и назы-валось шкамордить. Теперь --