конца наших дней, - версия о раненом сердце, которое истечет кровью, была
принята подавляющим большинством голосов. Ни та, ни другая партия не желала
слушать знатоков старины, доказывавших в своих ученых лекциях, что
Кровоточащее Сердце можно видеть в гербе древнего рода, чьи владения здесь
некогда находились. И если вспомнить, какой грубый, серый песок пересыпался
туда и обратно в песочных часах, день за днем и год за годом измерявших
существование обитателей Подворья, то вполне понятно, почему так упорно
защищали они ту единственную золотую песчинку поэзии, что в нем блестела.
очутились в Подворье Кровоточащего Сердца. Пройдя между двумя рядами
отворенных дверей, у которых толпились тщедушные ребятишки, нянчившие
ребятишек отнюдь не тщедушных, они дошли до ворот в дальнем конце. Здесь
Артур Кленнэм остановился, чтобы отыскать жилище штукатура Плорниша - о
котором Дойс, как истый лондонец, живя рядом, и слыхом не слыхал до этого
дня.
фамилию. Она, как и говорила Крошка Доррит, была написана над входом в
крайний флигель, у забрызганного известью закоулка, где стояла
принадлежавшая штукатуру лестница-стремянка и две или три бочки. Дом был
большой, населенный многими жильцами, но хитроумный Плорниш, в интересах
возможных посетителей, поместил под своей фамилией изображение руки,
указательный палец которой (по воле живописца украшенный перстнем и
наделенный ногтем изящнейшей формы) был обращен в сторону передней квартиры
первого этажа.
своими спутниками, последовал указанию вышеописанной руки и постучал в
дверь. Ему отворила женщина с ребенком на руках, торопливо застегивавшая
платье на груди. Это была миссис Плорниш, и этот материнский жест говорил о
том, чему было посвящено почти все свободное от сна существование миссис
Плорниш. Дома ли мистер Плорниш?
без обмана, он ушел искать работы.
чтобы она когда-нибудь кого-нибудь собиралась обманывать, но ее речь
неизменно начиналась с этого заверения.
миссис Плорниш. - Войдите, сэр.
комнату и уселся на предложенный ему стул.
вижу и все чувствую.
заставило ее объяснить свои слова.
сказала она. - Но некоторых это трогает больше, чем думают некоторые.
нечто из ряду вон выходящее, пробормотал что-то вроде "Не стоит и говорить"
и, нагнувшись, потрепал по щеке ребенка постарше, который сидел на полу и во
все глаза смотрел на незнакомца.
- Он и правда крепыш. А вот этот у меня слабенький. - Она с нежностью
взглянула на младенца, которого укачивала на руках. - С вашего позволения,
сэр, вы не насчет работы ли пришли? - спросила она, после некоторого
молчания.
будь Артур владельцем хоть какой-нибудь конуры, он бы с радостью заказал
покрыть ее слоем штукатурки в фут толщиной, только бы не говорить "Нет". Но
пришлось сказать "Нет", и миссис Плорниш, подавив вздох, печально уставилась
на догоравший огонь. Лишь теперь Артур разглядел, что миссис Плорниш совсем
еще молодая женщина, но несколько опустившаяся из-за бедности, в которой она
жила; бедность и дети дружными усилиями состарили ее раньше времени, и на
лицо легла сеть мелких морщин.
- Как будто сквозь землю провалилась, честное слово. (Замечание миссис
Плорниш касалось только штукатурного ремесла и не имело отношения к Полипам
и к Министерству Волокиты.)
словно от рождения чудовищные мозоли на ногах, мешающие им угнаться даже за
хромыми соперниками. Плорниш был одним из таких. Честный малый, работяга,
добряк, хотя немного тугодум, он кротко сносил превратности судьбы, но
судьба обходилась с ним сурово. Лишь редко-редко случалось, что кому-нибудь
требовались его услуги, лишь в исключительных случаях его знания и опыт
находили себе применение, и он никак не мог взять в толк, отчего это
происходит. А потому он жил, как жилось, не успев опомниться от одной
передряги, попадал в другую, и из всех этих передряг выходил с помятыми
боками.
округлив брови и пристально вглядываясь в каминную решетку, словно в надежде
отыскать там разгадку своих недоумений, - он ли не трудится не за страх, а
за совесть, когда работа есть. Что-что, а ленивым моего мужа никто не
назовет.
Подворья Кровоточащего Сердца. Время от времени в стране начинали звучать
голоса, с большим пафосом жаловавшиеся на недостаток рабочих рук - видимо,
это обстоятельство крайне раздражало некоторых людей, полагавших, что по их
природному, неотъемлемому праву рабочие руки всегда должны быть к их
услугам, в любом количестве и на любых, им угодных условиях, - но почему-то
этот усиленный спрос на рабочие руки не облегчал положения обитателей
Подворья Кровоточащего Сердца, хоть трудно было бы найти в Англии другое
подворье, населенное такими трудолюбивыми людьми. Старинной
аристократической фамилии Полипов, озабоченной тем, как не делать того, что
нужно, недосуг было заняться этим вопросом; тем более что этот вопрос
никакого касательства не имел к ее неусыпным стараниям оказаться впереди
всех других аристократических фамилий, за исключением Чваннингов.
явился он сам. Человек лет тридцати, долговязый, мешковатый, простодушного
вида. Круглое лицо, румяные щеки, русые бакенбарды, фланелевая блуза,
перепачканная известью.
побеседовать с вами по одному делу, касающемуся семейства Доррит, если не
возражаете.
джентльмену, интересующемуся этим семейством? И о чем, собственно, идет
речь?
лучше, чем вы думаете.
имел удовольствия встречаться с джентльменом раньше.
стороны - но со стороны весьма надежной. От Крошки Доррит - то есть,
простите, - поспешил он поправиться, - от мисс Доррит.
сказал Плорниш, взяв и себе стул и сажая на колени старшего сынишку, чтобы
чувствовать моральную поддержку при разговоре с гостем. - Мне ведь самому
пришлось побывать за решеткой Маршалси, там я и познакомился с мисс Доррит.
Мы с женой хорошо знаем мисс Доррит.
так гордилась этим знакомством, что на зависть всему Подворью преувеличивала
до астрономической цифры долг, за который сидел в тюрьме отец мисс Доррит.
Кровоточащие сердца не могли простить миссис Плорниш ее близости со столь
высокими особами.
ну, да - тут уж я познакомился с нею, - тавтологически заметил Плорниш.
должен прозябать в долговой тюрьме! Вы, может, не знаете, сэр, - сказал
Плорниш, понизив голос от благоговейного восторга перед тем, что
по-настоящему должно было бы вызвать у него жалость или презрение, - вы,
может, не знаете, но ведь мисс Доррит и ее сестра не смеют признаться ему,
что зарабатывают себе на жизнь. Да, не смеют! - повторил Плорниш, с нелепым
торжеством взглянув на жену, а затем по сторонам, - не смеют ему признаться!
искренне жалею мистера Доррита.
черта, которой он восторгался, быть может, не столь уж благородна. Он было
задумался над этим, но так ни к чему и не пришел.
нельзя, - добавил он все же, - особенно, если принять во внимание, что такое
я и что такое он. Впрочем, ведь не о нем сейчас речь, а о мисс Доррит.
матерью.