22. НАВОДНЕНИЕ
Атлантического океана. Гленарван полагал, что если с ними ничего не
произойдет в пути - а вряд ли это могло случиться, - то они будут на
"Дункане" через четыре дня. Но вернуться на борт корабля без капитана
Гранта, потерпев полную неудачу в своих розысках, - с этим он никак не мог
примириться. Поэтому на следующий день он медлил с подготовкой к отъезду.
Тогда майор взял все в свои руки: он приказал запасти провизию, оседлать
лошадей и расспросить, где можно будет остановиться в пути. Благодаря
проявленной им энергии маленький отряд уже в восемь часов утра следующего
дня спускался по поросшим травой склонам Сьерра-Тандиль.
характер не позволял ему примириться с неудачей. Сердце его учащенно
билось, голова пылала. Паганель, раздосадованный безрезультатностью
поисков, мысленно перебирал на все лады слова документа, пытаясь найти в
них хоть какое-нибудь новое указание. Талькав ехал молча, опустив поводья
коня. Никогда не терявший надежды майор держался бодро, как человек, не
знающий, что такое упадок духа. Том Остин и оба матроса разделяли
огорчение своего начальника. Когда какой-то робкий кролик перебежал им
дорогу, то суеверные шотландцы переглянулись.
Вильсон.
очутились на обширных равнинах, полого спускающихся к океану. На каждом
шагу встречались речки, орошавшие прозрачной водой этот плодородный край и
терявшиеся среди тучных пастбищ. Постепенно земля, словно океан после
бури, делалась все ровнее. Последние холмы аргентинских памп остались
позади, и под ногами лошадей расстилался теперь однообразный зеленеющий
ковер.
омрачилось. Огромное количество паров, образовавшихся благодаря высокой
температуре последних дней, скопилось в виде густых туч, грозивших
разразиться проливным дождем. К тому же близость Атлантического океана и
постоянный западный ветер делали атмосферу этой местности особенно
влажной. Это было заметно по ее плодородию, по тучности пастбищ, по
темно-зеленой окраске трав. В этот день, однако, тяжелые тучи не
разразились дождем, и к вечеру лошади, легко сделав конец в сорок миль,
добрались до берега "каньяды", глубокого, огромного естественного водоема,
наполненного водой. Здесь сделали привал. Укрыться было негде. Пончо
заменили путешественникам одновременно и палатки и одеяла, и все уснули
под открытым небом, которое угрожало ливнем. К счастью, все ограничилось
лишь угрозой. На следующий день, по мере того как равнина понижалась к
океану, присутствие подпочвенных вод стало еще заметнее, вода
просачивалась сквозь все поры земли. Вскоре дорогу на восток начали
пересекать то полноводные, то еще только начинающие наполняться водой
пруды. До тех пор пока тянулись открытые водоемы, свободные от водяных
растений, лошади шли легко, но когда появились так называемые "пантаны" -
топкие трясины, заросшие высокими травами, то продвигаться стало
значительно труднее. Заметить их и своевременно избежать опасности было
невозможно.
обогнавший отряд на полмили, прискакал обратно и крикнул:
плечами.
диковинный край! Тут сеют рога, и они растут, словно пшеница. Мне очень
хотелось бы иметь такие семена!
утыканному рогами, которым не видно было конца. Действительно, это была
настоящая низкорослая, густая, но странная лесная поросль.
Талькаву.
быков осела, и сотни животных погибли, задохнувшись в громадной трясине.
Такие катастрофы случаются порой в аргентинских равнинах, и об этом знал
Талькав. Это предостережение следовало принять во внимание.
кровожадных богов древнего мира, и час спустя это поле рогов осталось в
двух милях позади.
часто останавливал лошадь и приподнимался на стременах. Высокий рост давал
ему возможность окинуть взором обширное пространство, но, не замечая,
по-видимому, ничего, что могло бы объяснить ему происходящее, он вновь
пускал лошадь вперед. Проехав милю, он снова останавливался, затем,
отделившись от спутников, отъезжал на несколько миль то к северу, то к югу
и, возвращаясь, становился опять во главе отряда, ни словом не
обмолвившись ни о своих надеждах, ни о своих опасениях. Такое поведение
Талькава заинтересовало Паганеля и обеспокоило Гленарвана. Последний
попросил ученого узнать у индейца, в чем дело.
ответил ему, что он никак не может понять, почему почва так сильно
пропитана влагой. Никогда еще за всю бытность его проводником не случалось
ему наблюдать, чтобы почва была столь зыбкой. Даже в период сильных дождей
по Аргентинской равнине всегда можно было пробраться.
берегов?
передал Гленарвану содержание своего разговора.
ступая по зыбкой почве, уходившей из-под ног, а местность шла все более и
более под уклон, и теперь эту часть равнины можно было сравнить с
громадной лощиной, которую стремительный поток мог быстро заполнить водой.
Поэтому следовало как можно скорее выбраться из этих низин, так как
наводнение немедленно превратило бы их в озеро. Пришпорили коней. Но
оказалось, что воды, по которой шлепали лошади, было еще недостаточно, и
около двух часов пополудни разверзлись хляби небесные, и на равнину
потоками хлынул тропический ливень. Укрыться от этого потока не было
никакой возможности. Оставалось одно - запастись философским спокойствием
и стоически переносить все! Пончо всадников промокли насквозь, вода со
шляп стекала на них, словно из переполненных водосточных труб. С бахромы
седел струились ручьи. Всадники, забрызганные грязью, летевшей из-под
копыт лошадей, скакали верхом как бы под двойным ливнем - с небес и с
земли.
до жалкого ранчо. Лишь для очень неприхотливых людей это ранчо могло сойти
за пристанище, и только находящиеся в отчаянном положении путешественники
согласились бы укрыться в нем. Но у Гленарвана и его спутников не было
выбора. Итак, они забились в эту заброшенную хижину, которой побрезговал
бы последний бедняк индеец. С трудом развели жалкий костер из сухой травы,
больше дымивший, чем согревавший. За стенами ранчо продолжала
свирепствовать непогода, и крупные капли дождя просачивались сквозь
прогнившую соломенную крышу. Двадцать раз костер грозило залить, и
двадцать раз Мюльреди и Вильсон отвоевывали его у воды.
аппетита. Только майор, не говоря худого слова, оказал честь промокшей
провизии: невозмутимый Мак-Наббс не обращал внимания на злоключения.
Паганель, как истый француз, пытался шутить, но он никого не рассмешил.
каждому хотелось хоть на время забыть усталость. Ночь выдалась бурная,
стены ранчо трещали, качались и грозили рухнуть при каждом сильном порыве
ветра. Несчастные лошади, ничем не защищенные от непогоды, жалобно ржали
во дворе, да и хозяевам их было немногим лучше в жалкой хижине; однако
мало-помалу путники уснули. Первым заснул Роберт, положив голову на плечо
лорда Гленарвана, и вскоре, хранимые богом, погрузились в сон и все
остальные временные обитатели ранчо.
Разбудила путников Таука. Бодрая, как всегда, она ржала и сильно била