где он остановился, но не застал его дома; там же в номере мною было
найдено письмо, из которого я убедился, в том, что: пункт первый...
Кривенко требовал, чтобы означенный гражданин был расстрелян, - тем бо-
лее, что он с неизвестными целями втерся в доверие ответственных лиц,
тем более, что эти лица давали ему поручения первостепенной важности,
тем более, что, обманывая доверие республики, он выполнял эти поручения
с неизменным успехом; Кривенко, будучи непосредственным начальником под-
судимого, может засвидетельствовать это в любую минуту.
катилось по рядам: председатель суда толкнул колокольчик и спросил под-
судимого, что имеет он возразить на докладную записку гражданина Кривен-
ко.
ветил негромко:
тить внимание на то, что подсудимый в бытность его в отряде отличался
храбростью и честностью, а даваемые ему поручения выполнял, неоднократно
рискуя своей жизнью; так он участвовал в занятии революционными войсками
Зимнего дворца, так под Сельгилевым он блестяще выполнил приказ разору-
жить ударные батальоны; свидетелю известно также, что под Гатчиной под-
судимый был взят в плен Красновскими казаками; разумеется, если бы по-
дозрения свидетеля, изложенные им в докладной записке, были вполне спра-
ведливы, то подсудимому стоило сказать несколько слов, чтобы его отпус-
тили на все четыре стороны; между тем подсудимого приговорили к расстре-
лу, и этот приговор был бы приведен в исполнение, если бы Гатчина не бы-
ла взята нашими войсками.
повидимому все это он делал с целью втереться в доверие ответственных
лиц, на что указывают некоторые фразы из найденного письма, но тем не
менее свидетель еще раз предлагает суду принять во внимание все эти обс-
тоятельства.
лицу; не глядя ни на кого, заложив руки за спину, он прошел через эстра-
ду и вернулся на свое место.
оторвался от этого занятия и строго посмотрел на подсудимого.
танно толкал, ерзая на стуле, расслышал только два слова: "нарочно...
умереть".
речь с того, что ему не о чем говорить: дело яснее, чем карандаш; судя
по бумагам, по свидетельским показаниям, оно представляется следующим
образом: подсудимый, в бытность свою на фронте в 1915 году, был аресто-
ван, неизвестно, за что, но, по мнению общественного обвинителя, за уго-
ловное преступление, - в этом его убеждает самая внешность подсудимого.
Желая избежать наказания и будучи, повидимому, осведомлен о политической
работе в действующей армии, подсудимый выдал сперва одного, потом друго-
го и третьего подпольного работника. Не исключена возможность того, что
целый ряд организаций был провален по вине подсудимого: общественный об-
винитель не уверен и в том, что подсудимый не имел никакого отношения к
деятельности контр-разведки, - не исключена возможность того, что он
стоял во главе ее.
тельств, он сам не отрицает ее, он сам готов приговорить себя к смертной
казни; но, собственно говоря, дело не в этом человеке; дело в том, что
Республика в опасности; враги ее собирают силы; именно поэтому подсуди-
мый заслуживает высшей меры наказания; в этом никаких сомнений нет и
быть не может; кто не с нами, тот против нас. Это яснее, чем карандаш, и
не требует решительно никаких доказательств.
шенство; он яростно трет лицо, порывается встать, но остается на месте.
защиту подсудимого?
ся на совещание и, спустя некоторое время, выносил приговор; тот кто за-
давал этот вопрос, почти никогда не получал ответа: люди в серых шинелях
держали в руках еще неостывшие винтовки и на приглашение защитить почти
всегда отвечали требованием обвинения.
поднялся со своего места и прошел между зрителями, молча следившими за
неожиданным адвокатом, взявшим на себя защиту в таком безнадежном деле.
эстраде, он снял фуражку, и клок волос упал ему на лоб и повис, вздраги-
вая и качаясь.
председатель молчаливо и почтительно указал ему на его место.
ким ужасом, как "означенный гражданин Шахов, виновность которого не тре-
бовала никаких доказательств"; он подавил крик, внезапная дурнота сжала
ему горло, он, как затравленное животное, озирался вокруг себя сумасшед-
шими глазами.
вами.
донями лицо и, заикаясь, начинает свою речь, и первые же звуки его голо-
са бросают подсудимого в дрожь.
этого ч-человека в том, что он был п-провокатором. Он н-не был п-прово-
катором. Он сидел в военной тюрьме и ему г-грозила петля на шею, п-пото-
му что по п-приговорам в-военно-полевых судов за п-подстрекательство к
бунту в-вешали. Я пот-том объясню п-почему... Или н-нет, еще минуту.
мучительной гримасой восстановляет ход своих мыслей.
н-нечего его защищать, он сам может з-защищаться, но он молчит и им-мен-
но потому что он молчит, я р-решил говорить. Он выдал т-только одного
человека и д-достаточно один раз взглянуть на него, чтобы с-сказать, что
ему это обошлось дороже, чем тому, кого он в-выдал. Я-то это з-знаю луч-
ше, чем вы, п-потому что человек, к-которого он выдал, известен мне от
п-первого до последнего дня его жизни...
п-повешения он бежал из военной тюрьмы. В-вместо него был повешен сол-
дат, п-приговоренный к смерти за оскорбление п-полкового командира.
Впоследствии эт-тот самый п-прапорщик Раевский принял другую фамилию.
Его зовут теперь...
чил свою речь защитник, и прошло не менее пяти минут, прежде чем до пос-
леднего человека в зале долетели его заключительные слова:
вами.
колокольчик председателя; этот шум увеличился втрое, - стекла задребез-
жали от криков, - когда женщина с подвязанной рукой вскочила со своего
места и бросилась по лестнице на эстраду; никто не удерживал ее; она
подбежала к подсудимому и крепко сжала в своих руках его руки. Конвойный
матрос хотел было остановить ее, но махнул рукой и отошел в сторону.
Никто не заметил, как члены суда удалились на совещание. Не прошло и
пятнадцати минут, как они вернулись обратно.
ло поймать руками. Он был яснее, чем тот самый карандаш, о котором упо-
минал общественный обвинитель, и кончался простым словом, как на
крыльях, в одно мгновение облетевшим всю залу:
жет-быть день и не день вовсе, а ночь, и это - все равно, потому что эта
ночь уже отлетела.
смотрит на часы, все живут по часам революции.
и среди железных столбов, задымленных стен, на черных шпалах, он кажется
случайным гостем.
ромных полотняных штанах шатается между колес; по узким доскам бегут в
вагоны солдаты, - еще десять, двадцать минут и рельсы дрогнут, и вдоль
паровозных колес начнет гулять туда и назад стальная рука, облитая зеле-
ным маслом.