шагнул человек, двинулся по склону и остановился в нескольких ярдах. Темнота
не помешала Гримстеру узнать его, увидеть, как свет звезд отражается от
пистолета, который он держал в руке. Это был Гаррисон. Разделенные четырьмя
ярдами травы и папоротника, они посмотрели друг на друга, и Гаррисон
негромко, добродушно произнес:
ручку.
стрелять.
спросил Гримстер.
оттуда не вернулся. Твое положение безнадежно - шанс появится только, если
ты станешь слушаться меня.
пока я не уйду.
нужно. Джонни, брось чемодан и уйди.
хотел бы убивать, так ничего и не рассказав. Между нами так не принято. -
Гаррисон слегка поежился, пошевелил плечами под пиджаком. - Да, Прингл. Ему
пришло в голову, что чемоданчик может быть зарыт где-то здесь. Прингл тут
работал. А Диллинг интересовался зоопарком. И Прингл не раз возил его сюда.
Тебя интересует еще что-нибудь?
или официанту во всех гостиницах на пятнадцать миль вокруг, Гаррисон дал им
фото Гримстера и Лили, номер телефона, по которому нужно позвонить, если
кто-нибудь из них объявится, и пообещал за звонок еще сто фунтов. Что ж, в
любой гостинице найдется кто-нибудь, согласный "помочь". Гримстер допускал
такую возможность, но защититься от нее никак не мог. Теперь все варианты
спасения свелись к одному - бросить чемоданчик и уйти. Но как раз на это он
ни за что не хотел соглашаться.
Гаррисон указал свободной рукой в сторону склона.
принес бы его тебе, а не им. Они убили Вальду. Я просто первым хотел
заполучить его и подержать у себя, чтобы взять с вас подороже. Поэтому я
позволил тебе обнаружить нас с Лили. Поэтому я остановился здесь, в Уоберне,
а не где-нибудь в пятидесяти милях отсюда. Мне нужно было лишь несколько
минут, чтобы убраться с чемоданом и...
ничто не поможет. Ты нам не нужен. Ты слишком опасен. Убирайся сейчас же, и
останешься в живых... Не исключено даже, что успеешь поквитаться с сэром
Джоном. Уходи, Джонни. Лучше уходи!
больше не остается. Он и сам однажды убил человека после такого же
ультиматума. Когда стоишь с пистолетом в руке, можно позволить обреченному
почесать языком, потому что ему нужно время подготовиться к смерти, а потом
наступает пора стрелять, и ты начинаешь считать в уме до двадцати, или до
десяти, или до пяти, или до любого числа, какое тебе позволит выбрать
совесть. И Гримстер понимал, что именно этим теперь и занимается Гаррисон, а
он не отличается ни великодушием, ни излишней щедростью.
Гаррисона медленно движется вытянутая тень. Рыжая шкура льва в бледном
ночном свете казалась серой, грива и мускулистые лапы оставались в тени,
большая голова была опущена, огромное, приникшее к земле тело двигалось
бесшумно; каждый шаг, каждое движение лап и бедер было неотъемлемой частью
ритуала охоты, который неизменно оканчивается смертельным для жертвы
прыжком...
закончил мысленный отсчет, Гримстер сказал:
стрелять. Позади тебя, метрах в двадцати - лев.
Дикки, чего не делал уже...
миг лев с неспешного шага перешел к прыжку, взвился ввысь, изогнулся,
вскинул могучую голову, вытянул передние лапы, растопырил когти. Гаррисон
выстрелил как раз, когда лев ударил его в спину, человек и зверь упали
наземь, слились воедино.
низким, скрипучим, раскатистым ревом. Песок и вырванный с корнем папоротник
взвились над землей...
зная, что лев может броситься и за ним.
пригнал его к веревочной лестнице, неизвестный доселе инстинкт заставил
взмахнуть левой рукой, перебросить чемодан через сетку и лишь потом
вскарабкаться по ступенькам. Он долез до верха и, чтобы не терять времени,
спрыгнул; упав на землю лицом, почувствовал, как его, словно затихающая
боль, оставляет страх. Он поднялся и оглянулся. Ничего не было видно. Место
у дуба, где они стояли с Гаррисоном, опустело, не было слышно ни звука, из
папоротника не доносилось ни шороха. Потом он разглядел, как по голому,
светлому полотну дороги что-то движется. Темный на фоне дороги лев переходил
ее наискось. Высоко подняв голову, напрягая шейные мышцы, он шагал, широко
расставляя лапы, чтобы о них не ударялось обмякшее тело жертвы, которое он
тащил.
над ним, его вытошнило...
на отчаянные попытки, не мог унять дрожь в руках. Наконец остановил машину и
выключил свет. Достав плоскую бутылку с бренди, он приложил ее к губам и не
отнимал, пока не опорожнил. Спиртное проникло во все закоулки тела, сняло
дрожь, успокоило дыхание, почти изгнало из сознания страх, и в конце концов
мысли вообще покинули Гримстера, перед глазами оставался лишь Гаррисон с
поднятым для выстрела пистолетом и летящее к нему черное тело льва.
беспрерывный дождь, вода с шумом устремлялась в переполненные сточные трубы.
Лили в халате вышла из ванной, улыбнулась ему и выключила радио. Она
прошлась по комнате, полы халата распахнулись, но Гримстер уже не считал ее
наготу чем-то необычным и теперь, глядя, как Лили переодевается,
причесывается и красится, впитывал сообщение радио: "Неизвестный,
обезображенный мужчина... ", "'Царство диких зверей' в Уоберне". Гаррисон,
думал он, чье хладнокровие превратилось в жестокость... Гаррисон, который
дрался с ним на берегу Блэкуотера, стрелял уток в университетском озере,
теперь мертв, и, когда его имя появится в газетах, многие женщины вспомнят,
что были знакомы с ним, а хозяева Гаррисона заменят оборвавшееся в цепи
звено, вот и все. Сенсации хватит на неделю, потом все забудется. Погиб
Гаррисон, но на его месте мог оказаться Гримстер... Когда-нибудь придет и
его черед, но пока (и в это Джон фатально верил) бог насилия бережет его,
великодушно позволяя истратить на сэра Джона ту каплю жестокости, которую он
предлагает истратить. И ничто - Гримстер теперь свято верил в это - не
остановит его.
носу:
этой беспечности. Лили творила мир таким, каким хотела его видеть.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Джон уже уехал рыбачить в Девон. Копплстоуна тоже не было. Гримстер попросил
сообщить сэру Джону - через Хай-Грейндж, что при первой возможности он
привезет бумаги Диллинга.
вернуться через пару часов. Его потряс вопрос Лили: "Теперь уже ничего не
случится?" Как раньше в Диллинга, так сейчас она свято верила в Гримстера.