Львовна, постучался почтальон. Он вынул из сумки большой пакет, вручил его
Юлии Львовне и велел расписаться в книге. На тяжелом, объемистом пакете
было написано внизу: "Москва, гостиница Ново-Московская, В. Н. Дубинин".
какой! Выполнил задание. Вон какое письмище прислал! - Она принялась
вскрывать конверт.
тонкий - не то желатиновый, не то целлулоидный - диск. Юлия Львовна
испуганно поймала его и принялась рассматривать, недоумевая и вертя в
руках. По концентрическим бороздкам на круглом поле диска скользили,
лоснясь, матовые секторы бликов. В центре диска белела наклеенная круглая
бумажка - этикетка с дыркой посредине. На бумажном кружке было написано
карандашом: "Поставить на патефон со старой иглой".
Львовна. - Ох, уж этот твой Дубинин!...
дразнят, это еще понятно, а тебе непростительно!
них патефон есть. Пусть одолжит по-соседски. Интересно, что это за музыку
Дубинин нам прислал.
ни с сего, днем, суровой Юлии Львовне понадобилась музыка. Он даже
предложил выбрать и пластинки. Но, к еще большему удивлению, Светлана
сказала, что пластинки не нужны. Потом выяснилось, что не нужны и новые
иголки. Светлана просила, чтобы иголка была непременно уже игранная.
пластинку положили на круг. Светлана поставила тупую зеленоватую иголку,
очень похожую на еловую, у самого края диска, слегка толкнула круг, чтобы
разогнать вращение, и в комнате раздалось:
похрипывание патефона голос, который сотни раз слышали и у себя, в этой
комнате, и в классе, и во дворе под окном. Да, сомнений не было: это голос
Володи Дубинина.
поправив волосы, склонилась ухом к патефону. А оттуда слышалось:
каникулы. Вы сказали, что это будет моя контрольная на дому. Я вам сказал,
что пришлю письмо. Вот я вам и посылаю письмо, как обещался, только
говорящее..."
везде очень красиво, есть каток. Просто все аллеи залиты льдом, и
получается кругом каток. А когда мы шли в кино, я увидел, что в одном месте
на вывеске написано, что можно всякому гражданину, кто, конечно, хочет,
зайти и наговорить пластинку на три рубля и на пять рублей. Это называется
"говорящее письмо". А я вспомнил, что обещал вам. Но писать мне было
неохота. Во-первых, некогда, а во-вторых, вы потом обязательно будете
ругать за ошибки. А в говорящем письме вы ошибок не заметите, а если и
заметите, то вам будет негде подчеркивать..."
патефону.
сдвинутые кулачки, слушала, то замирая перед Володиной дерзостью, то
поражаясь его необыкновенной выдумке. Было удивительно и странно, что
где-то внутри патефона, в самом железном заглоте ящика, жил и звучал
знакомый Володькин голос, чуть-чуть искаженный, немного более низкий, чем в
жизни, но все же, несомненно, голос Володи Дубинина!
ничего не понимал, а теперь мне все очень нравится... Больше всего,
конечно, Кремль. Я там был... то есть около него, в первый же день, как
приехали, до самой ночи. Меня мама уже хотела искать через милицию. Думала,
что я потерялся. Но, конечно, я нашелся сам. Просто я ходил по Красной
площади, видел Мавзолей Ленина и смотрел там кругом все историческое. Я на
другой день еще ходил туда. Потом мы были в Колонном зале на елке. Это
самая главная елка в Советском Союзе, такой больше нет нигде во всем мире.
Она выше нашей школы. Мне сказали, что, когда ее украшают, подставляют
пожарную лестницу. Я получил там приз за викторину, которую спрашивал один
артист под видом Кота в сапогах. Вопросы были легкие, мы все это с вами
проходили. Приз был интересный - для маленьких: настольная игра-лото
"Угадай". Я ее там подарил одному мальчишке, который попросил. Юлия
Львовна! Мы были с папой, мамой и Валей в самом Художественном
академическом театре СССР и в самом Большом академическом театре всего
Союза. Видели сперва "Царь Федор Иоаннович", историческую драму. Очень
интересная. А потом балет "Лебединое озеро", совсем без слов. Мне
понравилось не очень, а Валентине понравилось. Еще мы были в Музее
Революции, видели орудие, которое участвовало в Октябре 1917 года. Я очень
много ездил в метро. Это такая красота, что мы можем ею гордиться, потому
что нигде за границей такого метро больше нет. Все мраморное! Юлия Львовна!
Мы были в Третьяковской галерее. Там все самые известные картины: "Иван
Грозный", "Три богатыря" и "Мишки в лесу". Хорошо, что папа меня взял сюда
с собой. Спасибо ему за это..."
полминуты из патефона раздавался лишь один сипящий шорох, но потом опять
зазвучал Володин голос:
пластинку пять рублей. Сейчас уже кончается. Папа вам тоже кланяется. А вы,
пожалуйста, поклонитесь от меня вашей дочери Светлане. И еще передайте
привет Ефиму Леонтьевичу, Якову Яковлевичу, Марии Никифоровне и Василию
Платоновичу и всем нашим ребятам. Вот уже сейчас все. Я по вас соскучился.
Это говорит ваш ученик шестого класса Дубинин Володя. Теперь все..."
что ты будешь делать с таким! И тебя не забыл, кланяется...
Леонтьевичем. Пришла Мария Никифоровна, географичка, и даже сам директор
Яков Яковлевич явился. И пластинку Володи Дубинина с его "говорящим
письмом" из Москвы опять ставили с самого начала.
домашние каникулярные работы, накануне сданные ей, она, к удивлению класса,
вынула из портфеля пластинку с "говорящим письмом" и вручила Володе.
Володя, ухмыляясь, взял диск и прочел на бумажном кружке, в середине его,
выведенное красными чернилами: "По содержанию - "отлично", по изложению -
бессвязно. "Посредственно". Переписать в тетрадь".
двоюродный брат Никифора Семеновича, дядя Ким. Он служил несколько лет в
пограничных частях, сражался у Халхин-Гола в рядах ОКДВА - Особой
Краснознаменной Дальневосточной Армии. Высокий, худощавый, всегда гладко
выбритый, он сразу покорил Володю своей военной выправкой, собранностью
движений, ловкой, спористой хваткой солдатских рук, привыкших делать все
быстро и точно, бурым обжигом щек, не похожим на золотистый черноморский
загар, зеленой фуражкой пограничника, зоркостью внимательных, все
примечающих глаз. Дядя Ким в армии был разведчиком, и, засиживаясь после
ужина у Дубининых, он рассказывал о боевых делах на берегах Халхин-Гола, о
сражениях в районе Баин-Цагана, в которых он сам лично участвовал.
что перед слушателями вставали картины Дальнего Востока - сопки, по которым
с криком "банзай" бежали маленькие японские пехотинцы, и оголенные берега
реки, откуда японцы, застигнутые внезапным ударом наших танков,
по-лягушачьи плюхались в воду... Рассказывая, он двигал на столе посуду,
расставлял стаканы, обозначая расположение пулеметных гнезд, ставил посреди
стола поднос - и он становился сверкающей рекой, пристраивал на чашке
столовый нож, черенком вперед, - то была пушка. И все это двигалось, жило,
действовало. Точные руки дяди Кима ловко распоряжались условными батареями,
соединениями, производили всевозможные боевые операции, наносили при помощи
сахарницы и чайника танковые удары, сбрасывали противника в
полоскательницу, то есть в озеро.
на рыбалку вместе с колхозной рыболовецкой бригадой. Взяли с собой они и
Володю. На моторке, с фонариком на носу, ушли далеко в море. Ночь была уже
теплая, прогретая весенними испарениями моря, которое щедро отдавало
накопленное днем тепло. Тянули вместе с забродчиками сети, отягощенные
добычей. В лунном свете поблескивала чешуя скумбрии, золотые и серебряные
рыбы трепетали в ячеях, и ночью это было похоже на полузатопленный, далеко
раскинувший по воде ветви, фантастически украшенный ельник, в сумрачной
сени которого поблескивают диковинные игрушки, чудища, рыбы, свисают
хрустальные сосульки. Потом отогревались на берегу у костров, разведенных
возле самой кромки воды, варили уху, жарили бычков, и дядя Ким рассказывал
Орловский Гай Юлий
Прозоров Александр
Глуховский Дмитрий
Куликов Роман
Шилова Юлия
Андреев Николай