уже пришли на место. Я провел Джин прямо в мою лабораторию и, вынув из
маленького инкубатора одну из пробирок с культурой, выращенной на пробах,
недавно привезенных Дьюти, поспешно протянул ей.
быстро. Вы не догадываетесь, что это?
больших темных глазах промелькнул вопрос.
регулятор, и закрыл оцинкованную дверцу. Затем в самых простых словах
объяснил, чего я хочу.
комнату: ее блестящие глаза то останавливались на инкубаторе, то снова
обращались ко мне. Сердце мое отчаянно колотилось. Чтобы скрыть свои
чувства, я подошел к окну и, подняв вверх раму, впустил в комнату поток
солнечного света. За окном по ярко-синему небу мчались курчавые облака. Я
обернулся к Джин.
потому что я считаю вашу работу очень важной... обещаете ли вы честно
держать свое слово?
положив на стол свои учебники, сняла шляпу и принялась стягивать перчатки.
5
приходила в мою лабораторию, где я уже сидел за работой, и, сняв с крючка
за дверью халатик, надевала его и педантично принималась за дело на другом
конце длинного стола. Мы обменивались лишь несколькими словами, иногда
только улыбкой приветствия. Порой, углубившись в расчеты, я делал вид,
будто и вовсе не заметил ее прихода, - такое равнодушие, казалось мне,
скорее внушит ей спокойствие. Главное - что она была тут, и, когда я через
некоторое время осторожно поднимал голову, я мог видеть сквозь строй
бюреток в зажимах, как она с самым серьезным и сосредоточенным видом
отмеряет и титрует жидкость, а потом делает соответствующую запись в
потрепанном черном журнале.
для меня поистине неоценимой находкой - особенно если учесть, что надо
было подготовить сотни предметных стекол для последующего просмотра под
микроскопом. Работа была трудная, утомительная и опасная, ибо эти культуры
на бульоне крайне заразны. Но Джин делала все так спокойно, уверенно и
была настолько поглощена своим занятием, что сидела не поднимая головы и
ни разу не допустила ошибки. Когда она чувствовала, что я смотрю на нее,
она прерывала работу и молча, но так выразительно глядела на меня, что эти
взгляды связывали нас еще теснее в нашей общей работе. Теплый весенний
воздух вливался в нашу маленькую сумрачную комнатку сквозь широко открытое
окно, принося с собой приглушенные звуки внешнего мира, - шум транспорта,
пароходные гудки, завывания далекой шарманки. Присутствие Джин, такой
спокойной и сдержанной, необычайно вдохновляло меня.
два-три отличных кафе, было куда проще, приятнее и дешевле есть в
лаборатории. Мы объединяли свои денежные ресурсы, и Джин каждый день по
дороге с вокзала заходила на рынок и покупала всякую снедь. Подержав три
минуты руки в растворе сулемы - мера предосторожности, на которой я
совершенно категорически настаивал, - мы усаживались на подоконник и,
покачивая на коленях тарелку, наслаждались завтраком на свежем воздухе. В
пасмурные и холодные дни мы ели суп, подогретый на бунзеновской горелке.
Но обычно наша трапеза состояла из свежих лепешек, нескольких кусочков
колбасы и дэнлопского сыра, а затем - яблоки или кулечек вишен на десерт.
Во дворе, куда выходило наше окно, жил черный дрозд, который регулярно
каждый день являлся к нам полакомиться. Увидев, что мы едим вишни, он
садился к Джин на руку и в предвкушении пиршества заливался радостной
трелью.
услышал чьи-то шаги и обернулся. На пороге стоял профессор Чэллис;
сгорбленный, в наглухо застегнутом выцветшем сюртуке, он теребил свои
седые усы и, прищурившись, смотрел на нас.
идут дела.
поклонился ей. Я видел, что он удивлен и, хотя слишком хорошо воспитан,
чтобы это выказать, сгорает от любопытства, не зная, как отнестись к
такому содружеству. Однако вскоре я понял, что Джин понравилась ему, ибо
он с улыбкой подмигнул мне:
наполовину выиграть сражение.
комнате, осторожно взбалтывал культуры, рассматривал предметные стекла,
заглядывал в наши записи - и все это молча, но со спокойным одобрением,
волновавшим нас куда больше любых слов.
поглядел на нас.
там меня все еще немного ценят. - Он умолк и протянул нам руки: -
Работайте, работайте дальше. Не обращайте внимания на такое ископаемое,
как я. Дерзайте!
теперь сверкал в его глазах.
завтрака и приносил не только обещанные пробы, но не раз что-нибудь
вкусное. Усевшись на стул, он ставил палку между колен и, опершись
трясущимися руками на ее костяную рукоятку, смотрел из-под косматых
бровей, как мы уписываем мясной пирог или страсбургский паштет, - глаза
его при этом весело поблескивали. Он все больше привязывался к Джин и
относился к ней с поистине рыцарским вниманием и учтивостью, что не мешало
ему, однако, порой добродушно, совсем по-мальчишески, подтрунивать над
ней. Он никогда не завтракал с нами, но, если Джин варила кофе, соглашался
выпить чашечку и, испросив ее разрешения с той особой любезностью, с какою
он по отношению к ней держался, не спеша потягивал ароматный напиток,
покуривая небольшую сигару, что он изредка себе позволял. Следя за
голубыми спиралями дыма, расплывавшимися вверху, он рассказывал нам о
своей молодости, о жизни в Париже, где он учился и занимался научной
работой в Сорбонне под руководством знаменитого Дюкло.
как однажды провел воскресенье в Барбизоне. - Нет у меня их и теперь. Но я
всегда был счастлив от того, что посвятил себя делу, равного которому нет
в целом мире.
криво улыбнулся. - Но как бы отнеслись к нему ваши родители?
виде грамм-отрицательный организм, в котором я признал бациллу, открытую
датским ученым Бангом и названную его именем, - он доказал, что она
является причиной жестокой болезни, поражающей рогатый скот и широко
распространенной во всем мире. Значит, эта же бацилла вызвала эпидемию
среди коров в нашей местности. На основании сделанных мною вычислений мы
установили, что около тридцати пяти процентов рогатого скота, не считая
овец, коз и прочих домашних животных, являются носителями этого микроба,
который мы вывели в больших количествах в специальной бульонной среде.
лихорадки из тех проб, которые во время моего пребывания в Далнейрской
больнице я, естественно, брал у больных, пострадавших от эпидемии так
называемой инфлюэнцы; нам во многих случаях удалось также получить его из
проб крови, недавно взятых у разных людей и принесенных нам профессором
Чэллисом. Таким образом, мы имели теперь возможность сравнить эти два
организма - тот, что был найден у животных, и тот, что был найден у
человека, - проанализировать их различные реакции и выяснить, нет ли между
ними сходства.
было даже оценить их значение. Но, по мере того как один положительный
результат подтверждался другим, у нас возникло предположение - основанное
сначала на догадке, а потом подкрепленное солидными доказательствами, -
которое поистине ошеломило нас. Поняв, какой из этого напрашивается вывод,
мы недоверчиво уставились друг на друга.
возможно.
прямолинейность. Доктор Мейзерс допоздна задержал меня накануне - вообще
он стал возлагать на меня все больше обязанностей, - и это двойное
напряжение начинало сказываться на мне.
заранее. Нам еще предстоит работать не одну неделю, прежде чем мы подойдем
к последнему опыту с антигеном.