опасное, сказал доктор.
работать в Ноттингеме? - был один из первых ее вопросов.
себе позволить. Ему становилось все хуже, приближался кризис. Однажды
ночью он метался, вырываясь из беспамятства с ужасным, отвратительным
ощущением, будто тело его разрушается, все клетки неистово стремятся
распасться, и его сознание, подобно безумию, вспыхнуло в последней попытке
противоборства.
вздохнуть.
его. Он припал головой к материнской груди, и от ее любви ему полегчало.
уверена, это спасло его мать.
еще раньше купил ему алых и золотых тюльпанов в горшке. И вот Пол сидит на
диване и оживленно разговаривает с матерью, а тюльпаны пламенеют на окне в
лучах мартовского солнца. Этих двоих связывает теперь самая тесная дружба.
Жизнь миссис Морел отныне держится Полом.
небольшой подарок и письмецо. Сестра миссис Морел получила от девушки
письмо к Новому году:
чудесно провела время, - говорилось в письме. - Танцевала все танцы, ни
разу не сидела".
другу. Он часто впадал в своего рода оцепенение, сидел, бессмысленно
уставясь в пространство широко раскрытыми глазами. Потом вдруг вскакивал и
поспешно уходил в трактир "Три очка", однако возвращался совершенно
трезвый. Но больше ни за что не пошел бы он прогуляться в сторону
Шепстона, мимо конторы, где прежде служил Уильям, и всегда избегал
кладбища.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
7. ЮНОШЕСКАЯ ЛЮБОВЬ
младшими мальчиками. Старший сын, Эдгар, поначалу не снисходил до него. И
Мириам тоже дичилась. Боялась, что Пол, как и ее братья, станет смотреть
на нее свысока. Она была девушкой романтического склада. Всюду ей чудились
героини Вальтера Скотта и влюбленные в них рыцари в шлемах или в киверах с
плюмажем. Себя она воображала принцессой, обращенной в свинарку. И она
боялась, что этот юноша, хоть он и напоминает чем-то героев Вальтера
Скотта, пишет красками, говорит по-французски, и имеет понятие об алгебре,
и всякий день ездит поездом в Ноттингем, не сумеет разглядеть в ней
принцессу и примет ее за обыкновенную свинарку; оттого и держалась
отчужденно.
мистицизму, из тех женщин, что дорожат верой в душе своей, вдыхают ее всем
существом и оттого жизнь видят сквозь некую пелену. Для Мириам Христос и
Господь Бог составляли единое великое существо, которое она любила
страстно и трепетно в час, когда величавый закат разгорался на западе
небосвода, и по утрам Эдит, Люси, Ровена, Брайан де Буа Жильбер, Роб Рой и
Гай Мэннеринг [персонажи романов Вальтера Скотта и Чарльза Диккенса]
шуршали освещенными солнцем листьями, а если шел снег, она сидела одна у
себя в комнате наверху. Это было ее жизнью. Что до остального, она тяжко
трудилась по дому и ничего бы не имела против этого, если б только чисто
вымытые крашеные полы братья сразу же не затаптывали своими грубыми
сапогами. Ей отчаянно хотелось, чтобы маленький четырехлетний братишка
позволил ей окутывать и душить его своей любовью, благоговейно склонив
голову, ходила она в церковь, и ее мучительно коробила вульгарность девиц,
поющих вместе с нею в хоре, и грубо звучащий голос священника; она воевала
с братьями, которые казались ей неотесанным мужичьем; и не слишком высоко
ставила отца, оттого что он не лелеял в душе никакие мистические идеалы, а
только того и желал, чтоб жилось полегче да чтоб поесть ему подавали
вовремя.
считались. Ей хотелось учиться, думалось, что если бы она могла, как, по
словам Пола, может он, читать "Colomba" ["Коломба" - рассказ Проспера
Мериме (1803-1870)] или "Voyage autour de ma Chambre" ["Путешествие по
моей комнате" - произведение Ксавье де Местра (1763-1862)], мир обратил бы
к ней иной свой лик и смотрел бы на нее уважительней. Нет у нее ни
богатства, ни положения, подобающего принцессе. Тем желанней получить
образование, чтобы можно было им гордиться. Ведь она не такая, как все,
пусть же ее не смешивают с простолюдинами. Образование - единственное
отличие, которого она надеялась достичь.
во что не ставила. Даже и собственной души, столь возвышенной, ей было
мало. Она жаждала более надежной опоры для своей гордости - ведь она
чувствовала, что непохожа на других людей. На Пола она взирала с легкой
задумчивостью. Вообще-то мужчин она презирала. Но Пол оказался какой-то
новой породы - живой, легкий, изящный, он бывал и мягким, и печальным, он
умен, много знает, и семью его посетила смерть. Жалкие крохи знаний этого
юноши в ее глазах вознесли его чуть ли не до небес. И однако, она пыталась
презирать его, ведь он увидит в ней не принцессу, а всего лишь свинарку. И
он едва ее замечал.
окажется сильней его. Значит, можно его любить. Если бы в его слабости ей
было дано повелевать им, заботиться о нем, а он бы зависел от нее и, так
сказать, покоился бы в ее объятиях, как бы она его любила!..
молочника и отправился на Ивовую ферму. Мистер Ливерс добродушно
прикрикнул на парнишку, прищелкнул языком, погоняя лошадей, когда в
утренней свежести они медленно взбирались на холм. Белые облака плыли
своим путем и громоздились за холмами, что пробуждались в эту весеннюю
пору. Вода в Незермире была низкая и среди высохших лугов и боярышника
казалась особенно голубой.
почки, заливались певчие дрозды, пронзительно кричали и бранились черные.
Мир был нов и пленителен.
во двор фермы, примыкающей к еще голой дубовой роще, вступает белая
лошадь. С повозки слез юноша в теплом пальто. Он протянул руки, и
красивый, румяный фермер передал ему кнут и плед.
очень серьезная в этот миг, когда вдруг восторженно распахнулись глаза,
очень она была хороша.
вот-вот распустятся. Как рано, правда? По-твоему, им холодно?
Оно тяжелое. Ты далеко в нем не ходи.
чуть не задохнулась под тяжестью пальто.
размахивая двумя большими мешалками для молока, - груз-то, видать, не по
тебе.
бывшем жилище простого работника. И мебель была старая, ветхая. Но Полу
тут нравилось - нравился прикаминный коврик из мешковины, и диковинный
закуток под лестницей, и крохотное оконце в самом углу, из которого, если
чуть пригнуться, видны сливовые деревья в саду за домом и радующие глаз
холмы вдалеке.
дому, правда? Я видел цветущий терн и много чистотела. Как я рад, что
сегодня солнечно.