бывало и в школе - какой-нибудь культпоход, например. Или лыжная вылазка.
Обязательно уговорят, видимо такая уж у нее уступчивая натура. Вот и сегодня
уговорили, а Дмитрий Павлович теперь сердится...
синели впереди справа, а здесь мягко круглились по сторонам пологие зеленые
холмы предгорий; пейзаж стал более живописным, чем в районе лагеря, за
Феодосией. Справа и слева от шоссе потянулись виноградники, бесконечные ряды
подвязанных лоз, вдоль которых тут и там неторопливо ползали тракторные
опрыскиватели.
древняя, самая доходная и самая трудоемкая. Возьмите хлеб - ухода почти не
требуется: посеял, собрал, подготовил почву, вот и весь цикл. А виноград! У
моего деда в Колагеране свой виноградник - ну, какой виноградник, два
десятка лоз; и вы посмотрите, он все время что-то делает, - виноград нельзя
оставить ни на день, стоит не опрыскать его после дождя, и на нем тут же
поселяется какая-то пакость...
придерживая развеваемые ветром волосы. Нужно было повязать голову косынкой,
как это она не сообразила, ну до чего все неудачно сегодня! По обочинам
росли молодые тутовые деревья, осыпанные черными маслянистыми ягодами; Нике
хотелось поесть шелковицы, но она скорее умерла бы, чем отважилась попросить
об остановке...
развернулась бухта, густо застроенная по берегу и дальше ограниченная
высокими обрывистыми скалами.
Коктебеле стоянка полчаса - надо хоть издали показать Лягушонку, где
похоронен Волошин...
хождения!
автопансионата "Приморье", Ника выскочила не очень ловко, забыв о
непривычной высоте вездеходного шасси, и едва не растянулась на глазах у
полдюжины туристов, ошеломленных появлением фиолетового "конвертибля".
всеуслышание. - Аборигены все равно не оценят. Ну что, объявим ревизию сему
сумасшедшему дому?
набережную, и в самом деле произвел на Нику оглушительное впечатление. Может
быть, попади она сюда прямо из Москвы, это выглядело бы иначе; но после
тихой жизни в лагере ее просто ужаснули эти толпы полуголых, прогуливающихся
по тесным асфальтированным аллейкам, чудовищные очереди перед верандами
столовых, полоумное верещание транзисторов, шашлычный чад и вопли детей,
снующих под ногами у взрослых, - действительно, настоящий бедлам. Какой же
это отдых?
когда они проходили мимо осажденного толпой киоска "Курортторга". - Это вот
так отдыхать - лучше сдохнуть...
Помните, мы тут были, когда Зайцев приезжал, года три назад?
найти сравнительно легко... Не понимаю, неужто нет других мест провести
отпуск?
Таймыр. А пока в моде Крым. Вот и прут, как лемминги...
сравнивать... Конечно, в такой сутолоке отдыхать неприятно, лучше пожить
где-нибудь в рыбачьем поселке, но вообще так хорошо после нашей зимы попасть
сюда...
не очень понравилось - все эти кипарисы, олеандры, прямо как на открытке. А
курортников еще больше, чем здесь! Нет, эта часть Крыма совсем другая...
Греков можно понять, почему они устраивали здесь свои колонии, правда?
примерно то же, что для нас Кольский полуостров. Вы что же думаете, на
Хибины куда-нибудь люди едут потому, что там климат хороший? Работать едут,
Лягушонок, деньгу зарабатывать. Вот и греки ехали в Киммерию работать -
торговать, сеять хлеб, ловить рыбу... а вовсе не на солнышке загорать.
Солнца им и дома хватало, в метрополии, а эта земля - "киммерийцев печальная
область", как выразился Гомер, - эта земля никогда не представлялась им
райским уголком, каким она представляется вам в Москве... а нам тем паче - в
наших богом проклятых чухонских болотах. Верно я говорю, командор?
эту Киммерию имел в виду.
комментарии к одиннадцатой песне читывать тоже приходилось. Но вы никогда не
задумывались, почему именно эту землю назвали именем легендарной страны
мрака? Да потому и назвали, что эта часть Тавриды тоже была для греков одним
из самых дальних пределов их ойкумены. Она их пугала, колонисты страдали от
холода - зимой ведь тут тоже не мед, Лягушонок, в январе иной год и море у
берегов ледком прихватывает... Недаром у них выражение было - "киммерийское
лето" - в смысле этакого, понимаете ли, непостоянства фортуны, делающего
бренными земные радости. Слишком все изменчиво, кратковременно, обманчиво
даже, если хотите... Сейчас, дескать, солнышко светит, тепло, и рыбка хорошо
ловится - а потом вдруг подует хладный борей...
полоса пляжа внизу за балюстрадой была сплошь покрыта разноцветными телами в
разной степени пропеченности и удручающе напоминала лежбище тюленей. К
сожалению, шашлычный чад достигал и сюда.
знаменитая Коктебельская бухта - вернее, то, что от нее осталось.
сторону. Вон тот, с башенкой, видишь?
разочарованно. - Кто-то говорил, что там его профиль...
выступ - видите, словно нос и внизу круглая такая борода... Вроде вашей,
Витя. Волошин ведь носил бороду.
действительно что-то вроде лица...
прыгнул! Еще один!! - завизжала Ника, схватив Игнатьева за руку. - Да
смотрите же!
под утренним солнцем синеву залива, но увидеть ничего не увидел - то ли
потому, что не туда смотрел, рядом кто-то кричал: "Во дают, как в цирке!"),
то ли просто потому, что она продолжала держать его за руку и это было
главным, заслоняющим и гасящим все остальные ощущения. До сих пор он ни разу
не касался ее руки - кроме того первого, официального рукопожатия, когда
знакомились. Теперь ее прикосновение обожгло и парализовало его.
отдернула руку, словно спохватившись, бросив на него испуганный взгляд.
Разумеется! Она ведь убеждена, что он сердит на нее. Ему вдруг отчаянно
захотелось бросить все к черту, оставить отряд на Лию Самойловну и улететь в
Питер, придумав себе какую-нибудь хворь. Как раз недельки на три, пока она
не исчезнет. А потом? Что будет потом - без нее?
сосредоточиться: ребята, оказывается, встретили здесь знакомую компанию
ленинградцев и теперь не хотят ехать в Судак.
только с Виктором Николаевичем, где и когда мы вас подберем на обратном
пути.
полчаса, прямо около почты. Договорились? Все, можете катиться. А нам пора
ехать, командор. Лягушонок, о чем мечтаешь? Пошли, пошли, нам еще больше
тридцати километров...
укачивает, объяснил он, а дороги за Щебетовкой пойдут уже настоящие горные,
сплошной серпантин. Дело было, конечно, не в дорогах - не такие уж они
"горные" в этих местах; просто сейчас, когда она сидела впереди, а на заднем
сиденье был он один, он мог смотреть на нее, каждую секунду видеть ее
летящие от ветра волосы, узкую руку, которой она то и дело пытается их
удержать, и - когда она говорит что-то Мамаю - нежный абрис щеки, покрытой
легким загаром. Уж хотя бы это он мог себе позволить сейчас, когда был как
бы наедине с нею. Или наедине с собою - это точнее Наедине с собою можно
было не притворяться.
иронизировал над Лапшиным за его намерение "полюбить по-настоящему". Вот и