Ла Гиру, а также господину де Вилару и Флорану д'Илье выехать ей навстречу в
пять часов утра с пятьюстами отборных всадников. История гласит - в половине
пятого, но это неправда: я сам слышал приказание.
и семью, примерно в двух лье от города, соединились с передовыми отрядами
двигающейся навстречу нам армии. Дюнуа обрадовался, потому что солдаты,
начавшие было проявлять тревогу по мере приближения к грозным бастилиям,
сразу же успокоились, как только по линии волной пронесся слух о появлении
Девы. Их восторг вылился в мощное "ура". Дюнуа предложил ей остановиться и
пропустить перед собой армию, чтобы солдаты убедились воочию, что весть о ее
личном присутствии не является хитростью, придуманной начальниками для
поднятия их духа. Жанна вместе со своим штабом расположилась на обочине
дороги, а войска с громким "ура" нескончаемым потоком двигались мимо, четко
отбивая шаг. Жанна была в полной боевой форме, только на голове вместо шлема
красовалась маленькая изящная шапочка из бархата, с ниспадающими по краям
белыми страусовыми перьями, подаренная ей городом Орлеаном в знаменательную
ночь ее прибытия. В этой же самой шапочке она изображена на картине,
хранящейся в руанской ратуше. Ей можно было дать лет пятнадцать, не более.
При виде войск она всегда испытывала возбуждение, в глазах зажигался огонь,
по щекам разливался яркий румянец. Именно в эти минуты было особенно
заметно, что она не по земному красива, или, во всяком случае, в ее красоте
появлялось что-то неуловимое и недоступное, выделяющее и повышающее ее над
простыми смертными.
человек. Он лежал на спине, растянувшись во всю длину, и был связан по рукам
и ногам. Жанна предложила офицеру, командовавшему обозом, подъехать к ней.
Офицер подъехал и отдал честь.
он говорит, умирающую жену; отпуска ему не дали, и он ушел самовольно. Тем
временем мы выступили в поход, и он нагнал нас только вчера вечером.
подвел его к Жанне. Это был здоровенный детина - добрых семи футов роста,
косая сажень в плечах. У него было мужественное лицо, обрамленное копной
всклокоченных черных волос, беспорядочно рассыпавшихся, когда офицер снял с
него шишак. Единственным его оружием был большой топор, заткнутый за широкий
кожаный пояс. Жанна, сидя на коне, при нем казалась еще меньше, так как
голова его была почти на одном уровне с ее головой. На лице его было
выражение глубокой печали; казалось, этот человек утратил всякий интерес к
жизни.
услышал нежный, ласковый голос Жанны. Его суровое лицо смягчилось. Голос
Жанны звучал, как музыка, которую можно было слушать без конца. Когда он
протянул руки, Жанна коснулась мечом веревок, но офицер с опасением
промолвил:
натершие ему руки.
отвернулась, но лишь на одно мгновение. - Скорее, принесите мне что-нибудь
перевязать ему раны! - сказала она.
позвать кого-нибудь другого.
другой сделает это лучше меня. Я имею некоторый опыт и знаю, как надо
обращаться с живыми существами. Разве можно допустить, чтобы веревки
врезывались в тело!
украдкой взгляды на Жанну, словно животное, которому оказывают неожиданную
ласку. Он пытался разобраться в происходящем. Позабыв об армии, проходящей
мимо с криками "ура" в густых облаках пыли, офицеры штаба с любопытством
следили за перевязкой, как за чем-то весьма важным и значительным. Мне
довольно часто приходилось видеть людей, теряющихся перед пустяком, если
этот пустяк выходит за грани их обычного представления. Как-то однажды,
будучи в Пуатье, я видел двух епископов и добрый десяток уважаемых ученых,
которые, столпившись, наблюдали за человеком, красившим вывеску над дверью
лавчонки, они затаили дыхание и словно окаменели, и даже не заметили, как
начал накрапывать дождь; а когда увидели, что стоят под дождем, каждый из
них тяжело вздохнул и с удивлением посмотрел на соседа, недоумевая, почему
здесь собралась толпа и как это он сам в ней очутился. Такова природа людей.
Неисповедимы пути наши, и приходится принимать человека таким, каков он
есть.
кажется, никто другой не сделал бы лучше. - И, обратясь к солдату, она
спросила: - А теперь скажи, ничего не тая, в чем же ты провинился?
ребятишек, и это за два года. Голод был, и по воле божьей люди спешили в мир
неизведанный. Они умерли у меня на глазах, мне не отказали в милости видеть
их смерть, и я сам схоронил их, И вот, когда наступил черед моей бедной
жены, я попросил разрешения отправиться к ней, ведь она была для меня самым
дорогим, самым близким человеком, единственным моим сокровищем. Я умолял на
коленях, но мне не разрешили. Мог ли я допустить, чтобы она умерла в тоске и
одиночестве? Мог ли я допустить, чтобы она умерла с мыслью, что я ее
оставил? Разве она позволила бы мне умереть, не навестив меня любой ценой,
хотя бы даже ценой своей жизни? За меня она бросилась бы в огонь! О, я
уверен! И я пошел к ней. Я увидел ее. Она скончалась на моих руках, Я
схоронил ее. Тем временем армия отправилась в поход. Трудно было нагнать ее,
но у меня ноги длинные, а в сутках не один час. Вчера ночью я нагнал свой
отряд.
закона при таких уважительных обстоятельствах. Каждый с этим согласится. Это
могло быть ложью, но если это правда... - Вдруг она повернулась к солдату и
сказала: - Смотри на меня! Я хочу видеть твои глаза.
жизни без жены. Мне некого больше любить.
всегда есть кого любить. Живи и служи Франции!
всю свою силу, которой у меня много. Я был мертв, а теперь воскрес. У меня
не было цели в жизни, а теперь есть. Для меня Франция - ты! Ты - моя
Франция, и я не хочу другой!
прозвучавшим решительно и торжественно.
врожденной чертой его характера:
мне в телохранители, быть моим ординарцем, стражем или кем-нибудь в этом
роде?
полезное дело. Бери коня, садись верхом и следуй за штабом.
взгляда Жанна отличила его - и не ошиблась. Не было человека более
Шилова Юлия
Березин Федор
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Распопов Дмитрий
Ибсен Генрик