- Пепе! - позвал я, но собака не шевелилась и никак не реагировала.
- Глухая она, громче звать надо, а то не слышит совсем, - сказала девушка
на киотосском диалекте.
- Пепе! - громко позвал я, и только тогда собака открыла глаза, вскочила
на ноги и гавкнула.
- Все, все! Все слышали, теперь спи дальше и живи долго, - сказала
девушка, и Пепе опять тихонько улегся у моих ног.
Наоко и Рэйко заказали себе молоко со льдом, я попросил пива. Рэйко
попросила девушку : "Включи FM, пожалуйста", и та нажала выключатель
усилителя и настроила на FM. Послышалось, как "Blood, Sweat and Tears"
поют "Spinning Wheel".
- Если правду сказать, FM сюда послушать прихожу, - сказала Рэйко с
довольным лицом. - Там, где мы живем, радио нет, так что если хотя бы сюда
не приходить послушать, совсем знать не будешь, какую сейчас в мире музыку
слушают.
- целыми днями тут сидите? - спросил я у девушки.
- Нет, - со смехом ответила девушка. - В таком месте вечером сидеть, можно
и от одиночества помереть. Как вечер, так я кого-нибудь с пастбища прошу
присмотреть да вон сажусь и в город еду. А утром опять сюда приезжаю.
Говоря это, она указала на стоящий чуть поодаль полноприводный джип.
- Клиентов уже мало, небось? - спросила Рэйко.
- Да, уже потихоньку заканчиваются, - сказала девушка.
Рэйко достала сигареты, и они вдвоем закурили.
- Без тебя мне одиноко будет, - сказала Рэйко.
- Да чего там, в следующем году в мае опять ведь приеду, - ответила
девушка, смеясь.
"Cream" спел "White room", потом после рекламной паузы "Simon &
Garfunkle" исполнили "Scaborough Fair". Когда песня закончилась, Рэйко
сказала, что любит эту песню. (песня из к/ф "The Graduate", который
Ватанабэ смотрел в ночном кинотеатре в субботу)
- Вы этот фильм смотрели? - сказал я.
- А кто там играет?
- Дастин Хофман.
- Не знаю, кто такой, - с сожалением покачала головой Рэйко. - Мир так
быстро меняется, даже заметить не успеваешь.
Рэйко попросила у девушки гитару. девушка выключила радио и принесла из
дома старую гитару. Собака подняла голову и с шумом принюхалась к запаху
гитары.
- Это не едят, - тоном учителя сказала Рэйко.
По веранде пронесся ветер, принесший запах травы. цепочка гор поднималась
прямо у нас перед глазами.
- Ну прямо кадр из "Sound of Music", - сказала я Рэйко, настраивающей
гитару.
- Не издевайся, - сказала она.
Она подобрала аккорды начала "Scaborough Fair". Похоже было, что без нот
она ее играет впервые. Сперва она спотыкалась, подбирая нужные аккорды, но
проиграв несколько раз, она методом проб и ошибок уловила какое-то течение
и смогла сыграть мелодию целиком. На третий раз она уже вставляла местами
какие-то свои проигрыши и играла почти без запинок.
- Слух у меня хороший, - Рэйко показала пальцем на свою голову, подмигивая
мне. - Три раза прослушаю, и почти любую мелодию могу без нот играть.
Она исполнила "Scaborough Fair", тихо напевая под нос мелодию. Мы втроем
поаплодировали, Рэйко чинно раскланялась.
- Когда-то, когда концерт Моцарта играла, громче хлопали, - сказала она.
Девушка из кафе сказала, что если ей сыграют "Here Comes the Sun"
"Beatles", то за молоко можно будет не платить. Рэйко подняла большой
палец и показала "О'кей". И спела под гитару "Here Comes the Sun". Пела
она негромко, голос ее, видно, от курения, был хриплый, но это был хорошо
поставленный и красивый голос.
Я пил пиво и смотрел на горы, и пока я слушал, как она поет, мне
показалось, словно оттуда снова выглянуло солнце. Это было ощущение
настоящего тепла и нежности.
Когда закончилась песня "Here Comes the Sun", Рэйко вернула девушке гитару
и попросила снова включить FM. И сказала нам с Наоко часок погулять
поблизости вдвоем.
- Я тут пока радио послушаю да с девушкой поговорю, а вы до трех
возвращайтесь.
- А ничего, что мы так долго одни вдвоем будем? - спросил я.
- Вообще-то нельзя, ну да ничего страшного. Я вам тоже не нянька, хочу
одна отдохнуть. да и есть, о чем поговорить, наверное, раз в кои-то веки
приехал в такую даль? - сказала Рэйко, зажигая новую сигарету.
- Ну пошли, - сказала Наоко, поднимаясь.
Я тоже встал и пошел вслед за Наоко. Собака проснулась и какое-то время
шла за нами, а потом опять вернулась на место. Мы не спеша пошли по ровной
дороге, идущей вдоль ограды.
Иногда Наоко брала меня за руку или под локоть.
- Идем так, будто опять тогда, давным-давно, да? - сказала Наоко.
- Скажешь тоже, давным-давно. Всего-то этой весной дело было, - сказал я,
тоже улыбаясь. - до этой весны так гуляли. Если это давным-давно, то лет
десять назад тогда что, вообще история древности, что ли?
- Да история древности и есть, - сказала Наоко. - Слушай, ты меня извини
за вчерашнее. Отчего-то нервы вдуг разыгрались. В кои-то веки ты ко мне
приехал, а я не сдержалась.
- Да ничего. Наверное, некоторые эмоции надо почаще наружу выбрасывать, и
тебе, и мне. Так что если тебе кому-то душу излить надо, ты изливай мне.
Мы тогда друг друга лучше сможем понять.
- И что будет, когда меня поймешь?
- Да ты не поняла. Тут дело не в том, что будет. В мире есть люди, которым
нравится расписание поездов изучать, и они целыми днями смотрят таблицы
времени отправления и прибытия, а есть люди, которые из спичек модели
кораблей собирают в метр длиной. Что такого, если в мире кто-то вот так же
хочет тебя понимать?
- Типа хобби, значит? - шутливо сказала Наоко.
- Если хобби, можешь называть это хобби. Обычно люди это называют "любовь"
или "симпатия", но если ты это хочешь называть "хобби", пусть будет хобби.
- Ватанабэ, - сказала Наоко. - Ты ведь любил Кидзуки?
- Конечно, - ответил я.
- А Рэйко?
- И она тоже мне очень нравится. Хороший человек.
- А почему тебе только такие люди нравятся? - сказала она. - Мы ведь все
люди в чем-то перекошенные, свихнутые, с чем-то справиться не можем, все
время куда-то падаем и тонем. Что я, что Кидзуки, что Рэйко, все. Почему
ты не можешь любить более нормальных людей?
- Потому что я так не думаю, - подумав, сказал я. - Ты, Кидзуки, Рэйко,
нисколько я не думаю, что вы в чем-то свихнутые. Люди, которых я считаю в
чем-то свихнутыми, по внешнему миру спокойно расхаживают.
- Но мы же свихнутые. Я-то знаю.
Мы какое-то время шли молча. дорога удалилась от ограды пастбища и пошла
через круглую зеленую поляну, окруженную по краям лесом, точно маленькое
озеро.
- Иногда ночью просыпаюсь, и невыносимо страшно становится, - сказала
Наоко, прижавшись к моей руке. - Что если так и останусь свихнутой, не
смогу нормальной снова стать, что тогда, неужели здесь придется
состариться и умереть? Начинаю об этом думать, и страх пробирает. Больно
становится, тело все холодеет.
Я обнял ее рукой за плечи и притянул к себе.
- Кажется, что из какого-то темного места Кидзуки протягивает руку и ищет
меня. Эй, Наоко, мы же не можем быть не вместе! И я тогда не знаю, как
быть.
- И что ты делаешь?
- Только ты плохо не подумай, Ватанабэ.
- Не буду плохо думать, - ответил я.
- Тогда я прошу Рэйко меня обнять, - сказала Наоко. - Бужу Рэйко, залезаю
к ней в постель, и она меня обнимает. А я плачу. Она мое тело гладит. Пока
замерзшее тело не отогревается. Это плохо, да?
- Да нет, не плохо. Хотя хочется, конечно, вместо Рэйко тебя обнимать.
- Обними сейчас, здесь, - сказала Наоко.
Мы сели на сухую траву на поляне и обнялись. Когда мы сели, травы
оказались выше нас, и кроме неба и облаков ничего видно не было. Я
медленно опрокинул Наоко на траву и крепко обнял ее. Тело Наоко было
мягкое и теплое, а ее руки жаждали моего тела.
Мы с Наоко слились в страстном поцелуе.
- Ватанабэ, - прошептала она мне на ухо.
- Что?
- Хочешь меня?
- Конечно, - ответил я.
- А ты сможешь подождать?
- Конечно, подожду.
- Я хочу сначала себя еще немного привести в порядок. Хочу стать таким
человеком, чтобы тебе подходить для твоего хобби. Ты подождешь до тех пор?
- Конечно, подожду.
- У тебя поднялся?
- Жар?
- Дурак, - рассмеялась Наоко.
- Если ты об этом, то встал, конечно.
- Перестань ты без конца говорить свое "конечно".
- Ладно, не буду, - сказал я.
- Это больно?
- Что?
- То, что он у тебя стоит.