водой к ручью. Самым подходящим местом для свидания и был берег ручья.
Так и порешили: сесть в засаду, а когда Таня спустится за водой, перед
ней появится Юра.
Невидимая птаха все высвистывала и высвистывала одну и ту же протяжную
ноту. Начинался утренний розовый пожар. Лес наполнился необычным светом. Все
происходило как в сказке. Холодок пробежал у Юры за плечами, и он подумал,
что, как сказочный принц, он должен преодолеть все препятствия и разбудить
спящую красавицу.
С трудом верилось, что он посреди уральской тайги и в такой чащобе,
куда редко и только в чрезвычайных обстоятельствах забредают люди, - такой
солнечный наступал мягкий и радостный рассвет. Деревья стояли удивительно
неподвижно, на листве поблескивали капли росы, все оживленнее щебетали
птицы, и лишь ручей журчал неутомимо и осторожно, как ночью. Розовые блики
сменились желтыми, небо поголубело, ветерок зашелестел листвой, и все залил
мягкий белый свет: и прогалину в нехоженом лесу, и откос, поросший
ярко-зеленой травой, и песчаное русло узкого ручейка, выбегающего из-под
зеленовато-черной коряги.
Тихо вокруг... И вдруг пичуга, что так неутомимо высвистывала в течение
всего рассвета свою однотонную песню, захлебнулась и смолкла.
- Тс-с-с-с, - подала Лида сигнал тревоги.
Шепот слился с шелестом ветра, но мальчики сразу уловили в этом шелесте
оттенок тревоги и еще неподвижнее замерли на своих постах.
Пичуга смолкла, послышались голоса. Негромкие и звонкие. Точно ручей
заговорил веселей и нетерпеливей.
У Юры замерло сердце. Он не мог ошибиться. Год, нет, больше года не
слышал он ее голоса. Но он не мог ошибиться...
Две девушки в черных платочках с ведрами в руках пробирались из-за
деревьев к ручью.
Как же она похудела! Только глаза все те же...
Девушки спустились к ручью. Таня рукой отвела листья папоротника. Ручей
выбил как бы ступеньку, вода падала с небольшого уступа, и Таня подставила
под струю ведро.
Вторая девушка стояла повыше Тани, ждала своей очереди. Она бросила
вдруг ведро, с легким стуком оно упало в траву, заломила руки, потянулась и
громко вздохнула.
- А что, если выкупаться, Тася? - обратилась она к подруге.
- Дурочка, заметят, - ответила та. - Опять придется поклоны отбивать...
Юра не ослышался. Почему Тася? Ведь это же Таня... Таня! А может,
подружка ласкательно ее зовет так?..
Таня наполнила ведра и перешла ручей, освободила место подруге.
И тут Юра опомнился... Нельзя терять ни минуты! Он выскочил из-за куста
и опрометью понесся вниз.
- Таня! Таня!
"Ах!"
Она даже не сказала это, восклицание замерло в ее глазах.
Ее подружка уронила ведра и побежала.
Таня застыла, точно увидела призрак. Да так оно и было на самом деле!
Откуда мог взяться Юра среди этой тайги, в таком месте, о существовании
которого не знали даже многие истинные христиане? Юра мог только
померещиться. Это было не что иное, как материализация ее греховных мыслей о
жизни, которую она навсегда покинула, мыслей, которые она до сих пор не
может от себя отогнать...
Признайся она Раисе в том, что ей померещился Юра, не избежать суровой
епитимьи. Опять придется поститься, иссушать плоть...
Таня рванулась... Но призрак успел схватить ее за руку, его пальцы так
цепко обхватили руку, как вряд ли на это способны привидения.
- Юра?!
- Пойдем, пойдем! Не беги! Мне необходимо тебе сказать...
Он увлекал ее вверх по другую сторону ручья.
- Идем, идем, - приговаривал он. - Танечка, выслушай...
Она поняла уже, что это не призрак, что возле нее самый доподлинный
Юра, и тем страшнее, тем немыслимее становилось все происходящее.
- Отпусти меня, - пробормотала она. - Я не должна с тобой говорить...
А он вел ее, продираясь меж кустов, безжалостно топча бруснику, вел с
такой настойчивостью и силой, что она не могла сопротивляться, подчинилась
ему также, как подчинялась Раисе, только страха она не испытывала, какой
всегда ощущала перед Раисой.
Они не заметили, как кто-то пробежал мимо, как кто-то стал карабкаться
по откосу вслед за убегающей девушкой, хотя Юра знал, что так все и должно
происходить, настолько они были поглощены своей встречей.
- Ну вот... - Юра внезапно остановился и отпустил ее руку. - Сядь.
Сесть было не на что, и они продолжали стоять.
- Вот...
Юра просто не знал, с чего начать. Он подготовил самые лучшие
доказательства против существования бога. Наизусть выучил множество
изречений философов-материалистов. Он был вооружен неопровержимыми
доводами...
Юра мог, конечно, начать антирелигиозный диспут, но скорее он мог
убедить в том, что нет бога, щелкающую над его головой белку, чем эту
дрожащую, смятенную и обезволенную девочку. И Юра не совершил ошибки,
которая могла навсегда развести его с Таней, Юра не затеял спора, который
еще неизвестно чем мог кончиться. Он был сейчас на той высоте, на какой
находятся люди в моменты самого величайшего просветления: видя утопающую, он
не стал рассуждать, каким способом лучше ее спасти и что посоветовать, чтобы
она выплыла, он просто поддался непосредственному чувству и кинулся в
стремнину, чтобы схватить в руки эту гибнущую драгоценную жизнь.
Все было в этот момент против него: и сама испуганная девушка, которую
он не видел более года и которой за этот год ежедневно внушали, что все в
мире тлен, суета, грех, что все, кто прежде ее окружал, тянули ее в
пропасть и первозданная природа, окружающая их. Все вокруг было таким, что
позволяло, как выражаются поэты, ощутить присутствие бога: и обступившие их
могучие березы и сосны, устремившиеся в небо, и само лучезарное бездонное
небо, и шелест ветвей, и дуновение ветра, и загадочные шумы и шорохи, и
безмолвие дикого леса, и смолистый аромат, так напоминающий запах ладана, -
вся эта поэзия таинственного беспредельного леса легко могла внушить слабому
и впечатлительному человеку мысль о существовании какого-то незримого,
непостижимого и всемогущего существа.
И Юра, которым всегда владело чувство поэзии, тоже не посмел нарушить
очарование окружающего их мира холодными умственными рассуждениями.
- Если бы ты знала, - лишь воскликнул он во всей своей юношеской
непосредственности, - как я счастлив, что наконец-то нашел тебя!
И тогда Таня широко раскрыла громадные удивленные глаза и невольно
спросила:
- А разве ты... Разве ты искал?
Юра смотрел на нее так, как верующие смотрят на чудотворные иконы.
- Весь год, с первого дня, как ты исчезла, каждый день, каждое
мгновение...
И было так сказочно, так необыкновенно, так чудесно, что этот красивый
и умный юноша не забыл ее, что его слова не остались словами, что он верен
тому, о чем они почти никогда между собой и не говорили, что только
угадывалось в недосказанных речах и несмелых прикосновениях, - так все это
было необыкновенно и чудесно, что Таня заплакала чистыми, радостными и
облегчающими душу слезами.
И все вдруг пошло совсем не так, как предполагалось, как должно было
идти с точки зрения разума и логики. Не Юра стал спрашивать, убеждать и
просвещать бедную Таню, а Таня засыпала Юру беспорядочными житейскими
вопросами:
- Юрочка, откуда ты сейчас? Ты ничего не слышал о маме? Как ты узнал?
От кого?
И так далее, и так далее - о самом Юре, о Москве, о его поездке...
И Юра принялся рассказывать, как он был у ее матери, как нашел
Щеточкину, как вынудил ее поехать в Бескудниково, как попал затем в
Ярославль, как видел Таню в окне уходящего поезда...
- Так это был ты? Ты? - прервала Таня. - Так это тебя, значит, видела я
на перроне? А Раиса сказала, что это дьявол соблазняет меня...
Юра рассказал, что, потеряв ее след, он решил не поступать в
университет, пошел на строительство, чтобы накопить денег, как узнал, где
она находится, и как с Петей добрался до Душкина, до Рябошапки и наконец
разыскал ее среди здешних непроходимых болот.
И все, что Юра рассказал, было так просто и вместе с тем так
удивительно, что Таня снова заплакала, от умиления, от жалости, от любви.
- Что же теперь? - спросила она с замиранием сердца.
- Как что? - удивился Юра. - В Москву. В Москву! Неужели ты думаешь,
что я от тебя отстану?
И после ласковых Юриных слов, после всего того, что он рассказал, ей и
впрямь показалось страшным вернуться под начало Раисы и опять отбивать
поклоны перед закопченными немыми и безучастными иконами.
- Никуда я тебя не отпущу, - повторил Юра. - Я ни в чем не собираюсь
тебя убеждать, разберешься сама, но я не дам тебе прятаться от меня, от
матери, от всех, кого ты знала и кто не сделал тебе ничего плохого.
И опять он не совершил ошибки и ни в чем не стал ее убеждать, он просто
опустился возле Тани на землю, сел на покрытую листьями и сухой хвоей землю,
молча взял ее руку, приник к ней лицом и принялся медленно и нежно
поглаживать ее по ладони.
И сдержанная молчаливая ласка сделала больше, чем сделало бы все его
красноречие. Это было самое главное, чего не хватало Тане в течение
прошедшего года. Она опустилась рядом с Юрой и, подчиняясь безотчетному
порыву, внезапно поцеловала его в щеку, и раз, и другой, и третий, как
Володихин Дмитрий
Черепнин Владимир
Орлов Алекс
Лондон Джек
Херберт Фрэнк
Сертаков Виталий