Чтение 35–й страницы книги ~Александрийская гемма~

- Я вам звонил? - удивился Баринович и тотчас, словно устыдившись
своей забывчивости, закивал круглой, коротко остриженной головой. -
Вообще-то звонил, надо думать.

- Я по поводу профессора Солитова, - осторожно намекнул Владимир
Константинович, запоздало кляня себя за то, что явился без всякой
подготовки.

- Ах, как это я сразу не догадался! - всплеснул руками Гордей
Леонович. - Значит, вы от Натальи Андриановны?

- Конечно, - уверенно подтвердил потрясенный в душе Люсин, чувствуя,
что вляпался, не спросясь броду, в какой-то очень круто заверченный омут.
- Мы с ней неплохо знакомы, - предпочитая не кривить душой без крайней
нужды, он выбрал именно такую формулировку.

- Понятно, иначе бы она не дала мне ваш телефон.

- Ну, не обязательно, - уклончиво протянул Владимир Константинович,
не уставая изумляться. Внутренний облик Бариновича, которого связывали с
Наташей какие-то совершенно неизвестные отношения, стал еще более
загадочен. Обычная квартира, примечательная разве что обилием книг, ничего
не проясняла.

- Если я правильно понял Наталью Андриановну, - Баринович пропустил
реплику мимо ушей, - вам может пригодиться даже самая незначительная с
виду подробность. По-видимому, это действительно так, потому что нет более
трудной задачи, чем воссоздание прошлого. Близкого ли, далекого - не в том
суть.

- Вы совершенно точно поняли.

- Тогда будет лучше, если я попытаюсь почти дословно восстановить тот
телефонный разговор. С моим знакомым. Он, кстати сказать, даже не
подозревал, что с Георгием Мартыновичем могло что-то такое случиться. Как
и я, впрочем. Странная вещь: человека уже нет, а о нем говорят, как о
живом. И все потому, что не знают. Это похоже на свет сколлапсировавшей
звезды. Она безмятежно горит в ночном небе, а мы и не догадываемся о
чудовищной катастрофе, которая случилась миллионы лет назад. Просто
информация не успела дойти, хотя и несется со скоростью света.

- Очень образно, - оценил Люсин, мысленно сделав стойку. Ничем не
выдавая своего интереса, он выслушал короткий рассказ о телефонном звонке
неизвестного пока Пети, предложившего продать травник с печатью метра
Макропулоса. Ценность сведений едва ли можно было завысить. Не говоря уже
о том, что стало ясно, для чего Солитову спешно понадобились деньги,
обозначилась еще одна неизвестная доселе нить.

- Когда вы виделись с Натальей Андриановной в последний раз? - Люсину
прежде всего было необходимо прояснить общую диспозицию.

- Позавчера. Мы вместе возвращались из гостей. А наутро я уже вам
звонил. - Баринович по-своему понял вопрос. - Но вас, к сожалению, не
оказалось на месте... Надеюсь, мое сообщение не слишком запоздало?

- Ни в коей мере, - Люсин задумчиво покачал головой. - В самый раз.
Большое спасибо, Гордей Леонович. А Наталья Андриановна молодец, что
надоумила вас! Не премину высказать ей благодарность.

- А может, не надо?

- Это еще почему?

- Видите ли, - Баринович смущенно замялся. - Я далеко не уверен, что
вы этим доставите ей удовольствие. Наталья Андриановна женщина
исключительной деликатности. Очевидно, у нее были причины настаивать на
том, чтобы я сам рассказал вам обо всем. Вернее, не причины как таковые, а
психологически точное ощущение того, что подобает, а что по тем или иным
причинам неприемлемо. Вы меня понимаете?

- Пожалуй, - согласился Люсин. - Вероятно, вы правы.

Баринович все острее будил его любопытство. Наивная распахнутость
естественно сочеталась у него с углубленной чуткостью и широтой мысли.

- Петю этого вы хорошо знаете? - Владимир Константинович зашел с
другой стороны, хоть его и покоробила примитивная обнаженность вопроса. Уж
очень по-милицейски выходило, в худшем, разумеется, смысле. Тем более что
имя книжника вырвалось у Гордея Леоновича определенно ненароком.

- Я бы сказал, давно, - мягко поправил Баринович. - Одно время он
поставлял мне необходимые для работы книги. Это лучший знаток
библиографических редкостей, какого я знаю.

- Постарайтесь понять меня правильно, - затаенно страдая, воззвал он
к разуму собеседника, - мне нужны более подробные сведения: фамилия,
адрес, можно телефон... Нет-нет! - предвидя реакцию, Владимир
Константинович протестующе воздел руку. - Я не произношу слово
"спекулянт", хоть оно и просится на язык, и вообще, даю честное слово, мне
нет никакого дела до побочных занятий вашего знакомого. Он интересует меня
только в связи с Георгием Мартыновичем. Исключительно!

- Понимаю вас, - наливаясь краской, опустил голову Баринович. - Но
позвольте не отвечать. Я должен хорошенько обдумать.

- Я вас тоже глубоко понимаю, Гордей Леонович. Если есть внутренние
препятствия, лучше вообще снять проблему. Целиком. Как говорится, замнем
для ясности, - Люсин взмахом развеял воображаемый дым.

Он мог позволить себе этот красивый жест. Книжник такого класса, да
еще имя названо, не долго останется неизвестным. Бариновичу, при всем его
уме, и невдомек, как это поразительно просто. Времени жаль и лишних
усилий, но чем не пожертвуешь ради главного.

- Ценю ваш такт, - без тени иронии Гордей Леонович приложил руку к
сердцу.

- Помните у Ильфа? "Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, у кого ты
украл эту книгу", - пошутил Люсин, задержав взгляд на истрепанных
корешках. - Или это они вместе с Петровым?..

- Честно говоря, не помню, - улыбнулся Баринович. - Я давно преодолел
соблазн перечитывать. На новинки и то времени не хватает. Едва успеваю
следить по специальности... Когда писал поэму "Шестнадцатый век", так
вообще к книгам не прикасался. Мешает чужое, навязывая свой строй.
Противоестественно застревает в зубах.

"Неужто поэт? - поразился Люсин, повторив про себя фамилию, но не
встретил отклика. - Может, под псевдонимом? Он, очевидно, не сомневается,
что я все про него знаю! Господи, стыд-то какой! Сижу дурень дурнем..."

- Вам иначе и нельзя, - заметил он с видом знатока. - Реконструкция
времени, как вы это точно сказали...

- Я так сказал? По-моему, мы говорили с вами о воссоздании прошлого,
к чему оба в той или иной степени причастны. Но реконструкция времени -
это действительно хорошо!

- И какого времени! Век Парацельса! - Люсин, который при всем желании
не мог припомнить к случаю никого, кроме Ивана Грозного, обрадовался тому,
что великий ятрохимик вновь оказался кстати. - Боюсь, что без вашей поэмы
мне в наследстве Георгия Мартыновича не разобраться.

- Поэма вам вряд ли пригодится, тем более что она еще не издана. А
так, пожалуйста, я к вашим услугам. Чем смогу - помогу.

- Тогда, если позволите, давайте начнем по порядку. Иначе мне трудно
будет освоиться. Уж так я устроен.

- Пожалуйста, как вам больше нравится.

- Суть в том, Гордей Леонович, что у каждого ремесла свой набор
приемов. Мне, чтобы правильно ориентироваться, необходимо проникнуть в мир
интересов Георгия Мартыновича, сжиться с обстановкой, наконец, научиться
читать все эти алхимические криптограммы. Ведь в его записях, извините,
сам черт ногу сломит!

- Ишь чего захотели!

- Что? Слишком много на себя беру?

- Определенно, - кивнул Баринович. - Вы даже не представляете себе,
как много. Этому нужно учиться всю жизнь. Причем не просто учиться. Надо
еще и любить, и чувствовать прелесть, и получать удовольствие. Возможно ли
разобраться в поэзии без любви? В букете изысканных вин без трепета
наслаждения?

- О таких эмпиреях я даже не мечтаю, - Люсин обезоруживающе, с
простоватой хитрецой ухмыльнулся. - Мне лишь бы по ходу дела разобраться.
В самых общих чертах... Характер последних химических опытов, причина
взрыва, галлюциногены, токсичность и тому подобное. Войдите в мое
положение!

- Давайте попробуем, - Баринович пожал плечами. - Хотя, боюсь, что и
мне подобный орешек окажется не по зубам. Георгий Мартынович иногда
нарочно зашифровывал записи.

- Зачем?

- А просто так, из любви к искусству. Вы вот говорите, что хотели бы
вжиться в образ, в обстановку и все такое. А он? Ему-то это было куда
важнее! Облик эпохи, ее пророческий символизм. Не только златоделы и
врачеватели берегли свои записи от чужого глаза, но и такие титаны мысли,
как Леонардо. Его кодекс, хранящийся в коллекции Хаммера, написан,
например, в зеркальном отображении. Одной тайнописи, очевидно, показалось
недостаточно. Величайший из гениев, судя по всему, с одинаковой ловкостью
писал и слева направо, и справа налево. Расшифровщикам, прежде чем
приняться за работу, пришлось обучиться такой манере письма. Насколько я
знаю, Георгий Мартынович овладел герметической символикой по ходу дела.
Пытаясь воссоздать рецептуру чудодейственных эликсиров, он перелопатил
такую груду чернокнижной писанины, что волей-неволей стал разбираться во
всевозможных тонкостях. Неудивительно, что ему порой хотелось слегка
поиграть в эту увлекательную премудрость. Я его вполне понимаю.

- Значит, мне тоже предстоит окунуться во мрак средневековья, -
невесело пошутил Люсин.

- Да бросьте вы! - досадливо отмахнулся Баринович. - Какой еще мрак?
Совершенно нелепое, хотя и очень распространенное заблуждение, доставшееся
нам в наследство от Ренессанса. Только теперь мы начинаем прозревать, как
подвело нас бездумное почитание авторитетов. Покойный академик Конрад едва
ли не первым попытался сорвать позорный ярлык с чела великой исторической
эпохи. Вдумайтесь хорошенько, не уставал твердить Николай Иосифович, могло