пятилетний мальчуган и трехлетняя девочка - вместе с родителями-кубинцами,
которые сели на пароход в Гаване, смирно ждали, когда им дадут поесть. Ганс,
застенчивый сынишка Баумгартнеров, с восхищением смотрел на этих детей, так
не похожих на Рика и Рэк - те одним взглядом наводили на него ужас. С самой
Гаваны он робко кружил около новых маленьких пассажиров, не решаясь с ними
заговорить, но теперь его отец их насмешил, и он обрадовался: пожалуй, вот
случай с ними подружиться.
и малыши восторженно пищали и хихикали и смотрели во все глаза, заслоняясь
растопыренными пальцами. Ганс заставлял себя смеяться громче и дольше, чем
ему хотелось: пусть они и на него тоже посмотрят. Немного погодя мать
сказала ему:
разделил надвое, как занавес, и крикнул:
улыбнулись. Баумгартнер оттянул фальшивую бороду вниз, на шею, бумажный
колпак сдвинул на затылок. Дети все смеялись. Фрау Баумгартнер положила на
тарелку Ганса кусок жареной утки и принялась резать на мелкие кусочки. Она
была не слишком уверена, что сын сам справится с такой задачей при
посторонних. Скоро восемь стукнет, а он все еще не очень-то умело обращается
с ножом и вилкой... от этого ей даже кажется, что она плохая мать.
умеет вести себя прилично и ни в чем не знает меры. Что бы ни делал - пьет
ли, гримасничает, что угодно, - никогда не умеет вовремя остановиться.
Сердце у нее упало, она поняла - еще миг, и он перейдет все границы, - и не
ошиблась. Баумгартнер вздернул бороду до самых глаз, колпак нахлобучил на
лоб, яростно затряс бородой и зарычал то ли львом, то ли медведем - и это
было уже слишком. Ганс замер, не донеся кусок до раскрытого рта, и
растерянно улыбнулся; мальчик за соседним столом пугливо, натянуто
засмеялся; но девчурка была чересчур мала, чтобы притворяться, глаза у нее
от страха стали совсем круглые, и она расплакалась. Она плакала жалобно, в
голос, сквозь слезы недоверчиво глядя на непонятное существо, которое минуту
назад казалось таким забавным и вдруг обернулось страшилищем. Молодая мать
что-то коротко, резко крикнула Баумгартнеру, взяла девочку на руки и прижала
сморщенную, перепуганную рожицу к своей груди; молодой отец наклонился к
дочке и ласково погладил, успокаивая.
лицо, так прозвучал голос, словно она отрекалась от своего супруга. Взгляд
ее умолял яснее слов: не осуждайте меня, вы ведь сами видите... прошу вас,
мы обе женщины, вы тоже мать, сами знаете, бывает всякое...
отвергал откровенность, не признавал родства чувств; она лишь натянуто, чуть
заметно улыбнулась да слегка кивнула, будто говоря - ничего, пустяки, но
явно думала при этом: однако до чего все это глупо и сколько от вас
неприятностей!
в драме, швырнул их на пол, лицо его сморщилось от раскаяния.
только хотел позабавить малышей...
недоразумения, потом беспокойно переглянулся с женой: они не понимали
по-немецки. Баумгартнер хотел извиняться дальше по-испански, но жена
удержала его.
натворил. Они прекрасно тебя поняли, а если предпочитают делать вид, что не
понимают, так хотя бы не унижайся, сделай милость.
могу поиграть, непременно его испугаю? Ганс, но ты ведь не испугался? Твой
несчастный отец только хотел тебя посмешить!
Маленькие дети всегда плачут по пустякам. Ты тоже плакал, когда был
маленький.
плакал, когда стал не такой уж маленький.
трое замолчали. Ганс чувствовал: мать что-то слишком ласкова, слишком часто
и нежно ему улыбается. Ему стало не по себе, ведь каждый раз надо улыбаться
в ответ, и выходит, что он принимает сторону матери против отца, а он совсем
не хочет становиться ни на чью сторону. И отец тоже поглядывает на него
по-доброму, и лицо у него опять такое знакомое, печальное-печальное, бедный
хороший папочка... Ганс просто не мог больше это выносить и отвернулся от
них обоих, несчастный, одинокий, потерянный... Дети за соседним столом уже
обо всем позабыли и развлекались своими воздушными шарами, трещотками и
колпаками, а отец с матерью кормили их с ложек и вилок, мазали им хлеб
маслом, и никто из них ни разу не взглянул на Ганса, даже не вспомнил про
него. Девочка, эта маленькая плакса, веселилась больше всех.
оркестром на палубу, и вальсы Штрауса понеслись к звездам, заглушая плеск
волн. Корабль мягко покачивался, налетал прохладный ветер, развевая юбки и
шарфы, и прически становились беспорядочней, зато лица разгладились, корабль
рассекал волны, и два неторопливых водяных вала, отходившие от бортов,
искрились зеленоватым фосфорическим блеском. Быстро клонился к горизонту
чуть подернутый дымкой молодой месяц.
танцевал...
занятием, что очень обижало Дженни: она на своем веку танцевала столько,
что, пожалуй, можно было дважды обогнуть Землю по экватору.
была бы на ноге эта штука, знаешь, которая мерит шаги, тогда бы я точно тебе
сказала, сколько миль проделала в самые счастливые свои минуты!
водорослей, вдыхали морскую свежесть, но Дженни явно мучило желание
потанцевать, и Дэвид, упрямо сдвинув брови и сжав губы, один отправился в
бар. Несколько минут спустя он посмотрел в окно - и, конечно, она уже
танцевала с Фрейтагом.
стиле, точно веселящиеся дервиши. Миссис Тредуэл, в чем-то ярко-желтом и
воздушном, вальсировала с одним из молодых помощников капитана; Арне Хансен
- с испанкой по имени Ампаро. Нелепый Рибер по обыкновению прилип к
нескладной, долговязой и уродливой Лиззи - он подскакивал легко, точно
резиновый мяч, крутился и вертелся волчком, ничуть не теряя равновесия, и
вместе с Лиззи кругами обходил другие пары. А пары были больше супружеские,
разве только чета Лутц да Баумгартнеры весь вечер просидели в своих
шезлонгах. Двое кубинских студентов танцевали с Пасторой и Лолой, а
испанцы-мужчины сидели в баре и женщинам не мешали.
остается в стороне по самой природе своей, кто вечно подпирает стенку, кто
никому не нужен и никого не привлекает, и к тем, кто, как и он сам, по
какой-нибудь невеселой причине не желает присоединиться к остальным. С этими
он был заодно; они той же породы, он узнавал их с первого взгляда и знал
наперечет. Вот дылда Эльза сидит с отцом и матерью, вся поникла, не в силах
скрыть тоску, разочарование, страх так и остаться на отшибе. "Я потанцевал
бы с тобой", - сказал он ей, но только про себя, никогда ей этого не
услыхать. Глокен скорчился на подножке шезлонга неподалеку от оркестра,
подпер щеки ладонями, бумажный колпак съехал ему на одну бровь, он замер не
шевелясь и слушал, но не поднимал глаз.
колесах у самого борта, возможно, он спал; его племянник и нянька Иоганн
облокотился на спинку кресла, вид у него был безнадежный, тоскливый, точно у
бездомного пса. Дэвиду казалось, он прекрасно их всех понимает. И не желает
вступать в этот круг, отказывается участвовать в общем веселье - нет, он
твердо знает, для него нигде нет места и нет того, что ему нужно, - во
всяком случае, такую цену он за это не даст, сказал он, с ненавистью глядя
на стадо, которое, теснясь и кружа, проносилось мимо.
прогуливались по палубе и, увидав на открытой площадке танцующих,
приостановились, посмотрели снисходительно и рассеянно, будто завороженные
пришельцы с иной планеты. Они не танцевали, не надевали бумажных колпаков,
не пили вина, не играли в карты, никому не улыбались. Они и друг с другом
почти не говорили, но сразу видно было: это новобрачные. Они молчат,
думалось Дэвиду, они торжественно отрешены от всего на свете, поглощены
только своей любовью и тем, что впервые узнают друг в друге, - и это
естественно, это великолепно, только так и должно быть. Он угадывал в обоих
природную серьезность, даже суровость; со временем красота уже не сможет
скрыть холодности и сухости; но брак уцелеет, они соединились навсегда. Он
все рисовал в воображении характеры этих двоих и сущность этого брака, ему
казалось, что и он хотел бы того же для себя, и тут мимо опять скользнула
Дженни, вальсируя с Фрейтагом. Они весело кружились, будто слились в одно,
но лица у обоих застыли, точно бессмысленные маски. Дэвида, убежденного, что
ревность - вздор и ревновать - ниже его достоинства, в который уже раз
бросило в жар: до чего противно, что Дженни такая неразборчивая и так
тянется к людям! Всегда рада болтать с кем попало и где попало, сойдется с
любой компанией, пойдет, куда бы ни пригласили, готова завести дружбу с
мерзейшим сбродом, с бездельниками и шутами, с бандитами, пьяницами,
Лондон Джек
Белов Вольф
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Эриксон Стивен
Никитин Юрий