Чтение 35–й страницы книги ~Одинокая леди~

Окна квартиры выходили на реку. Он включил свет и подошел к встроенному в стену бару.
— Ты куришь? — спросил он.
Я кивнула.
Он раскурил для меня косячок и взял себе другой. Травка была чудесная, очень легкая. Обыкновенно мне требуется не более двух затяжек, чтобы забалдеть, но на этот раз со мной ничего не происходило.

— Иди сюда, — сказал он.
Я пошла за ним в спальню. Он повернулся ко мне, снимая пиджак.
— Раздевайся.
Я положила косячок в пепельницу и стала раздеваться. Нагнулась, чтобы расстегнуть застежки на туфлях, а когда выпрямилась, он уже был голый.
Некоторое время он смотрел на меня, потом открыл ящик в ночном столике у кровати, достал желтую коробку, маленький белый пузырек и крохотную золотую ложечку. Затем подошел ко мне с пузырьком и ложечкой, отвинтил пробку у пузырька и достал ложечкой немного белого порошка, поднес к одной ноздре и сильно вдохнул, после чего повторил ту же процедуру с другой ноздрей... Его глаза заблестели.
— Банг! — воскликнул он и протянул мне полную ложечку порошка.
— Что это? — спросила я.
— Кокаин, — сказал он. — Понюхай, не повредит. Он поднес ложечку к моему носу. Я вдохнула и сразу же чихнула от порошка. Он рассмеялся и поднес ложечку к другой ноздре. Я снова втянула в себя воздух и на этот раз все обошлось только тем, что слегка пощипало в ноздре.
— Ну как оно? — спросил он.
— Ничего не чувствую.
— Еще почувствуешь, — засмеялся он. — Через одну-две минуты.
Он оказался прав. Вначале в ноздрях только чуть-чуть онемело, потом появилась сухость во рту, и вдруг — я взлетела в воздух!
Он внимательно наблюдал за мной.
— Хорошо?
— Забирает...
Он поставил пузырек и притянул меня к себе. Его губы были жесткими и чем-то меня царапали. Я чувствовала, как его руки больно впиваются в мои плечи. Мы пошатнулись и почти упали поперек кровати. Его зубы впились в мою грудь, причиняя боль соскам. Я застонала от боли, и тогда он поднял голову. Его глаза в упор смотрели на меня.
— Я схожу с ума по тебе. Ты это знаешь? — спросил он почти со злостью.
Я покачала головой.
Боль, которую он мне причинил, видимо, невозможно было сравнить с той болью, которую он испытывал сам. Он потянулся, взял желтую коробочку и достал оттуда капсулу с амилнитратом. Держа ее в руке, он поднял мои ноги так, что колени почти касались груди, сам встал на четвереньки, нависая надо мной. Все его тело казалось напряженным, как пружина. Меня удивило отстраненное выражение его глаз. И тут, не успела я испугаться, как он внезапно упал на меня, и я почувствовала, как он вошел в меня на всю свою длину. В тот же момент он раздавил капсулу.
Мне показалось, что голова моя взорвалась от притока крови и жара. В тот же момент у него начался оргазм. Он резко поднялся надо мной, уперся обеими руками в матрас по обе стороны от меня. Его лицо было искажено, а глаза закрыты.
— Нет, о Господи, нет! — почти взвизгнул он, пытаясь контролировать спазм. — Нет, нет, нет! Я притянула его к себе.
— Не нужно бороться с собой, не пытайся удерживаться. Заканчивай скорей.
Его немного потрясло, и все кончилось.
Он лежал очень тихо, только грудь его раздувалась от глубокого дыхания и давила на мою. И вдруг он заплакал — тяжело, надрывно, со всхлипами.
Я прижала его голову к груди и стала гладить ее.
— Все хорошо, все хорошо, — повторяла я. Он поднял голову и посмотрел на меня. В глазах его все еще стояли слезы.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал он. — Будь они прокляты!
Я молча ждала, пока он продолжит.
— Они все-таки добились того, чего хотели. Они все время добивались, чтобы я остался в семейном деле. И, нравится мне это или нет, но я остался в нем.
— Не нужно говорить об этом. — сказала я. — Рано или поздно все обойдется.
— Нет. Предполагалось, что клуб будет моим. Они одолжили мне деньги.
Но теперь они не хотят, чтобы я вернул их. Поэтому получается, что мы все партнеры. В конце концов, разве мы не одна семья? — спросил он с горечью.
— Так вот почему они приехали сегодня в клуб. Он кивнул.
— Я был бы в лучшем положении, если бы клуб прогорел. По крайней мере, в этом случае они бы забыли обо всей этой истории. Просто еще одна из сумасшедших затей нашего маленького Винченцо.
— Я не представляла, что они могут быть такими. Все, что я знаю об итальянских семьях, это то, что они всегда держат слово, данное друг другу, что бы ни случилось.
— За исключением тех случаев, когда дело касается денег или власти.
«Коза ностра» — всего лишь слова для газет. Мой отец избавился от своего брата для того, чтобы стать главой семьи. А когда он умрет, мои братья поубивают друг друга, чтобы занять его место.
Некоторое время я молчала.
— Что будет дальше?
— Ничего. Я буду руководить делом так же, как и раньше. Только теперь мы делим доход на четыре части.
— А как с теми деньгами, которые они одолжили тебе? Два миллиона долларов — ты их должен вернуть?
— Конечно нет. Теперь это — семейный бизнес. И они получат эти деньги из своих долей.
— О, тогда ты в порядке, — сказала я и посмотрела на него. — Мой отец был банкиром, и однажды, я помню, он сказал мне, что любой кредит, который тебе не нужно возвращать, следует записывать в чистую прибыль. Так что ты сделал себе полмиллиона долларов.
Наконец он улыбнулся, а потом и засмеялся.
— Ты странная девочка, — сказал он и опустил ноги вниз с кровати. — Выпьешь чего-нибудь?
— Нет. Но если у тебя есть еще сигаретка, я с удовольствием закурю.
Он вышел и вернулся в спальню с полной коробкой сигарет. Я раскурила одну и откинулась на подушки, глубоко затягиваясь. На этот раз все получилось — я потихонечку поплыла.
Он стоял рядом с кроватью и смотрел на меня. Я протянула ему сигарету. Он сделал несколько затяжек, и тогда я потянулась к нему.
— Иди ко мне, — сказала я. — Ты мне задолжал один разок.
Он оказался в моих объятиях... И на этот раз нам удалось заняться любовью по-настоящему...
На следующий день я перевезла все свои вещи, кроме пишущей машинки, бумаг и рукописей, в его квартиру. Но свою квартиру я не сдала — мне всегда хотелось иметь место, где бы я могла спокойно работать.
Глава 22
К тому времени, когда я, наконец, спустилась в дискотеку, она уже была переполнена. На пятачке для танцев хватало места только для того, чтобы двигаться, вернее, дергаться в такт музыке и не перемещаться ни вперед, ни назад, ни вбок. Все остальное пространство зала было заполнено, а точнее сказать, битком набито людьми, сидящими и стоящими у столиков, между которыми трудно было найти просвет или даже просунуть ладонь.
Ко мне протискался Дино. На его круглом лице сияла широкая улыбка.
— Новый парень — блеск! — сказал он. — Он не дает им остановиться.
Я посмотрела в дальний конец зала, где на небольшом возвышении у двух проигрывателей работал новый диск-жокей, высокий, стройный темнокожий парень, одетый в диковинный костюм: шляпа с широкими полями фасона сафари, замшевая рубашка ручной работы, заправленная в сильно расклешенные брюки с широким поясом. Он прижимал наушник к одному уху и менял пластинку на втором проигрывателе. Закончив, он сделал пометку, снял наушник, поглядел в зал, заметил меня и улыбнулся.
В его улыбке было что-то смутно знакомое. Я автоматически улыбнулась ему в ответ и стала пробираться сквозь дергающуюся толпу к эстраде. Когда наконец я добралась до нее и остановилась, диск-жокей снова улыбнулся мне и робко окликнул:
— Хелло, Джери-Ли!
Я воскликнула с искренним удивлением:
— Фред! Фред Лафайет!
Он просиял.
— Вы вспомнили меня.
Я протянула ему руку и сказала:
— Не могу поверить!
— Да уж! Вот и мы — на том же самом месте, где когда-то начали: я на эстраде, а вы на паркете и работаете.
— Но почему ты не поешь? Что случилось?
— Знаешь, девочка, сладкоголосые певцы, такие, как Нат Кинг Коул, нынче уже не проходят — публика не врубается. Мир заклинился на роке, — он отпустил мою руку. — Сколько же лет прошло? Десять?
— Около того.
— Я читал о тебе в газетах, — сказал он. — А потом Я что-то, видимо, пропустил. Ты развелась с тем человеком, правильно я понимаю?
Я кивнула в ответ.
— Ты великолепно выглядишь, — сказал он. — Ты выросла в настоящую красавицу.
— Я чувствую себя старухой.
— Зачем так говорить? Ты все еще девочка.
— Хотела бы я, чтобы так оно и было... — сказала я. — У меня умер отец.
— Мне искренне жаль. Он был чудесный человек.
— Да.
— Я заметил тебя, когда пришел наниматься на работу, и сразу же подумал, что это ты, — сказал он.
— Так почему же не подошел, не заговорил?
— Когда я стал расспрашивать, чтобы убедиться, что не ошибаюсь, мне посоветовали держаться подальше, что ты, мол, дама самого босса, — он смотрел мне прямо в глаза.
— Так оно и есть. Но тем не менее, ты должен был подойти. Ну, хотя бы поздороваться. В конце концов, мы с тобой старые друзья.
Он не успел ответить, потому что ко мне пробрался Дино и сказал:
— Только что пришел Винченцо. Он хочет сейчас же видеть вас.
— О'кей, — сказала я и посмотрела на Фреда. — Надеюсь, тебе здесь понравится. Как-нибудь мы посидим за чашкой кофе, поболтаем, вспомним прошлое.
— Конечно, — сказал он, взял наушники, надел на голову и занялся пластинками. — Ты скажи, когда сможешь.
Я протолкалась обратно к выходу, поднялась в кабинет Винсента. При первом же взгляде на него я поняла, что он на взводе. Глаза сильно блестели, и что-то особенное было в них. А голос звучал рассерженно.
— Какого черта ты там делала, держась за руки с этим черномазым?
— Мы не держались за руки, а обменялись рукопожатием, — сказала я. — Он мой старый друг. Когда-то он спас мне жизнь.
— А мне насрать на то, что он сделал. Я уволю этого ...соса, этого грязного дрочилу!
— Если ты уволишь его, то уволишь и меня, — сказала я и подумала, что Фред был более чем прав, когда сказал, что мы снова оказались в том же самом положении, в котором все началось. Судя по всему, знакомство со мной опять обойдется ему в потерю еще одной работы.
Винсент внезапно успокоился.
— Он действительно спас тебе жизнь?
— Да, Парочка парней избили меня и хотели изнасиловать. Он выручил меня как раз вовремя. Винсент помолчал минутку.
— Сколько лет тебе было?
— Шестнадцать.
— Пожалуй, ты права, вы действительно старые друзья.
Я не ответила.
— Переоденься, — сказал он. — Мы уезжаем.
— Куда?
— В ресторан «Эль-Марокко». У меня есть кое-какие идеи. Мы должны встретиться там с нужными людьми.
— Какие идеи?
— Насчет кино, — ответил он раздраженно. — Как долго, по-твоему, я смогу выдержать такое существование в этой вонючей забегаловке и не сойти при этом с ума?
— Твоя семья знает об этом?
— Нет! Плевать я хотел! Переодень, наконец, это проклятое платье и перестань задавать мне кучу идиотских вопросов!
Мы вошли в «Эль-Марокко», и у меня появилось ощущение, что вернулся тот день, когда мы впервые встретились с Да Костой. За самым лучшим столиком сидели Паолуччи, как и тогда. Различие заключалось единственно в том, что вместо итальянского юриста за столом сидел плотный мужчина среднего роста в темном костюме, которого представили мне просто как Фрэнка.
— Паолуччи поцеловал мне руку точно так же, как и в тот раз, а Карла Мария прижалась щекой к моей щеке.
— Вы договорились обо всем? — спросил Фрэнка Винсент, когда мы уселись. Фрэнк кивнул.
— Вы получите мой чек на миллион долларов завтра утром, — сказал он.
Винсент рассмеялся:
— Это требуется обмыть! Еще бутылку шампанского! — бросил он старшему официанту. Фрэнк встал из-за стола.
— Время для меня уже позднее, в такую пору я обычно ложусь спать.
Так что я, пожалуй, пойду, — он весьма сдержанно пожал руки продюсеру и Карле Марии, сказал им что-то по-итальянски, на что они ответили улыбками, потом обратился ко мне:
— Доброй ночи, молодая леди. Рад был с вами познакомиться.
— И я рада познакомиться.
Под конец ритуала прощания он сказал:
— Всего хорошего, Винсент, и не забудь передать мои самые лучшие пожелания твоему отцу.
— Не забуду, дядюшка Фрэнк, — Винсент встал из-за стола. — Спокойной ночи.
Я смотрела, как он шел к двери. Было в нем что-то излучающее властность и силу. Даже старший официант, поклонился ему, казалось, с особой почтительностью. Он перешел в холл, подошел к ступеням, ведущим к выходу, и я заметила, как из бара тут же появились два человека и присоединились к нему. Вышли они вместе.
— За фильм! — сказал Винсент, поднимая бокал с шампанским. — А ты непременно будешь сниматься в нем, — обратился он ко мне. — Вторая главная роль после Карлы Марии.
— Ты наверно, шутишь!
— Ни в коем случае! Таковы условия сделки.
— Как тебе удалось все это провернуть? Он рассмеялся.
— Все очень просто. Коль скоро я нигде не могу раздобыть денег, я вложил в фильм свои собственные.
— Но где ты взял такие деньги? — и тут меня осенило:
— Не о них ли говорил дядя Фрэнк?
— Я взял заем и в качестве обеспечения отдал свою долю акций клуба.
— А твой отец знает?
— А что от этого изменится? Я имею право делать, что хочу с моей частью акций. Я промолчала. Он снова наполнил свой бокал.
— Перестань думать об этом и выпей. Ты будешь звездой, девочка.
Было уже за три часа утра, когда мы вышли из ресторана. Винсент повел меня к лимузину Паолуччи.
— Ты поедешь в отель с ними. Я съезжу в клуб, проверю, все ли там в порядке, и затем присоединюсь к тебе.
— Я устала, — сказала я. — Я бы предпочла поехать домой и лечь спать, если ты не возражаешь.
Он продолжал улыбаться, но по его глазам я поняла, что он сердится.
— Я возражаю. Ты едешь с ними. Мне нужно кое-что обговорить с Дино и сделать это именно сегодня.
Я знала, что спорить с ним, когда он в таком настроении, бесполезно.
Забралась в машину. Он помахал нам рукой и пошел по улице пешком, а наша машина свернула в сторону Первой авеню.
Карла Мария улыбнулась мне.
— Я рада, что вы, наконец, с нами.
— И я рада, — ответила я. — Словно волшебный сон становится явью — сниматься в кино с вами и вашим мужем!
Она похлопала меня по руке.
— Вы, американцы, такие смешные, — она рассмеялась. — Я хочу сказать — сегодня смешные, — она, вероятно, заметила, как изменилось выражение моего лица. — Разве Винсент не сказал вам, что эту ночь мы проведем вместе?
Я покачала озадаченно головой.
— Нет. Он сказал, что присоединится к нам позже. Она что-то сказала по-итальянски мужу и затем обратилась ко мне:
— Мы позвоним из отеля Винсенту и обо всем договоримся.
— Нет! — я постучала по плечу шоферу. — Будьте добры, остановите машину здесь, пожалуйста!
Шофер притормозил. Ни она, ни режиссер не сказали ни слова, пока я выбиралась из машины. Я поймала такси и поехала прямо домой.