read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



- Благодарите спасителя, - говорил он, - за то, что он дозволяет вам умереть такой же смертью, какою сам умер. Быть может, за это отпустится вам часть грехов ваших, но все равно - дрожите, ибо справедливость должна быть соблюдена и не может быть одинаковой награды злым и добрым.
И словам его вторил стук молотков, которыми прибивали руки и ноги жертв. Все больше крестов вздымалось на арене, а Крисп, обращаясь к тем, что еще стояли каждый у своего креста, продолжал:
- Я вижу небо разверстое, но также и разверстую бездну. Я сам не знаю, сумею ли дать господу отчет о жизни моей, хотя я верил, и ненавидел зло, и боюсь я не смерти, но воскресения, не мук, но суда, ибо настает день гнева.
И тут из ближних рядов отозвался голос спокойный и торжественный:
- Нет, не день гнева, но день милосердия, день спасения и блаженства! Я говорю вам: Христос вас обнимет, утешит и посадит одесную. Уповайте, чада мои, пред вами отворяется небо!
При этих словах взоры всех обратились к скамьям, даже те, кто уже был распят, приподняли бледные, измученные лица и повернули их в сторону говорившего.
А он приблизился к окружавшей арену ограде и начал творить над ними крестное знамение.
Крисп грозно протянул руку, как бы намереваясь его ударить, но, увидав лицо, опустил руку - колена его подломились, уста прошептали:
- Апостол Павел!
К великому изумлению цирковых служителей, все, кого еще не успели распять, стали на колени, а Павел из Тарса, обратясь к Криспу, молвил:
- Не грози им, Крисп, ибо еще сегодня они будут с тобою в раю. Ты полагаешь, что они могут быть осуждены? Но кто же их осудит? Неужто сие чинит бог, который отдал за них сына своего? Или Христос, который умер ради их спасения, как они умирают во славу имени его? И как может осудить тот, который полон любви? Кто будет обвинять избранников божьих? Кто скажет про эту кровь: <Проклята>?
- Я ненавидел зло, отче, - ответил старый священник.
- Христос велел любить людей сильнее, нежели ненавидеть зло, ибо учение его есть любовь, а не ненависть.
- О, горе, я согрешил в смертный свой час! - воскликнул Крисп.
И он стал бить себя кулаком в грудь.
Тут распорядитель приблизился к апостолу.
- Кто ты? - спросил он. - Как ты смеешь говорить с осужденными?
- Я римский гражданин, - спокойно ответил Павел и, обернувшись к Криспу, сказал: - Надейся, ибо сей есть день милости, и умри спокойно, раб божий.
В эту минуту к Криспу подошли два негра, чтобы положить его на крест, но он еще раз оглянулся вокруг и вскричал:
- Братья мои, молитесь за меня!
И резкие, словно в камне высеченные, черты его обрели выражение покоя и тихой радости. Он сам раскинул руки вдоль поперечины креста, чтобы облегчить труд прибивавшим, и, устремив глаза к небу, начал горячо молиться. Казалось, он ничего не ощущает - когда гвозди вонзались в его ладони, тело ни разу не дрогнуло и на лице не отразилось и тени страдания. Он молился, когда прибивали ноги, молился, когда подымали крест и утаптывали вокруг него землю. Лишь когда амфитеатр с криками и смехом начала заполнять толпа, брови старика чуть сдвинулись, как бы от гнева, что эти язычники нарушают тишину и покой блаженной его смерти.
К этому времени все остальные кресты уже были поставлены, так что на арене вырос как бы лес с висящими на деревьях людьми. На поперечины крестов и на головы мучеников падали лучи солнца, а на арену широкими полосами ложились тени, образуя темную неправильную решетку, в отверстиях которой желтел освещенный песок. В этом зрелище главным удовольствием народа было наблюдать медленное умирание жертв. Но еще никогда не видали в Риме такой чащи крестов. Арена была уставлена ими так густо, что служители с трудом меж ними пробирались. С краю висели главным образом женщины, однако Криспа как главу общины поместили прямо против императорского подиума на огромном кресте, увитом внизу жимолостью. Никто из распятых пока еще не скончался, но некоторые из тех, кого прибили к крестам раньше, впали в забытье. Никто не стонал, никто не просил пощады. У одних голова покоилась на плече, у других была опущена на грудь, точно они спали, некоторые словно погрузились в размышления, другие еще глядели на небо и тихо шевелили губами. В этом странном лесу крестов, в этих распятых телах, в молчании жертв было все же нечто зловещее. Народ, который после угощенья, сытый и веселый, входил в цирк с криком и шумом, приумолкнул, не зная, на ком из висящих остановить взгляд и что об этом думать. Нагота распластанных на крестах женских тел уже не дразнила чувства зрителей. Почему-то даже об заклад не бились, кто раньше умрет, как обычно делали, когда на арене бывало меньше распятых. Похоже было, что император заскучал, - он, ворочая головой, ленивым движением поправлял свое ожерелье, и лицо у него было вялое, сонное.
Внезапно висевший напротив него Крисп, у которого глаза были закрыты, как у человека, потерявшего сознание или умирающего, открыл их и вперил взгляд в императора.
Лицо его снова приняло грозное выражение, а глаза засверкали таким огнем, что августианы стали перешептываться, указывая на него пальцами, и наконец сам император обратил внимание на него и неторопливо поднес к глазу изумруд.
Воцарилась мертвая тишина. Взоры зрителей были прикованы к Криспу, который попытался шевельнуть правой рукой, как бы желая оторвать ее от поперечины.
Еще минута, и грудь его вздулась так, что проступили ребра, и он закричал:
- Матереубийца! Горе тебе!
Услыхав это страшное оскорбление, брошенное владыке мира при многотысячной толпе, августианы затаили дыхание. Хилон обмер. Император, вздрогнув, выпустил из пальцев изумруд.
Народ также притих в страхе. А голос Криспа звучал все громче, разносился по всему амфитеатру:
- Горе тебе, убийца жены и брата, горе тебе, антихрист! Разверзлась пред тобою бездна, смерть простирает к тебе руки, и могила ждет тебя! Горе тебе, живой труп, ты умрешь в ужасе и будешь проклят навеки!
И не в силах оторвать прибитую к кресту руку, вытягиваясь в мучительном напряжении, страшный, еще при жизни похожий на скелет, он тряс седою бородой над Нероновым возвышением, рассыпая при этом лепестки роз из своего венка.
- Горе тебе, убийца! Переполнилась твоя мера, и час твой близок!
Тут он напрягся еще раз - казалось, вот сейчас оторвет он от креста руку и грозно протянет ее над императором, но вдруг костлявые его руки вытянулись еще сильнее, тело обвисло, голова поникла на грудь, и он испустил дух.
В лесу крестов более слабые из распятых также стали один за другим засыпать вечным сном.




Глава LIX
- Государь, - говорил Хилон, - море теперь, как оливковое масло, волны точно уснули... Поедем в Ахайю. Там тебя ждет слава Аполлона, ждут венки, триумфы, народ тамошний тебя боготворит, и боги примут как равного себе гостя, а здесь, государь...
Тут он запнулся, потому что вдруг затряслась у него нижняя губа и вместо слов стали вылетать какие-то невнятные звуки.
- Поедем, как только закончатся игры, - отвечал Нерон. - Я знаю, что и так кое-кто называет христиан innoxia corpora*. Если бы я уехал, это стали бы повторять все. А ты-то чего боишься, гнилой пень?
_______________
* Невинные тела (лат.).
И он, нахмурив брови, уставился испытующим взглядом на Хилона, будто ожидая объяснений. В действительности же он сам только притворялся спокойным, слова Криспа на последнем представлении сильно напугали его - возвратясь домой, он не мог уснуть от ярости и стыда, но также от страха. А суеверный Вестин, молча слушавший этот разговор, вдруг сказал, озираясь и таинственно понизив голос:
- Послушайся, государь, этого старика, в христианах и впрямь есть что-то необычное. Их божество дарует им легкую смерть, но оно может оказаться мстительным.
Нерон поспешно возразил:
- Это не я устраиваю игры. Это Тигеллин.
- Конечно, конечно, это я! - подхватил Тигеллин, услыхав ответ императора. - Да, я, и плевать мне на всех христианских богов. Вестин - просто набитый суевериями бычий пузырь, а этот отважный грек готов помереть со страху при виде наседки, защищающей своих цыплят.
- Все это прекрасно, - молвил Нерон, - но отныне прикажи отрезать христианам языки или затыкать рот кляпом.
- Им заткнет его огонь, о божественный!
- Горе мне! - простонал Хилон.
Но император, которому наглая самоуверенность Тигеллина придала духу, рассмеялся и, указывая на старого грека, сказал:
- Глядите, какой вид у этого потомка Ахиллеса!
Вид у Хилона действительно был ужасный. Остатки волос на голове совершенно побелели, с лица не сходило выражение крайней тревоги и угнетенности. Временами он был как одурманенный или полупомешанный - то не отвечает на вопросы, то вдруг рассердится, начнет дерзить - тогда августианы предпочитали его не задевать.
Подобное возбуждение овладело им и сейчас.
- Делайте со мною, что хотите, а на игры я больше не пойду! - воскликнул он с задором отчаяния, прищелкнув пальцами.
Нерон поглядел на него, потом, обращаясь к Тигеллину, сказал:
- Последи, чтобы в садах этот стоик был возле меня. Хочу посмотреть, какое впечатление произведут на него наши факелы.
Хилону стало страшно от звучавшей в голосе императора угрозы.
- Государь, - взмолился он, - я ничего не разгляжу, я не вижу в темноте.
На что император со зловещим смехом ответил:
- Ночь будет светлая, как день.
Затем, обернувшись к прочим августианам, Нерон завел с ними беседу о состязаниях, которые намеревался устроить в заключение игр.
К Хилону подошел Петроний и, тронув его за плечо, сказал:
- Разве не говорил я тебе? Ты не выдержишь.
- Я хочу напиться, - отвечал грек и протянул руку к кратеру с вином, но донести вино до рта ему не пришлось - Вестин отнял у него сосуд, придвинулся поближе и с любопытством и испугом на лице спросил:
- А фурии тебя не преследуют?
Старик поглядел на него, открыв рот, будто не понимая вопроса, и часто заморгал.
- Преследуют тебя фурии? - повторил Вестин.
- Нет, - ответил Хилон, - но предо мною тьма.
- Как это тьма? Да смилуются над тобою боги! Как это тьма?
- Тьма ужасная, непроглядная, и в ней что-то движется, что-то идет на меня. А что - я не знаю и боюсь.
- Я всегда был уверен, что они колдуны. А не снится тебе что-нибудь особенное?
- Нет, потому что я не сплю. Я же не думал, что их так будут казнить.
- Тебе их жаль?
- Зачем вы проливаете столько крови? Ты слышал, что говорил тот, на кресте? Горе нам!
- Слышал, - тихо ответил Вестин. - Но они же поджигатели.
- Неправда!
- И враги рода человеческого.
- Неправда!
- И отравители вод.
- Неправда!
- И убийцы детей.
- Неправда!
- Как же так? - с удивлением спросил Вестин. - Ты же сам говорил это и предал их в руки Тигеллина!
- Потому и объяла меня тьма, и смерть идет ко мне! Иногда мне кажется, что я уже умер и вы тоже.
- Э нет, это они умирают, а мы живы. Но скажи мне: что они видят, когда умирают?
- Христа...
- Это их бог? А он бог могущественный?
Хилон ответил вопросом:
- Какие факелы будут гореть в садах? Ты слышал, что сказал император?
- Да, слышал и знаю. Их называют <сарментиции> и <семиаксии>*. Надевают на них траурные туники, пропитанные смолою, привязывают к столбам и поджигают. Только бы их бог не наслал на город каких-нибудь бед! Семиаксии! О, это страшная казнь!
_______________
* С е м и а к с и и - буквально <наполовину колесованные>,
презрительно-ироническое название ранних христиан, которых сжигали на
столбах, обложенных хворостом.
- По мне, лучше уж это, хоть крови не будет, - сказал Хилон. - Прикажи рабу поднести мне кратер ко рту. Выпить хочется, а я разливаю вино, рука дрожит от старости.
Остальные в это время также говорили о христианах. Старик Домиций Афр над ними насмехался.
- Их так много, - говорил он, - что они могли бы разжечь гражданскую войну. Вы же помните - были опасения, как бы они не вздумали защищаться. А они погибают как овцы.
- Пусть бы только попробовали! - сказал Тигеллин.
- Ошибаетесь! - заметил Петроний. - Они защищаются.
- Каким образом?
- Терпением.
- Новый способ!
- Без сомнения. Но можете ли вы утверждать, что они умирают как обычные преступники? О нет, они умирают так, как если бы преступниками были те, кто их осуждает на смерть, - то есть мы и весь римский народ.
- Какой вздор! - вскричал Тигеллин.
- Hic abdera!* - ответил ему Петроний.
_______________
* Поговорочное выражение, означающее: вот глупейший из глупцов.
(Примеч. автора.)
* H i c a b d e r a! - Поговорочное выражение со значением: <Ну
и дурак!>, намекавшее на жителей фракийских Абдер, которые считались
людьми недалекими.
Окружающие, пораженные меткостью его наблюдения, удивленно переглядывались и повторяли:
- А ведь верно! В их смерти есть что-то необычное, удивительное.
- Говорю вам, они видят своего бога! - вскричал Вестин.
Тогда несколько августиан обратилось к Хилону:
- Эй ты, старик, ты их хорошо знаешь, скажи нам, что они видят?
Грек, сплюнув вино себе на тунику, ответил:
- Воскресение!
И затрясся так, что сидевшие ближе к нему разразились громким хохотом.





Глава LX
Уже несколько ночей подряд Виниций проводил вне дома. Петроний предполагал, что у него, возможно, возник какой-то новый план и он пытается освободить Лигию из Эсквилинской тюрьмы, однако расспрашивать не хотел, чтобы не принести неудачу его замыслу. Этот утонченный скептик тоже стал до известной степени суеверным - точнее, с того времени, как ему не удалось вызволить девушку из мамертинского подземелья, он утратил веру в свою звезду.
Впрочем, теперь он не надеялся и на успех усилий Виниция. Эсквилинская тюрьма, которую наскоро устроили из подвалов нескольких домов, разрушенных с целью остановить пожар, была, правда, не такая страшная, как старый Туллианум возле Капитолия, зато стерегли ее гораздо строже. Петроний прекрасно понимал, что Лигию перевели туда лишь для того, чтобы она не умерла и не избежала амфитеатра, - и нетрудно было ему догадаться, что именно по этой причине ее должны охранять как зеницу ока.
- Видимо, император с Тигеллином, - говорил он себе, - предназначает ее для какого-то особенного зрелища, страшнее всех прочих, и Виниций скорее сам погибнет, чем сумеет ее освободить.
Да и Виниций утратил надежду на то, что ему удастся ее вызволить. Один Христос мог теперь это сделать. Молодой трибун уже хлопотал лишь о том, чтобы хоть повидать ее в тюрьме.
С некоторых пор ему не давала покоя мысль, что вот Назарий все же сумел проникнуть в Мамертинскую тюрьму, нанявшись выносить трупы, и он решил испробовать этот путь.
Подкупленный огромною взяткой смотритель Смрадных Ям согласился принять его в число своих людей, которых он каждую ночь посылал в тюрьму за трупами. Большой опасности быть узнанным для Виниция не было. Этому препятствовала темнота, одежда раба и плохое освещение в тюрьмах. Да и кому пришло бы в голову, что патриций, внук и сын консулов, может оказаться в числе могильщиков, вдыхающих заразные испарения тюрем и Смрадных Ям, что он взялся за труд, на который вынуждает только неволя либо крайняя нищета.
И когда настал долгожданный вечер, Виниций радостно опоясал себе бедра, обмотал голову пропитанною скипидаром тряпкой и с бьющимся сердцем пошел вслед за другими могильщиками на Эсквилин.
Стражи-преторианцы пропустили их без задержки, так как у всех были надлежащие тессеры, которые центурион проверял при свете фонаря. Минуту спустя перед ними открылись железные двери, и они вошли в тюрьму.
Виниций увидел обширный сводчатый подвал, из которого был выход в ряд других таких же. Тусклые плошки освещали битком набитое людьми помещение. Некоторые лежали у стен, не то погруженные в сон, не то мертвые. Другие толпились вокруг большого сосуда с водою, стоявшего посреди подвала, и пили из него с жадностью мучимых лихорадкой, иные сидели на земле, облокотясь на колена и обхватив голову руками, кое-где, прижавшись к матерям, спали дети. Вокруг слышались то учащенное, шумное дыханье больных, то плач, то произносимая шепотом молитва, то напеваемый вполголоса гимн, то проклятья стражей. В душном воздухе чувствовался трупный запах. В темных углах подвала шевелились какие-то фигуры, а поближе можно было при мерцающих огоньках плошек разглядеть бледные, испуганные лица, от голода изможденные, осунувшиеся, с угасшими или горящими от лихорадки глазами, с посиневшими губами, с мокрыми от пота лбами в обрамлении слипшихся прядей. Где-то в глубине громко бредили больные, другие просили воды или умоляли, чтобы их поскорее вели на смерть. И хотя это была тюрьма менее страшная, чем старый Туллианум, у Виниция при виде этого подвала подкосились ноги и перехватило дыхание. От мысли, что Лигия находится в этой скорбной юдоли слез, волосы зашевелились у него на голове, и на устах замер крик отчаяния. Амфитеатр, клыки диких зверей, кресты - все было лучше, нежели эти ужасные, пропитанные трупным зловонием подземелья, где из всех углов доносилась мольба:
- Ведите нас на смерть!
Виниций вонзил ногти в ладони, он чувствовал, что силы покидают его, что он вот-вот потеряет сознание. Все пережитое до сих пор, страстную любовь и боль за любимую, сменила жажда смерти.
Вдруг раздался рядом с ним голос смотрителя Смрадных Ям:
- Сколько у вас нынче трупов?
- С дюжину будет, - отвечал тюремный надзиратель, - но до утра наберется еще, там, у стен, некоторые уже подыхают.
И он стал жаловаться на женщин, которые прячут мертвых детей, чтобы подольше держать их при себе и не отдавать, покуда возможно, в Смрадные Ямы. Приходится выискивать трупы по запаху, из-за них воздух, и так ужасный, еще пуще портится.
- Лучше был бы я, - говорил он, - рабом в деревенском эргастуле, чем охранять этих гниющих при жизни собак.
Смотритель Смрадных Ям утешал его, уверяя, что и его, смотрителя, служба не легче. Пока они беседовали, Виниций несколько пришел в себя и начал осматривать подземелье, тщетно пытаясь найти Лигию и ужасаясь при мысли о том, что может вообще не увидеть ее, пока она жива. Подвалов таких было больше десятка, они соединялись недавно выкопанными коридорами, и могильщики входили только в те помещения, откуда надо было забрать тела умерших, так что страх Виниция, что все его усилия окажутся напрасны, имел основание.
К счастью, на помощь пришел его патрон.
- Надо поскорее выносить трупы, - сказал смотритель своему собеседнику, - от них больше всего заразы. Если не поспешить, помрете и вы, и узники.
- Нас на все подвалы всего десять человек, - возразил надзиратель тюрьмы, - а спать-то нам тоже ведь надо.
- Так я могу тебе оставить четырех моих парней, они будут ночью ходить по подвалам и смотреть, не помер ли кто.
- Если это сделаешь, завтра мы с тобой выпьем. Только пусть приносят каждый труп на проверку, потому как пришел приказ сперва протыкать умершим шею перед отправкой в Смрадные Ямы!



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 [ 35 ] 36 37 38 39 40
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.