АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- А что, люблю? - поинтересовался я. - Откуда это взяли?
- Да по вам видно!
Я ухмыльнулся:
- Вот видите, леди Изабель, и вы попались. Я должен выглядеть таким, чтобы не задирались. Если бы хотел подраться, прикинулся бы овечкой. Чтоб на меня напали, а я тогда на законном основании всех бы по стенам. А так всяк смотрит и кланяется еще издали. Или обходит стороной, это уж зависит от крепости нервов.
Она смотрела оценивающе, напряжение не покинуло ее лица и даже тела, но немедленной схватки уже не ждет, может разговаривать, на этом поле чувствует себя сильнее большинства мужчин, что попадались ей на пути. Я же смаковал воздушный торт, чаю запросил еще, снова назвал его просто волшебным, на что леди Изабель сверкнула глазами, но промолчала.
- Так что все пока хорошо, - сказал я довольно. - Торт бесподобен, а эта гречка с ваших полей? Или покупаете?
Она покачала головой.
- Своя. Мы почти ничего не покупаем.
- А вот это зря, - пожурил я. - Все невозможно как харвестить, так и крафтить в своем хозяйстве. Нужно разделение труда… Ничего, скоро поправим.
Она спросила ледяным голосом:
- Что вы имеете в виду?
- Ах, леди Изабель, - ответил я легко, - у меня такие планы… Если бы куры не передохли, я бы их в страусов вырастил! Словом, мы это обсудим, обсудим. Может быть, в более интимной обстановке? Все-таки я очень неконфликтный человек, а ваше управление хозяйством я в целом даже очень одобряю.
Она посмотрела исподлобья.
- В постели, что ли? Мне такое даже в голову не приходило.
- Потому что рассматривали меня, как противника, - сказал я понимающе. - А какой я противник красивой женщине?
Она продолжала рассматривать меня с напряжением во взгляде. Я понимал ее колебание, любого другого за такое предложение уже спустила бы с лестницы, но слухи о моей ужасной репутации явно дошли в эти края. Женщины вообще осторожнее, и что можно получить без драки, особенно через постель, подумаешь, такая ерунда, то вообще колеблются недолго. Просто она так привыкла быть полновластной хозяйкой и не считаться ни с чьими желаниями, что и сейчас все ее нутро противится даже мысли пойти на такую уловку, что даже не уловка, а больше похоже на уступку.
Слабая улыбка медленно проступила на ее губах.
- Впрочем, - произнесла она, - а почему бы и нет… Хорошо, сэр Ричард. Вас отведут в мои покои.
- Да я и сам найду, - ответил я. - Вы мне только покажите. Я же без свиты нагрянул, что значит - сам привык решать свои проблемы. Даже такие.
- Даже такие, - повторила она с улыбкой. - Да уж, эту вы никому не передоверите. Хорошо, я отведу вас сама.
В постели мы все исполнили хорошо, даже с блеском, но у меня осталось впечатление, что даже в самые жаркие моменты оба находились чуточку в стороне, наблюдали внимательно и корректировали, что и как делать сейчас, что потом, какие слова произнести, а когда задышать чаще и сильнее сдавить в объятиях горячее и вспотевшее тело.
- Ну, - сказала она, - и что теперь? Что-то изменилось?
- Думаю, да, - ответил я. - После общей постели устанавливается некая добавочная связь, вам не кажется?… Отношения становятся доверительнее. Это уже на уровне инстинктов. Мы, мужчины, полагаем, что покорили женщину, затащив в постель, а вы, женщины, думаете то же самое о нас. Потому вы поверите мне больше сейчас, когда скажу, что ничего менять не собираюсь. Вы остаетесь хозяйкой этих земель, как были. А эта вот общая постель послужит вам дополнительной защитой от настойчивых советов моих лордов.
Она переспросила:
- Каких именно?
- Понятно, каких. Отнять и поделить! Вы - противница самой идеи гроссграфства, так что автоматически попадаете в число тех, кто после победы должен быть наказан. Но в адрес женщины, что принимает меня в своей постели, таких голосов будет меньше. И они будут тише.
Она морщилась, унизительно получить такую защиту, однако этот развалившийся в ее постели человек в самом деле установил свою власть практически над всей Армландией, разумнее ограничить свои полномочия, чем потерять все.
- А что, - поинтересовалась она все еще холодновато, - насчет обвинений в чародействе?
- Я таких не выдвигал!
- Выдвигают другие, - напомнила она.
- А что, - спросил я с интересом, - есть доказательства?
Она подумала, вопрос неожиданный, даже подвигала кожей на лбу, проговорила в нерешительности:
- Явных нет… Но большинству достаточно и косвенных. А то и вовсе догадок.
- Нам нужны явные, - сказал я. - Да и те будем стараться толковать в пользу обвиняемого. Рекомендую построить церковь в своих владениях…
- Церковь? - переспросила она в удивлении. - Да они в каждом крупном селе!
- Отлично, - сказал я с облегчением. - Значит, вопрос в чародействе почти отпадает.
Она пристально посмотрела мне в глаза.
- Сэр Ричард, а как вы лично толкуете чародейство?
- Толкую?
- Точнее, - сказала она с расстановкой, - как относитесь к чародейству лично вы?
Я усмехнулся:
- Вам официальное отношение или…
- Лучше «или».
- Как политик, - сказал я, - и правитель я приветствую все, что возвышает и укрепляет. А также обогащает, усиливает, строит, харвестит, крафтит, добывает и создает. Если чародейство помогает укреплять быт и обороноспособность, то я приветствую такое чародейство, снимая с него негативный ярлык и навешивая гативный. И вообще это уже не чародейство, а вроде полезного крафта. Ну, как столярное дело. Или добыча руды.
В ее глазах росло удивление. Она приподнялась на локте, всматриваясь в мое лицо, надеюсь, достаточно тупое и довольное. Обычно у женщин в этой позе груди не совсем красиво свешиваются набок, но у этой как у юной девушки торчат, не поддаваясь гравитации, а измусоленные моими губами кончики все такие же вздутые и красные.
- Вы всерьез?
- Я вообще серьезный человек, - заверил я.
- Гм…
- Правда-правда. Просто не будем афишировать некоторые особенности вашего управления. Отнесем к удачному менеджменту, точному расчету и планированию. Даже церковь способна закрывать глаза на некоторые вещи, если они не афишируются и другим не навязываются. У всех есть свои слабости. Человек может быть хоть магом, хоть геем, лишь бы не устраивал шествия и демонстрации, а занимался своими извращениями в своей квартире за плотно закрытыми дверьми. Лучше - с плотно зашторенными окнами. А то знаете, даже от Бога можно укрыться, но не от соседей.
Она всматривалась со всем большим удивлением, спросила внезапно:
- Сэр Ричард… вам сколько лет?
- Гм… сколько и зим, думаю.
Она покачала головой.
- Вы хорошо скрываетесь, но иногда замечаю, что вы гораздо старше, чем выглядите.
- А я хорошо выгляжу?
- Прекрасно, - ответила она. - Хорошо, если опасаетесь признаться, скажу я первой, хотите? Мне четыреста лет.
Она напряглась и в ожидании смотрела в мое лицо. Я переспросил с туповатым недоверием:
- Ровно четыреста?
Она внимательно посмотрела в мое лицо.
- Мне кажется, вас удивляет совсем не то, что должно.
- Ну да, - сказал я, - круглые цифры всегда врут. Неужели ровно четыреста?
Она усмехнулась:
- Если уж нужна точность, то четыреста три года.
- Аа-а-а, - протянул я разочарованно, - тогда другое дело…
- В чем?
- Могли бы отпраздновать круглую дату, - сказал я. - А так… ну ничего. Пропустили, жаль.
Она с все большим удивлением всматривалась в мое лицо.
- Похоже, вас вовсе не волнует мой возраст? Здесь может быть только одно объяснение… Либо вы гораздо старше сами, либо у вас столь велика самодисциплина…
- С дисциплиной у меня хреновато, - признался я. - А чему я должен поразиться? Что вам четыреста с хвостиком? Так я еще и за то глубоко уважаю, что следите за собой и заботитесь о внешности. Каждая женщина должна заботиться… Ну там кремы, увлажнители, эпиляторы, ботокс, рестилайн, педикюр, подтяжка и всякая прочая ваша хрень…
Она покачала головой, в глазах удивление все росло и росло.
- Нет, сэр Ричард, вы в самом деле не прикидываетесь, я это вижу, но это… так странно!
- Хе-хе, я вообще замечательный.
- Но как, - спросила она шепотом, - как вы можете… мне же четыреста лет! Вы сейчас должны вскочить, бледный и трясущийся, глаза навыкате, на губах слюни, еще надо шептать молитву и творить крестное знамение на себя и на все, что вокруг…
- Да я-то могу, - ответил я бодро, - но как вы, леди Изабель, можете?… Может быть, это вы прикидываетесь? Вы ведь всегда такая, в старую каргу не превращаетесь? Ну вот. Так что меня это устраивает. А что фигуру держите в такой форме - вообще класс! Слушайте, а сиськи можно покрупнее?
Она переспросила с недоумением:
- Еще?
- Ну да.
- Куда уж больше?
- Ничего, - заверил я, - больше можно всегда. А если вдруг надоедят, хотя это идиотом надо быть, можно сделать совсем маленькими?
Она ответила медленно:
- Да, конечно… Но вы… Вас это не пугает?
- Пугает? - изумился я. - Леди Изабель! Я с вас удивляюсь! Да это прям праздник какой-то!… И жопа горячая, это же надо…
- А что мне четыреста лет?
Я хмыкнул:
- Женщине столько, на сколько выглядит. Вам с виду лет двадцать. А то и все восемнадцать. А когда вот так глаза таращите, то и вовсе шестнадцать. Словом, дурочка что надо. Таких мужчины друг у друга из рук рвут.
Я привлек ее к себе, она сперва упиралась мне в грудь маленькими теплыми ладошками, но вскоре ощутила, что не притворяюсь, мужчинам в таких вопросах притворяться труднее, медленно и тихо вздохнула, лицо расслабилось, сама прильнула, как слабая лоза цепляется за крепкий дуб.
А я еще тот дуб, подумал я горделиво.
Глава 4
Макс вскочил из-за накрытого стола, едва я вошел в зал. Дружно поднялись и рыцари, с грохотом отодвигая стулья. В глазах Макса тревога сменилась ликующей радостью. Так щенок лучится счастьем, когда возвращается отлучившийся хоть на минуту хозяин.
- Все в порядке, - заверил я торопливо еще издали. - Если закончили с пиром, можем ехать обратно.
- Закончили, - ответил Макс.
Старший из слуг проронил мрачно:
- Никто из благородных рыцарей ни к чему не притронулся даже.
Я обвел всех удивленным взором, повернулся к Максу:
- Правду говорят?
Он кивнул без всякого смущения.
- Мы не можем пировать, сэр Ричард, когда томимся неизвестностью. Об этой женщине ходят всякие слухи. Не все из них хорошие. И вообще здесь уютно… слишком.
- Потому что женщина, - объяснил я.
Я сел за стол, кивнул слугам, передо мной тут же появились разнообразные кушанья. Я знаком велел всем сесть, повеселевшие слуги убрали уже остывшие блюда прямо из-под рук рыцарей, у которых вдруг появился зверский аппетит, взамен из кухни торопливо несли горячее, обжигающее пальцы мясо.
Макс посматривал часто и со смущением во взоре. Рыцари переглядывались, острили потихоньку. Всем уже понятно по моему виду, где я был и чем кончились переговоры, словно от меня несет женскими духами за полмили.
Макс спросил, сильно покраснев:
- Сэр Ричард, давно хотел спросить вас…
- Спрашивай, - ободрил я.
- Вот вы паладин…
Он умолк и посмотрел на меня, словно дальше должен говорить я, однако я только кивнул.
- Ну да, паладин. И что? Ты усомнился?
Он испуганно перекрестился.
- Упаси Господи!
- Так что же?
Он продолжил вздрагивающим голосом:
- Сэр Ричард, но тогда не правы святые отцы, которые говорят о безбрачии и непорочности паладинов? Но священники не могут быть не правы…
- Почему?
- Они ж не сами такое придумали! Так сказано в Священном Писании!
Я уловил заинтересованные взгляды рыцарей, у некоторых челюсти стали двигаться совсем медленно, чтобы не заглушить чавканьем мой ответ.
- Макс, сперва я тоже так думал. Нет, не о Писании, там в самом деле написано так… наверное, а о верном толковании. Дьявол, как известно, в деталях. И, честно скажу, понимая Святое Писание буквально, сперва подавлял в себе любую похоть. Даже любые мысли о бабах топтал, бодал и затаптывал. И никого не тащил в постель. Был образцовым рыцарем, за что и удостоился высшего рыцарского ранга - паладина. А будучи паладином, гнал от себя всякую мысль о бабах, сосуде греха, как сказано в Священном Писании…
Рыцари ели и прислушивались краем уха, только Макс смотрел с мукой в ясных глазах.
- А теперь?
Я сказал мягко:
- Макс, я не стал грешником. Во всяком случае, не стал им большим, чем был. Просто поднялся еще на одну ступень и понял вдруг, что у простых людей душа и тело едины. Ну, как если красную и синюю глину перемешать, то уже не отделить потом одну от другой. Простые люди еще не настоящие христиане! Все еще не настоящие. Потому когда грешат телом, у них грешит и душа. Для них и написаны заповеди!
Он потряс головой, в глазах смятение все росло.
- Для них? А для нас?
- Для них, - сказал я терпеливо, - только для них! Потому что их, простых людей, надо еще долго вытаскивать из животного состояния. Но тот, кто уже вылез… это я так гордо о себе, те осознали вслед за мною, красавцем, что плотские утехи, если не злоупотреблять, вовсе не затрагивают и не пачкают душу. Кесарю кесарево, как сказано в Писании. Потому остаюсь паладином, когда встаю из-за накрытого стола, где в удовольствии вкушал роскошные яства, или когда вылезаю из женской постели. А что я паладин, а не прикидываюсь им, проверить очень просто…
Он сказал торопливо очень виноватым голосом:
- Знаю-знаю, вы вчера одним прикосновением залечили рану кузнецу. Просто все это так…
Он замялся, смотрел честными и строгими глазами праведника, который не волен уходить из грешной жизни в мир аскезы, здесь надо сделать так много, однако хочет оставаться как можно более безгрешным.
- Необычно? - подсказал я. - Непривычно?
- Да, сэр Ричард. И вразрез с тем, что я слышал от святых отцов.
- Они говорят правду, - успокоил я. - Но эта правда - для большинства. Человек, увы, животное злобное и похотливое. Однако, если сможешь жить в мире похоти и чревоугодия, но заниматься делом и не впадать ни в то ни в другое… ты останешься чист. Главное, что душа твоя никакой похотью не занимается. А Господь все видит, Макс! Кто-то в самом деле проходит через грязь и не пачкается, а кого-то на ночь запри в чистейшей комнате - утром обнаружишь по горло в грязи!
Рыцари снова стали поглощать пищу медленнее, по скорости работы челюстей могу определить, когда врубаются с ходу, а когда задумываются и стараются понять и проверить на соответствие со своими нравственными правилами.
Макс вскрикнул шокированно:
- Сэр Ричард, как можно?
- Всю грязь человек носит в себе, - объяснил я, - мир без человека вообще не знает грязи.
Он пробормотал в смятении:
- Но как пройти через грязь и не испачкаться? Так разве бывает?
- Можно вообще раствориться, - сказал я зловещим голосом. - Ага, страшно? Это смотря кто ты есть в этом мире. В смысле, алмаз или кусок сахара.
Он перекрестился и прошептал торопливо:
- Да будет и дальше над вами милость Господа, сэр Ричард!
Я тоже перекрестился и ответил смиренно:
- Аминь. Ты ешь, ешь! А то все уже перешли на сладкое, а ты холодную рыбу никак не осилишь.
Возвращались с развернутыми знаменами и с бодрой походной песней. И хотя орали не о воинских подвигах, а о бабах, но в песнях главное, как поют, с каким настроем. А так понятно, лучшие песни про коней и женщин, а о подвигах рассказывать лучше в длинных и красочных балладах.
Я едва успел принять рапорт Растера, что и как за время моего отсутствия, как в зал вбежал оруженосец Макса:
- Ваша светлость, к вам гости!
Я поинтересовался рассеянно:
- Лично ко мне? Или вообще? Если вообще, пусть примет барон Альбрехт. Или сэр Растер.
Он переступил с ноги на ногу, лицо смущенное, развел руками:
- Они не к вам лично, но… по вашему делу.
- У нас общее дело, - ответил я. - Пусть кто-нибудь примет.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 [ 35 ] 36 37 38 39 40 41 42
|
|