нелегкой жизни солдат...
чужих запасов, Фил Кансен прошелся по чердаку, на глаз определяя спелые
"бутыли".
понравившихся ему плодов, а на их место принес три своих. Два к трем - это
был установленный обмен незрелых тыкв на уже готовые.
спустился сам.
неделю, пока наши вызреют?
сил уже никаких...
тыкву. - Ну пошли, товарищ.
во дворе разводом.
обернувшись, посмотрел на настенные часы. Они показывали половину третьего.
До ежедневного похода к реке оставалось полтора часа. Лейтенант вздохнул и,
подойдя к письменному столу, выдвинул верхний ящик.
два года службы на Танжере этот инструмент стал неотъемлемой частью
лейтенанта Хаммера.
но даже прикосновение к этому, казалось бы, неживому предмету рождало в
ощущениях Хаммера некоторый трепетный настрой, который полностью овладевал
им в момент безосязательных свиданий на берегу.
видно не было, его скрывали забор и здание арсенала, но часть косы и лес,
росший на острове, можно было рассмотреть во всех подробностях.
Кансеном. Мерзавцы разбили свой катер и утверждали, что его угонял
террорист. "Возможно, это так, но скорее всего - подлое вранье..." Лейтенант
не склонен был верить солдатам. Он не склонен был верить никому.
ясно, что солдаты притащили новую партию спиртовых тыкв.
посмотреть на эти унылые рожи", - лениво подумал Хаммер и перевел бинокль на
штабной двор.
перед новой сменой наряда и давал последние указания. Хаммер настроил
бинокль и увидел лицо капитана совсем близко. Так близко, что показалось,
будто капитан дышит Хаммеру в лицо. Лейтенант намеренно сосредоточил
внимание на ушах Пакгауза. Они двигались в строгом соответствии с
произносимой капитаном речью, в то время как его жирные щеки сотрясались в
такт шагов.
невыносимой духоты и нетерпения, желания поскорее оказаться на берегу. Он
снова посмотрел на часы и с сожалением отметил, что прошло только десять
минут. Лейтенант опять приложился к биноклю и стал рассматривать далекие,
росшие на острове деревья.
расчесывает косы и поет песню?.." - попробовал пофантазировать он. Но во
всех его фантазиях радужные картинки кончались очень плохо. В конце концов
появлялся соперник и занимался с девушкой Хаммера любовью.
опасение, что когда-нибудь девушка выйдет замуж. И у нее будут семья,
дети...
дал себе обещание Хаммер. Он не собирался делиться своей мечтой и искажать
ее тупым влиянием обыденности.
лейтенант и вспомнил майора Рейнольдса.
артиллерийской станцией где-то между Крымом и Револьтой. За все время службы
ему ни разу не удалось пострелять по реальным целям - только компьютерный
тренинг, и больше ничего. Хаммер помнил, как убеждал майора не уничтожать
деревню живших на острове аборигенов. И все почему? Потому, что там была она
- единственная и неповторимая. Элеонора - такое имя ей дал сам лейтенант
Хаммер. Возможно, это имя более подходило для названия стирального порошка,
но, как говорится, любовь зла, и лейтенант присвоил это имя своей мечте.
боезапас", - усмехнулся Хаммер, представляя себе командовавшего батареями
Рейнольдса.
шестнадцать ноль-ноль?" - эта мысль посетила его впервые, и Хаммер взялся за
ее обдумывание.
ничто не шло в сравнение с Элеонорой, ее появлением на берегу, ее наготой,
ее смехом, который, к сожалению, не мог донести мощный бинокль.
по лестнице капитана.
лейтенант.
прошел в туалет. Спустя несколько минут он вышел обратно, счастливо улыбаясь
и держа в руках свернутую портупею. - Ты слышал, через неделю на орбиту
Танжера придет полковой бордель? Офицерам бесплатный билет. Поедешь?
бордель - это такая низость..." - Ну так поедешь? - переспросил капитан.
обдавал Мэнсона нестерпимым жаром, Джеф пытался закрыть лицо руками, но они
не слушались, и маятник снова и снова совершал свои движения, иссушая лицо
лейтенанта Мэнсона.
виски. Лейтенант открыл глаза и увидел в небе сероватые облака. Они качались
в такт движениям горячего маятника, который оказался ярким солнечным диском.
соломенной хижине...
цветов. Они источали легкие пьянящие ароматы и, по всей видимости, отгоняли
насекомых. Мэнсон слышал, как за тонкой стеной гудели мухи, то ненадолго
затихая, то снова затевая свои бесконечные мушиные ссоры.
сторону. Иногда доносились едва различимые голоса, но что это были за люди и
о чем они говорили, Джеф не понимал. Он немного поворочался на грубом
топчане, стараясь определить свое состояние - немного ныли ребра и саднила
обожженная рука, но в остальном все было в порядке.
и, чтобы выглянуть наружу, Джефу пришлось встать и подойти к прикрытому
циновкой дверному проему. Как только он взялся за занавеску, послышались
шаги. Держась за ушибленные ребра, Джеф быстро вернулся на свою лежанку, и
едва он закрыл глаза, как в хижину кто-то вошел.
камень, лежавший в углу в качестве стола, что-то поставили. Джеф приоткрыл
глаза и увидел присевшую возле камня девушку. Она толкла в глиняной плошке
серый порошок и время от времени постукивала по ней деревянным пестиком.
украшены то ли жемчугом, то ли шариками из шлифованного перламутра.
полотна.
и дотронулась до его висков. Осторожные руки начали втирать в кожу
лекарственный бальзам, и Мэнсон почувствовал, как из головы уходит тяжесть,
с которой он почти смирился. Легкие пальцы скользнули по лицу Джефа, а затем
он почувствовал резкий удар.
еле заметно улыбнулась и отбросила в сторону речной лопух.
щеки горели, и он совершенно позабыл про все хвори. Справившись наконец с
неуместным гневом, Джеф улыбнулся и сказал: - Привет...
Лала?
острове?..